Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черт… Кто бы мог подумать…
Ха! К тому же мне охота разнести вашу тюрягу к едрене фене, чтобы камня на камне не осталось! Собственными руками! Спалить!
Ничего себе… Какие-то Балканы в миниатюре у нас дома… Что за идиот сказал, будто это просто мышца… Будто пересадить ее — то же самое, что почку…
И любоваться на пламя, и даже если меня на коленях будут умолять, чтобы я нассал в огонь, взять и не нассать!
Позвольте вам напомнить, что вы в немецкой клинике… пардон… тюрьме…
Е…ть их всех! Е…ть немцев! Сукины дети! Почти что все смахивают на пидоров. А бабы похожи на мужиков, хоть сейчас на войну! Тут только черные еще смотрятся более-менее. Остальные постоянно в кого-то рядятся, кто в итальянских безработных, кто в американских бандитов — не страна, а какой-то театр трансвеститов… Да, еще желтые. Эти держат фасон. Что ни говори, а я ни разу не видел на улице желтого в каком-нибудь дурацком прикиде. Нет, они маскарад не устраивают. Таскают на горбу свои валторны с виолончелями, реализуя перспективные планы. Только мой народ, будто люмпены какие-то, норовит выдать себя за непонятно кого. Ну точно как русские, как поляки, как гэдээровцы! Ходят в спортивных костюмах с отливом, пьют пиво из банок и кидают их куда ни попадя! Скоро своего от русского не отличишь! Мое сердце этого не выдержит и лопнет, ведь оно помнит и другие времена. Я должен был родиться желтым. Или наоборот — черным. Но не повезло! И мне ничего не остается, как заделаться узником совести и податься на нары, чтоб потом подпалить эту вашу тюрягу… и любоваться…
…и не нассать…
…вы читаете мои мысли, молодой человек, пусть горит как можно дольше…
…наша страна, должно быть, вас страшно достала…
Что нам, черт возьми, с ним делать?
Ведь его нельзя сейчас выпускать.
Нам повезло: он и сам того же мнения.
Все у него перемешалось.
Славянское сердце и германский разум…
Искренность, эмоциональность и критический склад ума…
С одной стороны — поджечь, а с другой — гражданская ответственность за будущее страны…
Родные подадут на нас в суд…
Они привезли нам ювелира…
А назад получат какого-то Бакунина…
Слава богу, что еще по-польски не заговорил…
А черт его знает, на каком он думает…
К счастью, мысли подслушать невозможно…
Мы должны его усыпить…
С какой целью?..
Пусть себе поспит… пусть проспится, вдруг это пройдет…
Действительно, как проспится…
Да-да, надо дать ему немного времени…
Потому что, если подумать, хоть сердце у него и польское, зато кровь немецкая, и как только она разойдется по самым дальним уголкам, вплоть до головы, в смысле до мозга, все должно прийти в норму…
Господа! Мы же врачи! Кровь может иметь Rh плюс, Rh минус, быть первой, второй, третьей группы, но кровь не имеет национальности…
Вот именно… скорее всего так… а иначе получается какая-то дикость дремучая…
Но, с другой стороны, вы ведь сами невооруженным глазом видите: произошла странная, преудивительная и внезапная метаморфоза, явившаяся следствием пересадки обыкновенной, казалось бы, мышцы…
Давайте подбросим его психиатрам…
Прекрасная идея, жаль, невыполнимая. Тем более что он не с ума сошел, а просто несколько изменил мировоззрение…
Аминь. То есть ничего не остается, как сделать укол и положиться на целебное воздействие сна…
На всякий случай приготовьтесь — вдруг понадобится его держать…
Лучше б я работал врачом в Кишиневе…
ХОРХор должен быть мудрее всех, потому что хор — он ниоткуда.
Участники хора — старики и старухи, которые уже однажды умерли.
Участники хора — духи, которые немало повидали на своем веку.
И еще — тела, которые немало перечувствовали.
Я б хотел, чтобы хор был мудрее своей песни.
Жизнь слишком сложна, чтобы доверить ее персонажам пьесы.
Персонажи умирают, сходят с ума или пропадают.
Кто станет ждать мертвого похитителя автомобилей и бриллиантов?
Кто — старика, которого лишило разума чужое сердце?
Собаки в далеком городе на Востоке.
Они узнают запах хозяина даже сквозь плотно закрытую крышку гроба.
И старухи ждут, для которых он навсегда останется ребенком.
Но кто же будет ждать богача, который презирает богатство?
Кто — толстосума, который раздаст свое добро?
Дни становятся короче и короче, и все дольше придется сидеть при свете.
Собаки, свернувшись в клубок, будут пережидать холода.
Запад ничем не отличается от Востока перед лицом смерти и безумия.
Во всяком случае, так должно быть. Остывают моторы автомобилей, и меркнет блеск бриллиантов.
Именно об этом во все века поет хор свою песню.
О том, что происходит, когда действующие лица покидают сцену.
О том, что в конце наступает холод и меркнет самый яркий блеск.
О том, что кончается бензин и останавливаются часы за десять тысяч евро.
О том, что изобилие Запада никогда не утолит жажды Востока.
О том, что покой Востока никогда не избавит Запад от страха.
О том, что собаки чуют смерть хозяина за тысячу километров и воют.
Старухи в черных платках тоже ее чувствуют и плачут.
Об этом поет хор. О том, что когда не станет старых женщин в платках, мы все будем умирать как собаки. И хора тоже не станет, ему будет не для кого петь.
Потому что — при всем уважении к животным — собакам не нужна песня. Собаки знают, кто они.
Собакам не нужен хор.
Зато люди и герои пьес нуждаются в нем испокон веку.
Они слушают его, и слушают, и слушают, и слушают, и слушают, и наслушаться не могут.
Потому что песни о помешательстве, нищете и смерти — самые любимые.
Песнь об угоне «мерседеса».
Песнь о врожденном воровском инстинкте.
Песнь о том, что они никогда не моются.
Песнь о том, что только и знают что моются.
Песнь о кацапах, песнь о швабах, песнь о полячишках.
Песнь о том, что они боятся переходить на красный.
Песнь о том, что не боятся.
Песнь о том, что они не умирают, даже выпив три литра спирта.
Песнь о том, что их призвание — убийства и порядок.
Песнь о том, что они должны жить в рабстве. И о том, что вообще не должны жить.
И о том, что у них черное нёбо, и о том, что у ихних баб поперек, и о том, что их псы натасканы убивать, и наоборот, о том, что псы там подыхают с голоду на коротких цепях, и о том, что в чужой стране хорошо проводить отпуск, воевать или работать, но жить там все равно что медленно умирать — это если тебя сразу не прикончат! И не ограбят вдобавок!
Да что там ограбят! Выпотрошат с ходу!
Обманут при расчете!
Насильно женят на пидоре!
Обяжут жениться на лесбиянке!
Отравят своей едой!
После шестидесяти погонят на эвтаназию!
После семидесяти заставят просить милостыню перед костелом!
Принудят заниматься сексом с детьми!
Каждый день ходить на мессу!
Ну тут уж вы все хватили…
Мы только хор, мы поем песни, чтобы успокоить смятенные души, ищущие ответа.
Мы лишь ответ, содержащийся в вопросе.
Мы лишь бредни, позволяющие вам заснуть спокойно.
Несмотря на то что кончается бензин, остывают моторы автомобилей, меркнет блеск украденных бриллиантов и останавливаются часы.
Бредни, которые позволяют вам жить после пробуждения.
БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА. НОЧЬ. КРОВАТЬ. НА СЦЕНЕ ДВОЕ. ОДИН ЛЕЖИТ, ДРУГОЙ СИДИТ РЯДОМПроснитесь… Проснитесь… Прошу вас, проснитесь… Я не могу громко говорить, вдруг кто-нибудь услышит и придет, а мне нельзя здесь находиться. Ну проснитесь же… У меня мало времени. Вы меня слышите?..
…Кто это? Что это?.. Никого нет… Сейчас ночь, никого и не должно быть, а я сплю… Кто это?.. Что это?.. Кто тут шепчет?.. Тихонько, как шепчет страх?.. Но ведь мне надо спать, здесь строгие порядки и сейчас ночь… Я должен спать…
Но вы уже проснулись. И это я. Я пришел, потому что моя душа ненадолго в меня вернулась. Вы знаете, я и не подозревал, что она у меня есть. Смешно, да?
Да. Я вас слышу… Но это как бы озвученный сон. Вы кто?
Как бы вам сказать…
Говорите прямо.
Я путешественник. Вернее, был им… теперь уж и сам не знаю. Путешествую на автомобилях и перевожу разные вещи. Чаще всего с Запада на Восток.
У вас есть любимая марка?
Что?
- Антология современной французской драматургии. Том II - Елена Головина - Драматургия
- Мандат - Николай Эрдман - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- В черном-черном городе - Вячеслав Дурненков - Драматургия
- О-Кичи – чужеземка (Печальный рассказ о женщине) - Юдзо Ямамото - Драматургия
- Драматургия Югославии - Мирослав Крлежа - Драматургия
- Весь мир театр - Борис Акунин - Драматургия
- Уик Энд (Конец недели) - Евгений Гришковец - Драматургия
- Свет юности [Ранняя лирика и пьесы] - Петр Киле - Драматургия
- Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых - Алексей Слаповский - Драматургия