«То есть не стала еще, но скоро станешь».
Осси поднялась с кровати.
– Хочу на себя посмотреть.
Хода хмыкнула.
– Что?
«Да, ничего… Посмотри».
Это пока она лежала, ей казалось, что сил — через край. А когда встала и сделала шаг, мир сначала предательски качнулся, а потом зашатался под ногами, будто палуба пьяного корабля в открытом море. В голове от этого зашумело и закрутило, а потом во рту появился солоноватый привкус крови, и это неожиданно отрезвило и привело все в норму. Включая и своевольный мир.
В конце концов, Осси хоть и с трудом, хоть и по стеночке, но все же осилила бескрайне долгий путь в шесть шагов, и добралась до большого зеркала.
Да уж… посмотреть было на что!
– Дрянь! Дрянь! Дрянь! — Осси лупила кулаком по стене, не обращая внимания ни на брызжущую во все стороны кровь из разбитых костяшек, ни на жалящие брызги расколотых камней. Не очень понятно было, кого она имеет в виду: себя, ула или проруху-судьбу, но у нее самой, похоже, на этот счет сомнений никаких не было и останавливаться она не собиралась. — Мразь! Тварь!
«Все! Хватит! — Рявкнула в голове Хода. — Это не поможет! Тебе-то что — на тебе-то все в миг теперь заживает — дом пожалей. Разнесешь ведь».
Но Осси ее даже не слышала и продолжала в исступлении крушить стену.
– Мразь!
Наконец она остановилась и, тяжело дыша, уставилась на израненные пальцы.
– Тварь! — Уже совсем тихо повторила она и всхлипнула.
Внимательно осмотрев руку, она слизнула выступившую кровь. Стало легче. Слизнула еще.
Она продолжала слизывать кровь, с ужасом и интересом наблюдая, как прямо на глазах затягиваются молодой розовой кожицей глубокие рваные раны и мелкие ссадины.
Прошло довольно много времени, прежде чем она успокоилась настолько, что смогла оторваться от этого глубокомысленного созерцания:
– Сколько… — голос Осси сорвался в хриплый сип, и она закашлялась. — Сколько до полнолуния?[20]
«Четыре дня. — Это звучало как приговор, и, видимо, желая его хоть чуточку смягчить, Хода добавила: — Не считая сегодняшнего».
Да, сегодняшний день считать уже не стоило. От него и не осталось уже ничего. Пока Осси разбиралась тут со своими ощущениями, солнце уже закатилось, и наступил вечер. А где вечер — там и ночь…
– Тварь! — Опять повторила Осси и повернулась к зеркалу.
Девушку, которая смотрела на нее с той стороны стекла, она узнавала с трудом. Как давнего знакомого. Как хорошо позабытого родственника, которого не видела много лет, и вот теперь надо было угадать в совершенно чужом человеке родные черты, и уже по ним понять, кто же это перед тобой. Примерно так. С той лишь разницей, что на этот раз в незнакомке надо было узнать себя.
Сделать это было трудно, и многое приходилось принимать просто на веру, потому что изменилось в ней практически все. До самой последней черточки.
Во-первых, бледность. Совсем белым лицо, благодарение Страннику, не стало, но красок на нем поубавилось изрядно. Такие лица были в моде лет этак двести с лишним назад, а вот по нынешним временам выглядела Осси несколько нездоровой. А, учитывая порядком посиневшие губы, так и вовсе можно было решить, что она вознамерилась перенести на ногах лихорадку или еще чего похуже.
Волосы у нее стали светлее и даже, вроде, немного длиннее, чем раньше. И точно, что жиже. Теперь они свисали светлой паклей безо всякого намека на прическу и ухоженность.
Нос стал чуточку тоньше и острее — и, честно говоря, таким он нравился Осси больше. Щеки немного впали, а от этого скулы стали выпирать сильнее, а лицо, как бы, удлинилось и стало уже. Вообще, все черты стали тоньше и изящнее, а красота ее приобрела какой-то новый и более хрупкий оттенок.
Глаза… Глаза — это отдельная песня. Они стали ощутимо больше, причем, вроде даже, изменился их разрез, немного вытянувшись вверх и к вискам. Радужка больше не была белой, а стала бледно-голубой, как небо в очень жаркий день, а сам зрачок, сильно отливающий в желтизну, довольно заметно вытянулся по вертикали, наподобие кошачьего или змеиного. Не так, чтобы совсем, но сильно к этому приближаясь. Все это вкупе, смотрелось весьма неплохо и глаз от новых Оссиных глаз — простите за каламбур — оторвать было трудно и почти невозможно. Даже ей самой пришлось сделать довольно значительное усилие, чтобы порвать чары, истекавшие из их отражения.
В целом выглядело все вполне сносно, хотя и сильно непривычно. Жить с этим, во всяком случае, было можно.
Да… Горло… Никаких шрамов, ран и, вообще, ничего подобного и хоть отдаленно похожего, на нем не было. От укуса не осталось ни следа, ни, даже, воспоминания. И это было неплохо!
Всю эту несколько изможденную и чуть попахивающую смертью красоту немного портили три вещи.
Во-первых, из уголка прокушенной губы — вот откуда появился тот солоноватый привкус — стекала тоненькая струйка крови. В принципе, это было не страшно, потому, что она уже подсыхала, да и вообще, ее можно было вытереть. Что Осси и сделала, не раздумывая использовав для этой цели мягкое белоснежное полотенце.
«Интересно, а кто ему их тут так выбеливал?» — Мелькнула в голове шальная мысль, которая, правда, тут же растаяла в водовороте новых впечатлений.
Второе, что несколько, на Оссин вкус, портило ее новый облик, так это то, что верхние ее клыки заметно удлинились. Настолько, что теперь даже высовывались из-под губы. Пока, правда, не очень намного, но понятно было, что это только начало.
Леди Кай довольно долго рассматривала свои новые зубки, гримасничая, наклоняя и поворачивая голову и так, и эдак, но коль скоро поделать с этим ничего было нельзя, в конце концов плюнула и махнула на них рукой…
Третья неприятность заключалась в том, что отражение ее было, как бы это сказать… слегка прозрачно. Не то, чтобы совсем, и не очень сильно, но, во всяком случае, контуры предметов сквозь него видны были.
И это было плохо.
Потому как раз процесс уже пошел, то теперь остановить его уже ничто не могло, а это значит, что уже очень скоро леди Кай своего отражения лишиться, и зеркала перестанут ее отражать. Несколько дней назад в одном из подземных коридоров об этом можно было только мечтать[21], но сейчас это казалось больше минусом, чем плюсом. Тем не менее, хотелось ей этого или нет, — такова была данность. Во всяком случае, пока.
Было в зеркале и еще кое-что. И оно Осси не нравилось.
Внимательно осмотрев сначала свое отражение, затем себя, а потом, повернувшись, и всю комнату, она спросила:
– Хода, а ты где?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
