Форма входа
Читем онлайн За землю Русскую - Анатолий Субботин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Ладно, велю открыть ворота, а ты, Ермольевна, помни: отпоют обедню — немедля домой! — наказал он.
— Куда же еще-то! Не на Гулящую горку побежим.
Колокола отзвонили «на выход», пора бы Ермольевне с боярышней дома быть, а их нет. «И поделом, не слушал бы старую дуру!» — ворчал Окул про себя. С каждой минутой тревога его усиливалась. И в терем он не раз забегал, и за ворота выглядывал. Когда уходили — Окул видел их из переходца: оделась боярышня не по-праздничному. Голубой летник на ней да плат белый. Ни жемчугов не надела, ни бус, ни колтов золотых. «Ох, беда! — вздыхал Окул. — И куда завела старая колдунья?» Шумно и людно на улицах. Не хотелось Окулу давать огласку своей тревоге, а как скроешь? Позвал к себе рыжего Якуна, воротного сторожа, спросил:
— Открывал ты, Якунко, утром ворота болярышне, как пошла она к обедне с Ермольевной?
— Открывал.
— К дому-то нет?!
— Не пускал их, не видел.
— Ты… Вот что, Якунко: беги туда, в церковь ко Власию, спрашивай у людей: не видел ли кто девицы в голубом летнике? Не найдешь следу — в хоромы не жалуй! — пригрозил Окул.
— Найду, не иголка, чай, — ощерил Якун в ухмылке кривые зубы.
К вечерням звонили, когда вернулся Якун в хоромы. Увидев его, Окул еле вымолвил:
— Где болярышня, Якунко?
— Болярышня где — не ведаю, а след ее отыскал, — ответил рыжий. — У Власия ее видели. Как обедню отпели, вышла она на паперть, дарила нищую братию. Ермольевна в сторонке стояла. Спустилась с паперти болярышня, подошел тут к ней молодец… Кто он? Не дознался. Поговорили они будто и не к дому пошли, а на Великий мост…
— О! — простонал Окул. — Пес ты, злодей ты, Якунко! Надо бы и тебе следом, на торгу спрашивать.
— Был я на торгу… И на Буян-лугу и на Гулящей горке… У людей спрашивал и сам смотрел: нет ни болярышни, ни Ермольевны.
— Иди ищи! — прохрипел Окул. — Тимка возьми с собой… Вернется старая колдунья, велю драть ее батожьем.
Глаза Окула сверкнули такой жестокой ненавистью, что даже Якунко попятился к дверце. Сухой, с обострившимся носом и ввалившимися щеками старик был страшен.
Глава 5
Ночной звон
Боярин Якун Лизута проснулся у себя в горнице. В ушах шум, в висках ломота, как от угара. Потрогал голову — цела. Позавчера на Гзени, у Духова монастыря, встречали войско; звонили колбкола, сказывал Новгород славу Александру. Не жаловал боярин Якун князя Александра и не скрывал того, но весть о черной смерти кума Бориса Олельковича сдула прежнюю прыть.
Ах, не слышать бы лучше Якуну про Свиные ворота во Пскове, не знать бы о том, что висели на тех воротах изменники-переветы — псковский Твердила и новгородский Нигоцевич. Будто сейчас лишь понял Лизута: молод Александр годами, а рука у него жесткая. В Новгороде против совета господ устоял, не устрашился он казнить Бориса Олельковича и тех, кто шли за Борисом.
Как ни мутна похмельная голова, а словно ледяные пиявки ползут между лопаток у боярина. Грех да беда с кем не живут. «Смириться надо, — решил Якун. — Не по времени распря».
Как встречали войско на Гзени, Лизута и молебен слушал и «славу» кричал князю. А вчера на пиру сидел в княжей гридне. Дознаться бы теперь, когда домой он вернулся? Рассказывал о чем-то на пиру гость Спиридонович… О том будто, как ходили они с Афанасием Ивковичем на торг в Висби, о битве вроде твердил… А с кем бились гости — не удержалось в памяти. Князь чашу поднял… Чью славу пили? Велика чаша была и мед крепок. Выпил боярин — гридня закружилась перед глазами.
А шум в ушах не умолкает. По вискам бьют железные молоточки — тук, тук… Вспомнился почему-то княжий воевода Гаврила Олексич. Смотрит будто Олексич на боярина из темного угла горницы и насмешливо щурит глаза. «Может, поспорил я с ним?» — попытался вспомнить боярин. Ох! Будто осенний мозглый туман съел память.
В горнице темно. Вечер, знать. Дождик на улице… Слышно, как царапается он в слюдяную оконницу. И в голове боль, и плечи ломит. Не пора ль боярину знать меру в питье! Небось не ковшами — бочками не измерить, сколько на своем веку выпил он меду и мальвазеи заморской, но, как сегодня, никогда не терял памяти.
— Тьфу, окаянная пропасть! — рассердился боярин. — Как же это я? Эй! — вскочил и затопал ногами по тесовому полу. — Никак все умерло в хоромах…
— Что повелишь, осударь-болярин? — в горнице неслышно появился ближний холоп.
— Огня! Уморить меня собрались в темнище.
В переходе послышался торопливый шепот. Скоро ближний холоп внес зажженную свечу в медном подсвечнике, поставил и застыл в поклоне. И потому ли, что свет озарил горницу, или потому, что увидел склоненную голову холопа, Лизута затих; обмял пальцами растопившийся на свече воск, спросил мягче:
— Спал-то я… много аль мало времени?
— К обедням звонили, как пожаловал ты в хоромы, осударь-болярин. А теперь-то ночь. Скоро, чай, заголосят первые петухи. Владычный служка прибегал… Будили тебя, осударь, не добудились.
— С чем он?
— Звал к владыке… — Начал холоп, но, увидев, как ощетинились мохнатые брови боярина, запнулся.
— По делу звал-то? — спросил Лизута помедлив.
— Владыке-архиепискупу будто худо нынче, — со вздохом произнес холоп. — Сказывал служка — ближних попов не узнает. В утре будто схиму восприимет.
— Как? — от изумления у боярина широко открылись глаза, словно впервые услышал он о болезни владыки. — Неужто и эта напасть за грехи наши! Немедля беги на владычный двор, проведай…
Весть, что владыка готовится принять схиму, и огорчила и удивила Лизуту. Боль в голове забылась. Древен летами владыка, но сохранил он юношескую ясность ума, зоркость духовную. Неужто владыка чует близость конца? «Не два века жить ему», — размышлял, бывало, Лизута, и все же ничто, казалось, не предвещало последнего часа архиепископа. Кончина владыки не пройдет бесследно для первого владычного боярина. Изберет Новгород нового архиепископа, а каков-то будет новый?
Лизута мысленно прикинул: кто явится избранником? Прикинул и не нашел достойного. Евстафий — игумен Антониева монастыря — безволен и тих, книжник Феогност, которому благоволил владыка, умен, настойчив, смел, но он грек… Новгород не примет грека. Нифонт, игумен юрьевский, достоин, но привержен суздальцам. Юрьев — княжий монастырь, а Нифонт друг Ярослава владимирского. Тревожно, ох тревожно! Не сталось бы так, что другой, кто и местом и вотчинами ниже Лизуты, сядет в Грановитой первым владычным боярином.
Лизута надел домашний кафтан, расчесал бороду. Холоп принес жбан со студеным квасом. Боярин взял жбан, отпил. Это освежило голову. Теперь он узнал знакомые стены горницы, сундук на лавке в углу, под образом, голубые и зеленые изразцы печи. Громче и тревожнее доносится с улицы шум дождя. Острые струйки его настойчиво бьются в слюду оконницы. Если бы не страх, что может унизить тем степенство свое, вышел бы сейчас боярин так, как есть, из хором, подставил бы дождю непокрытую голову. Вспомнил он, какое наслаждение, бывало, испытывал, когда босоногим сопляком месил ногами лужи.
И как будто от дум этих потянуло боярина к еде. Росинки у него во рту не было с той поры, как вернулся из княжей гридни. И только бы Лизуте велеть принести еду, как плотная, непроницаемая тьма за оконницей гулко ухнула. От гула ее, ворвавшегося в горницу, заколебалось пламя свечи.
Лизута вздрогнул.
— Звонит святая София, — прошептал он, поднимая глаза в угол, где, еле мерцая, теплится огонек перед киотом. — Боже ты мой, осподи!
Не хотелось боярину верить тому, о чем вещал разнесшийся в неположенный час звон большого владычного колокола. А звон не утихал. Медленный, упругий, будто каменный, наполнял от тягостными звуками сомкнувшуюся над городом ночную тьму, врывался во все ее уголки, звал к скорби. Лизуте казалось, что все люди, как и он, слышат в этот час не звон большого владычного колокола, а горе, слезы и плач Великого Новгорода. Представился боярину сонм попов и игуменов в покоях владыки, черные ризы их, тягостное, разноголосое пение, колеблющееся пламя восковых свечей… «Неужто отойдет владыка, не доживет до утра?»
— Что делать? — вздыхал Лизута.
От страха у него потемнело в глазах. Он переживал такое несказанное смятение, словно не владыке, а ему, Якуну Лизуте, предстояло покинуть мир.
— Одёжу мне! — не крикнул, а высоко и тонко провизжал он. — Скорей! Осподи, прости меня, раба твоего, болярина! — молился Лизута. — Сподоби меня принять благословение святителя твоего!
Никогда еще с такою неловкой поспешностью, как сейчас, не надевал Лизута сафьяновые сапоги; с трудом запахнул он узкий кафтан; пояс был тесен, но Лизута не замечал ничего — даже не обругал помогавшего ему холопа.
Забыв посох, боярин спустился во двор; не разбирая пути, не обходя луж, тускло поблескивавших в темноте, поспешил в Детинец.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу За землю Русскую - Анатолий Субботин бесплатно.
Похожие на За землю Русскую - Анатолий Субботин книги
- Аттила. Предводитель гуннов - Эдвард Хаттон - Историческая проза
- Чингисхан - Василий Ян - Историческая проза
- Нашествие гуннов - Артур Дойль - Историческая проза
- Госпожа трех гаремов - Евгений Сухов - Историческая проза
- Чингисхан - Василий Ян - Историческая проза
- Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников - Историческая проза
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Марко Поло - Виктор Шкловский - Историческая проза
- Бремя государево (сборник) - Михаил Лебедев - Историческая проза
- Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев - Историческая проза
