Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, так что? – она выпятила подбородок. – А тебе-то что надо?
На толстых, похожих на лупу стеклах очков, виднелись отпечатки ее пальцев. Я чуть повернул голову. Соседи, шептавшиеся у меня за плечами, уходить, видимо, не собирались и с любопытством смотрели на меня.
– Пожалуйста, как всегда.
Фрау Кальде нахмурила брови.
– Как это прикажете понимать?
Я откашлялся.
– Ну, две пачки Chester, пачку Gold-Dollar и две бутылки пива.
– Вот видишь! – Господин Квер откусил краешек шоколадного мороженого. – У него сегодня хвост трубой. Он знает, как подмазаться к девчонкам.
– Момент… – Фрау Кальде обернулась и внимательно осмотрела полку. – Разве твоя сестра не купила все это только что? – Она откинула в сторону занавеску, прикрывавшую остальную часть квартиры. – Хорст?
Ее муж не ответил. Только было слышно негромкую музыку, духовой оркестр, а я подошел к прилавку поближе.
– Понятия не имею. Моя мать сказала, что, когда я вечером буду возвращаться домой, должен принести все это.
– Хорст? Да что же это такое, куда он запропастился?
Фрау Бройерс закивала.
– С этих мальчишек ни на минуту нельзя спускать глаз… А мне надо отойти.
– Хорст! – метала громы и молнии фрау Кальде. – Ты что, в подвале?
– Ладно, оставьте. Может, моя сестра действительно приходила. Я спрошу и, если что, приду еще раз.
Она покачала головой.
– Должно быть, действительно в подвале…
И выставила на доску две бутылки пива, Ritter Export, комнатной температуры, хотя отлично знала, что мой отец пьет только DAB. Но я ничего не сказал. Рядом она положила сигареты, вынула из кармана передника карандаш и стала подсчитывать.
– Это будет… – Она взглянула на меня. – Без посуды?
Я отрицательно помотал головой, а она провела языком по зубам.
– Тогда, пожалуйста, четыре марки тридцать пфеннигов.
Господин Квер тихо присвистнул, а фрау Бройерс надула щеки.
– Бог мой! Какое счастье, что у нас никто не курит. Так и разориться недолго!
Фрау Кальде смотрела на меня выжидающе. Она знала, что я отвечу, и могла бы запросто взять у себя за спиной свой гроссбух, серую бухгалтерскую тетрадку. Но она хотела услышать это от меня, каждый раз одно и то же и особенно, если рядом находились другие покупатели. Я сглотнул, почесал затылок.
– Запишите, пожалуйста.
Женщина протянула руку к косяку двери, где повисла нить паутины, смахнула ее.
– Что ты говоришь? – Потом она быстро посмотрела на остальных, и на секунду мне показалось, что ее зрачки за стеклами очков быстро-быстро заходили колесом. – Говори громче, чтобы я поняла. Мы же не в церкви.
Фрау Бройерс откусила вафельку от мороженого, протянутую ей господином Квером, облизнула губы.
– Пожалуйста, запишите, – повторил я и спрятал пачки в карманы.
Мне очень хотелось потрогать новенькие пачки сигарет. Потом я взял бутылки и направился к двери, открыл ее плечом. Соседи у меня за спиной начали шептаться, но фрау Кальде отвечала им нормальным, не приглушенным голосом. А сумму записала в тетрадку.
– Да бросьте. Она приходит только тогда, когда у нее есть наличные. Она стесняется покупать в кредит. Потому и посылает детей.
Я вышел, дверь захлопнулась на замок. В конце улицы, там, где начинался пустырь, Марондесы играли в футбол половинкой брикета угля, а Толстый сидел на траве и держал перед носом одну из своих дешевеньких книжек про Дикий Запад. Он читал ее сложенной так, что было видно только одну колонку. И при этом шевелил губами. Вообще-то его звали Олаф, и он страшно не любил, когда его называли «Толстый». Да и не был он уж настолько толстым, просто выше и сильнее нас. Ему было уже пятнадцать. Он ездил без прав по поселку на мотороллере своего брата, и даже шпана из Клеекампа относилась к нему с уважением.
Я поставил все на бордюрный камень и свистнул сквозь зубы.
– Ух ты! Выиграл в лотерею?
– Нет. Но Stuyvesant купить не мог, и так уже почти пять марок. Засекли бы. Ведь это все как бы для моих родителей, понимаешь?
Он едва успел кивнуть, как вдруг нахмурил брови. Брикет влетел в столб забора и развалился на куски. Карл хлопнул меня по спине, нагнулся за бутылкой и сорвал пробку зубами, полилась пена, а его брат рассматривал сигареты и нюхал пачки. Я засунул руки за пояс, чуть вздернул плечи.
– Вы примете меня обратно?
Толстый встал. В лучах заходящего солнца концы его волос казались рыжими, а вместо глаз я видел только темные впадины. Марондесы стояли в ожидании позади меня, и в сумерках я только мог догадываться, что они ухмыляются. Вдруг показалось, будто пронесся холодный ветер, – меня ударили в живот. Не так чтобы сильно, я не упал, а только попятился назад или собирался это сделать. Но тут сзади подобрался на четвереньках Франц, так что я все-таки скопытился. Пока я лежал на траве, Карл мерзко смеялся, засовывая сигареты себе в карман. Я повторил свой вопрос.
– Ну, конечно, – открывая пиво, произнес Толстый откуда-то из темноты, – всегда рады тебя видеть.
На следующий день, когда первая смена уже закончила работу, я пошел встречать отца. Ему это не очень нравилось, перестало нравиться, вот и сейчас он скривил рот, когда увидел меня на краю Дорстенерштрассе, резко мотнул головой. Один из его приятелей, ехавший рядом на велосипеде, ухмыльнулся. А другой что-то крикнул мне, но я не разобрал. Наемные грузовики, вывозившие шлак с рудника, ревели слишком громко. Мы называли их «кошачья смерть».
Отец остановился, положил вельветовую куртку на багажник.
– Что сегодня на обед?
Я уселся, пристроил ноги на гайки оси.
– Жареная картошка с яичницей и шпинатом.
Потом обнял его за пояс, прислонился щекой к спине. Запах ядрового мыла, которым он мылся в нарядной после смены, проходил даже сквозь фланелевую рубашку. Он нажал на педали.
– Слушай, как ты сидишь? Ты ведь не девица. Держись за седло.
Я сел прямо, ухватился пальцами за край кожаного седла, а отец свернул с улицы и поехал среди полей по очень неровной, колдобистой дороге. Защитный кожух цепи дребезжал, и когда я вытягивал ногу, то по ней хлестали колосья. От тряски на багажнике мой зад стал казаться мне ватным.
Когда мы приехали домой, я снял с руля сумку и, посвистывая, вбежал вверх по лестнице. Ступеньки только что натерли, и они блестели на солнце, я снял сандалии и позвал мать сквозь полуоткрытую дверь. Но она не ответила, и я на мгновение задержался на пороге. Не пахло ни луком, ни салом, и обеденный стол не был накрыт. Радио не включено, а на кухне в лужице воды лежали на буфете две картошки, кусок «рамы» и шпинат. И плита стояла холодная.
Ни звука. И в спальне никого, покрывало аккуратно расстелено на кровати, тикает металлический будильник. Под бахромой абажура носится муха, я снова позвал мать, постучал в дверь ванной комнаты, но там никого не было. Узкое оконце стояло открытым, в ванной плавали еще не постиранные нейлоновые чулки, из крана на них бежала струйка воды, они слегка шевелились. Рядом с мыльницей надавленный тюбик крема для ног. На полу – отвертка.
Я слышал, как по лестнице поднимается отец, медленно, тяжело ступая, он вышел на балкон и посмотрел в сад.
– Лапуля! А где мама?
Софи одиноко сидела на краю песочницы. Плюшевый мишка был по горло зарыт в песок. Она подняла голову. И, хотя солнце светило ей в спину, она закрылась от него рукой.
– Я не хочу есть.
Услышав такое, отец оглядел кухню.
– В чем дело? Куда она подевалась?
Я пожал плечами.
– Может, в подвале. Белье вешает. Пойти посмотреть?
Он не ответил. Бросил куртку на диван, позвал мать глухим голосом. Когда он ступал по половицам, в горке слегка звенели стаканы. В ванной он нагнулся, поднял вентиль и прикрутил его на место. Потом толчком открыл дверь в детскую, упер руки в боки. Его фигура, широкие плечи загораживали мне вид.
– В чем дело?
Голос звучал так, будто он удивлен. Я протиснулся мимо. Вся комната была полна табачного дыма, а мать, скорчившись, лежала на кроватке Софи. И хотя на ней был стеганый халат, она натянула себе на грудь одеяло с карликами и мухоморами. На нас она даже не посмотрела. Голова повернута к стене, глаза закрыты, а в пальцах потухшая сигарета. Подушка Софи в потеках от туши и слезах.
Я склонился над ней.
– Что случилось? У тебя опять колики?
Она тихонько просипела, но ничего не ответила. На высунувшейся из-под одеяла ноге шлепанец с оторочкой из белого плюша. На шее нитка жемчуга. Я вынул из пальцев бычок и бросил его в пепельницу, стоявшую на коврике перед кроватью. Отец выдохнул носом воздух, издав резкий звук, провел руками по волосам.
– Может, вызвать «скорую»?
Она все время громко глотала, как будто у нее что-то застряло в горле.
– Не имеет смысла, – почти не открывая рта, тихо сказала она, прерывисто дыша, – дайте мне просто полежать.
Отец пожал плечами, развернулся и ушел на кухню. И пока я снимал с матери тапочки и ставил их у кровати, я слышал, как отец возился на кухне с конфорками, как раздался шаркающий звук выдвигаемого ящика с углем, гораздо громче, чем когда это делала мать. Я наклонился, убрал прядь волос с ее лба. Она чувствовала себя слегка отупевшей от обезболивающего спрея.
- История моего безумия - Тьерри Коэн - Зарубежная современная проза
- И повсюду тлеют пожары - Селеста Инг - Зарубежная современная проза
- Пока ненависть не разлучила нас - Тьерри Коэн - Зарубежная современная проза
- Твоя вторая жизнь, или Шанс все изменить - Рафаэлла Джордано - Зарубежная современная проза
- Антихриста - Амели Нотомб - Зарубежная современная проза
- Этот прекрасный принц – такой дурак! - Агата Коломбье Ошбер - Зарубежная современная проза
- Ураган в сердце - Кэмерон Хоули - Зарубежная современная проза
- С жизнью наедине - Кристин Ханна - Зарубежная современная проза
- Мужчина с понедельника по пятницу - Элис Петерсон - Зарубежная современная проза
- Жизнеописание грешницы Аделы (сборник) - Ирина Муравьева - Зарубежная современная проза