Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в чём его нужда? Что так сильно мучает его? Лицо настолько же глупо, насколько неистово. Любое понимание улетучилось уже очень давно, если оно вообще было. Я отворачиваюсь от него и смотрю на женщину в паре шагов от меня. Та же картина. Эти люди не разумны. Их мольбы и поклонение — остаточные явления. Сохранилась напряженность. Значение умерло. Я задумываюсь — что же убило его и когда. Предполагаю, что случилось это в момент создания амфитеатра.
— Они дразнят нас? — спрашивает Гамигин.
— Нет. Они слышат звуки поклонения и подражают им, поскольку они исходят от объекта их почитания.
Мы подходим к деревне, следуя за звуком гротескной пародии на молитву. Поселение ещё более жалкое, чем я себе представлял. Нет ни единой лачуги, построенной недавно. Многие из них разрушаются, стены большинства стоят только потому, что они опираются на соседние постройки. Первые две, в которые я заглядываю, заброшены. Кажется, что эти люди утратили даже чувство необходимости убежища. Но третье строение отличается. Оно больше остальных и в лучшем состоянии. Не потому, что оно ремонтировалось. Оно было построено изначально лучше, вот и всё. Окон нет. Здание имеет прямоугольную форму, с одной стороны даже есть двери, стоит оно в центре посёлка. Его местоположение и размеры наводят на мысли о пиршественном зале или церкви. И именно отсюда исходит пение.
— Запах, — говорит Гамигин.
— Ага, — он становится сильнее по мере нашего приближения к зданию. Это зловоние осквернения, словно гимн начал гнить сам по себе. Гамигин поднимает болтер, и я открываю дверь.
Я оказался прав. Это пиршественный зал. И церковь. И она всё ещё используется.
Старая, гнилая кровь течет вокруг моих ботинок по направлению к входу. Дневной свет проникает внутрь только на треть всего помещения, словно стыдясь заходить дальше. Но я всё прекрасно вижу своим улучшенным зрением. Я вижу то, чем питаются жители Векайры.
Друг другом.
Это склеп. Не могу сказать, что тела разделаны, так как это слишком мягкое слово, чтобы описать содеянное. Жертвы расчленены, разорваны на куски руками, плоть сорвана с костей зубами. В центре потолка есть дымоход, а под ним древние следы очага, только вот огонь в нём не разводился веками. Кости, гнилое мясо и полусъеденные органы высятся огромными кучами. Культура Векайры становится для меня ясной, кусочки доказательств складываются в омерзительный портрет. Это популяция каннибалов, пожирающая себя быстрее, чем рождаемость может восполнить потери. И хотя город когда-то был населен миллионами, удивительно, что вообще уцелел хоть кто-то. Но заниматься этим вопросом у меня желания нет. Смысла тоже. Жители Векайры больше ничего не могут мне сказать.
Но они пытаются. Здесь дюжины людей, жующих старую и новую плоть вперемешку и поющих свои идиотские пародии на святые обряды. Я не знаю, возносят ли они благодарности, или же просят покровительства. Я сомневаюсь, что они и сами это знают. Те, что ближе к дверям, съеживаются. Они пялятся на нас глупыми дикими глазами. У самого последнего орка и то больше достоинства, чем у этих существ.
— Вы не достойны спасения, — говорю я людям.
Они не отвечают, продолжают сидеть, съежившись, жрать и петь. Гамигин и я выходим обратно на улицу и закрываем двери. Мы смотрим друг на друга. «Они ушли от света Императора», — говорю я. Гамигин кивает. Подумать только, мы спасли этих червей от участи стать материалом для еретических ритуалов Освященных. Удивительно, что подобные отбросы могли бы подойти для целей предателей. Возможно, что не подошли.
— Надо бы сходить за огнемётом, — говорит Гамигин.
— Так управимся, — отвечаю я, но прежде чем мы успеваем начать зачистку, я замечаю Альбинуса, идущего к нам. Я жду. Он останавливается в паре шагов от нас. Снимает шлем. Его глаза всё ещё светятся под впечатлением статуи, и этого достаточно, похоже, чтобы он не замечал ни шума, ни вони. Он находился в присутствии святыни, и грязь смертных не достойна его внимания. Я знаю, что он пришёл упрашивать меня вернуться. Температура воздуха вокруг нас стремительно падает. Когда Альбинус произносит: «Мефистон», то выдыхает облачко пара.
Я прерываю его: «Войди туда, — говорю я, указывая на здание, — после поговорим».
Он подчиняется. Когда он возвращается, то заметно, что свет в его глазах немного потускнел. Сомнения — здоровые, необходимые сомнения — пустили корни.
«Представь, — говорю я, — что мы прибыли сюда не ведомые видениями Квирина, а Освященных не было бы. Представь, что мы увидели бы только этих тварей и зрелище, которое сейчас перед нами. Какие действия мы бы предприняли?»
Альбинус не колеблется с ответом, и это дает мне надежду: «Мы бы уничтожили всё вокруг».
— И всё же мы поступаем иначе.
— Потому что это было бы ошибкой. Ведь мы не остановились бы, чтобы исследовать башню.
— Окруженная мерзостью, как эта вещь может сама быть чем-то иным?
— Ты разве не видел её?
— Видел.
«Правда? А я думаю, нет. Это Сангвиний, во всех деталях. Я знаю, так же хорошо, как знаю кровь, текущую в наших венах, что наконец-то узрел истинный облик нашего примарха. И ты тоже, старший библиарий». Когда я молчу в ответ, он настаивает: «Ты видел».
Он был честен со мной. «Да», — признаю я.
Альбинус вздыхает: «И…?»
— Я видел подобие. Работа исключительная. И что? Это не говорит нам ничего ни о происхождении, ни о природе статуи. Видимость святости и её реальность — это разные вещи. Этот горький урок наш орден должен был бы выучить наизусть. Нам следует думать лучше, прежде чем очередной фальшивый идол втянет нас во что-нибудь снова.
— Другая ситуация. В этой статуе нет места подделке.
Я хочу возразить, вытряхнуть Альбинуса из глубин его заблуждений, но не могу. Я знаю, с уверенностью, которая беспокоит меня, что он прав. Есть правда в этой башне. Но лишь кусок правды. Так должно быть. Я разочарованно отворачиваюсь от него, и вновь смотрю на прогнившую деревню.
— Что прикажете делать, старший библиарий? — спрашивает Гамигин.
Я указываю на церковь: «Уничтожим эту скверну». Я стискиваю зубы: «А затем закончим нашу миссию». Я не стану отменять план Кастигона по защите статуи. Квирин нанесет ответный удар, и ересь станет неизбежной. Я слишком люблю орден, чтобы обрушить на него подобный кошмар. К тому же Освященных надо уничтожить.
Гранатами, огнём болтеров и моим разочарованием, превращенным в очистительные молнии, мы сравниваем церковь с землей. Мы очищаем землю от этих зверей. И мы всё ещё идем уготованным нам путем, всё дальше и дальше в тени, где что-то ждет нас.
И смеётся.
Глава 6
ПИРРОВА ПОБЕДА
Освященные вернулись к концу дня. Так много времени у них ушло на перегруппировку. К этому моменту мы более чем готовы на своих оборонительных рубежах. Мы подтянули к нашим позициям танки. Они окружают шпиль. Мы позаботились о том, чтобы не потревожить застывших воинов. Понятия не имею, почему мы проявляем по отношению к ним заботу, граничащую с почтением. Мы ощущаем это застывшее присутствие, но не обсуждаем их. Покров тайны, витающий над ними, соткан из священного, проклятого и знакомого. Мы не знаем, кто эти воины, но почему-то, мы не хотим нарушать их покой, словно мы находимся на кладбище Кровавых Ангелов. Мы не причиним им вреда. Но открытым остается вопрос, почему Освященные проявляют такую же заботу?
Так что, когда предатели приходят, их встречают пушки, способные накрыть верхние края амфитеатра фугасными снарядами. На нашей стороне тяжелое вооружение, господство в воздухе и численное превосходство. Мы сильно потрепали Освященных в предыдущем бою. Это будет актом безумия, или особым видом отчаяния, если они попробуют атаковать нас.
Но они поступают именно так. Они идут, не взирая ни на что. Что движет ими, задумываюсь я, пока «Флегетон» со своими братьями карает предателей. Векайра не представляет стратегической ценности, как и вся система Паллевона. Здесь нет вооружений. Есть только статуя, которая не может иметь никакого другого значения для предателей, кроме унижения Кровавых Ангелов в случае её утраты. Столь странная форма победы вряд ли компенсирует массовую гибель воинов и утрату снаряжения.
И всё же они атакуют.
На Паллевоне закат, мир утопает в крови. И без того красный оттенок дневного света становится насыщенным багровым цветом. Израненный прилив наполняет амфитеатр, отличная сцена для резни, которая вот-вот начнется. Пока танки рвут на части врагов по краям чаши, мы ждём, готовые к бою.
Артобстрел сносит несколько лачуг. Это не потеря. Необходимое очищение. Огненный шквал разбрасывает куски Освященных и каннибалов по местности, предатели, перемешанные с мерзостью. Освященные не ведут ответный огонь из своего уцелевшего тяжелого вооружения. Сохранность башни, похоже, имеет для них первостепенное значение, и теперь, когда мы знаем, что находится внутри, подобная смесь одержимости и сдержанности вызывает ещё большее удивление.
- Мир Отражений - Олег Короваев - Боевая фантастика
- Человек-материя - Даниэль Овакимян - Боевая фантастика / Научная Фантастика
- Долина смертных теней - Владимир Пекальчук - Боевая фантастика
- Радиус поражения - Артем Каменистый - Боевая фантастика
- Заря новой эры (сборник) - Оксана Плужникова - Боевая фантастика
- Судьба, которую изменил случай. Или ещё одна история про попаданку - Станислава Углева - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Русское фэнтези
- Мы - сталкеры. Загадки Зоны (сборник) - Александр Шакилов - Боевая фантастика
- Второе правило дворянина [СИ] - Александр Герда - Боевая фантастика / Попаданцы / Периодические издания / Фэнтези
- Танец с Хаосом - Андрей Мартьянов - Боевая фантастика
- Феникс. Часть 9 - Алексей Владимирович Тихий - Боевая фантастика / Попаданцы / Фэнтези