Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думал тогда и своего мнения не изменил и теперь, что главные погромщики, такие как А. Л. Сидоров, член-корреспондент А. Д. Удальцов, А. П. Кучкин и другие, подобные им, очень искушенные в партийных битвах люди, не могли не понимать, что наклеивая ярлыки на своих коллег-историков, они, собственно говоря, готовят материал для возможного обвинения своих товарищей во враждебной деятельности. И я не верю, чтобы такой опытный человек, как А. Л. Сидоров, не отдавал себе отчета в том, что от обвинений в космополитизме, антипатриотизме один шаг до ареста.
Вдумайтесь в обвинение, что «группка академика И. И. Минца и его ученика проф. И. М. Разгона, претенциозно выдавая себя за основоположников истории советского общества, нанесла серьезный ущерб развитию советской исторической науки».
А. Л. Сидоров собрал целое досье на Минца. Ну, в самом деле, кому бы пришло в голову обращаться к какому-то выступлению Минца на конгрессе историков в Осло в 1928 году, разве что для мемуаров...
Речь Сидорова была построена по лучшим «образцам» обвинительных речей прокурора Вышинского на пресловутых процессах 30-х годов, когда совершенно различные факты из биографии человека, случайные и взаимонесвязанные, выстраивались в нужную прокурору систему и создавали у публики представление, будто чуть ли не с пеленок тот или иной государственный деятель занимался вредительством или шпионажем.
Такого рода перлы были и в выступлении Сидорова. Вот и пример: Минц, «будучи учеником Покровского, еще в 1928 году культивировал преклонение перед немецкой историографией. Несколько позднее акад. Минц выступил с антипартийными взглядами по вопросам истории нашей партии». Поистине, в огороде бузина, а в Киеве дядька! Конечно, западному читателю будет нелегко понять, почему преклонение перед немецкой историографией должно инкриминироваться как преступление, даже если это преклонение и было у Минца (на самом деле — не было). Увы, объяснить это почти невозможно. В абсурдности такого рода обвинений и заключалась их сила. Средневековые обвинения в колдовстве всегда вели к обвинительному приговору, даже если факт колдовства не подтверждался, но он мог быть!
И в самом деле, в обвинительной речи Сидорова все вины, совсем как на судебном процессе, уже были определены.
Вот схема, составленная, конечно, мною, но на основании выступления Сидорова.
Минц обвиняется:
в монополизации истории советского общества при помощи И. Н. Разгона,
Б. Г. Верховеня,
С. А. Шевкун,
и вовне
Е. Н. Городецкого (он работал в аппарате ЦК КПСС, но затем был изгнан и направлен на работу в Московский университет (А. Н.).
Противодействовали критике Минца в секторе истории советского общества Института истории Академии наук СССР:
А. Я. Гуревич,
А. П. Шелюбский.
Таков был «стиль речей высоких» Сидорова, впрочем, не только его одного. То был стиль советского образа жизни независимо от того, где это происходило, на судебной ли инсценировке, когда судили Бухарина и других, или во время очередной идеологической проработки, или при обсуждении проблемы ремонта канализационной системы в каком-нибудь домовом управлении.
Квалификация обвинений значительно ужесточилась по сравнению с 1948 годом.
Очень много говорили об «ошибках» в области новейшей истории. Здесь особенно «отличился» будущий директор Института истории СССР и будущий академик Алексей Леонтьевич Нарочницкий.
Активное участие в новом идеологическом походе КПСС принимали молодые ученые, пришедшие в науку после фронта. Часть из них делала это по чисто карьеристским соображениям, другие выполняя указание своих партийных секретарей, иные были наэлектризованы атмосферой погрома — они походили на солдат, которым командование отдало на поток и разграбление только что занятый вражеский город. Аспирантка Нарочницкого, некая Батуева, пишет заявление на американиста, профессора Льва Израильевича Зубока, обвинив его, ни мало ни много, в том, что он является «агентом американского империализма». Другой аспирант Ю. В. Борисов избрал мишенью для нападения уже немолодого профессора Филиппа Осиповича Нотовича, только что опубликовавшего книгу по дипломатической истории Первой мировой войны. Борисов сделал карьеру. Он ушел работать в Институт международных отношений Министерства иностранных дел СССР, стал в конце концов профессором и доктором исторических наук, работал в советском посольстве в Париже советником по вопросам культуры, может быть, сейчас он уже посол. Не знаю.
В середине дня был объявлен перерыв в прениях. Во время перерыва вышестоящее начальство в отделе науки ЦК КПСС было поставлено в известность о ходе проработки и осталось не удовлетворено ее масштабами.
Когда заседание возобновилось, Утченко обратился к присутствующим с призывом: «Вот назвали уже имена Кана, Молока, Нотовича, Зубока. Надо говорить прямо, называйте еще имена». И его полуумоляющий призыв был услышан. Имена были названы: вот уважаемые историки Л. В. Черепнин и А. С. Нифонтов снова обрушиваются на автора книги по историографии СССР Н. Л. Рубинштейна. Его начали ругать еще в 1947 году да так и продолжают уже второй год. Одновременно сообщается, что его взгляды находили поддержку у ленинградских профессоров В. М. Штейна и И. П. Еремина. Генерал Сухомлин, заведующий сектором военной истории, называет еще одно имя — историка СССР проф. К.В. Базилевича. Но, кажется, он попал «не в дугу», никто его не поддерживает. Ведь Базилевич — не еврей!
На трибуне медиевисты. Они говорят о космополитических ошибках ленинградского профессора О. Л. Вайнштейна, о стремлении смазать значение советской медиевистики в работах проф. В. М. Лавровского, Б.Т. Борянова. Даже академик Е. А. Косминский не чужд этому заблуждению.
Затем наступает очередь историков древнего мира. Профессор М. Н. Машкин и К. Н. Сербина указывают на «откровенно космополитические» взгляды проф. С. Я. Лурье. Оказывается, он вместе «со своей группой» (и здесь группа! — Сломник, Надель, Любарский) сорвал (слушайте! слушайте!) издание... древних текстов. Вот, оказывается, до чего космополиты докатились!
В наше время все это кажется каким-то диким бредом, абракадаброй, но все это — было, было, было.
По всему фронту исторической науки идет пальба по космополитам. На заседании Ученого совета Тихоокеанского института Академии наук СССР его директор, молодой, элегантный профессор Евгений Михайлович Жуков (он станет потом академиком и возглавит всю историческую науку) говорит о том, что некоторые ученые все еще находятся в плену вредных представлений, будто существует мировая востоковедная наука. Какое опасное заблуждение!
Жуков обличает в космополитических ошибках многих востоковедов, требует осудить книгу проф. А. Ф. Миллера «Очерки новейшей истории Турции» со всей резкостью, какой она заслуживает. И вот этот призыв уже подхвачен. Другие ораторы (Акопян, Валуйский) заодно осуждают и докторскую диссертацию А. Ф. Миллера — блестящее исследование «Бай
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Жизнь по «легенде» - Владимир Антонов - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Мой университет: Для всех – он наш, а для каждого – свой - Константин Левыкин - Биографии и Мемуары
- Дневник для отдохновения - Анна Керн - Биографии и Мемуары
- Танки и люди. Дневник главного конструктора - Александр Морозов - Биографии и Мемуары
- Мои воспоминания. Книга первая - Александр Бенуа - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Альфред Тирпиц - Биографии и Мемуары
- Диссиденты - Александр Подрабинек - Биографии и Мемуары