Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Горы рассыпаются, но дела людей остаются. Они могут оказаться крепче гор, Ибадулла.
Случайно рука Ибадуллы встретила под халатом рукоятку ножа, форма которого не менялась столетиями. Талисман на груди и клинок отличной гиссарской стали были всем, что оставалось от наследства… Ибадулла чуть слышно прошептал:
– Ты стал суров, Мослим-Справедливый, и гнев звучит в твоем голосе. Итак, все и навсегда изменилось? Если не верить тебе, то кому еще могу я поверить? Твоими устами со мной говорит родина, но я плохо понимаю ее язык.
– Но разве ты знал его, сын друга? Разве ты слышал его раньше? Во мне нет гнева, истина сурова, но не зла.
– Я стремлюсь к ней.
– Тогда время принесет тебе познание. Но скажи мне теперь, свободен ли ты от помыслов злобных безумцев, мечтающих поднять меч ислама против твоей родины?
– Я пришел на родину, и мое сердце томится по любви, а не по злобе…
Мослим взял руки гостя в свои руки и сказал:
– Ты мой гость, и ты путник по родной земле. Живи, ищи, и ты найдешь утоление жажде сердца.
IIИбадулла прошел базар и остановился у подножия башни Калян, главного и великого минарета священного города Аллакенда.
Круглая, сужающаяся вверх башня была сооружена в пятьсот двадцать втором году хиджры [Хиджра – бегство Магомета из Мекки в Медину в 622 году нашей эры – начало мусульманского летосчисления]. С тех пор прошло восемь с четвертью столетий. Отец рассказывал сыну о всех деталях замечательного сооружения, описывал цвет кирпича, разнообразие узорных поясов кладки. Ибадулле показалось, что он уже бывал здесь. Глядя вверх, он видел, как минарет уносится в небо, и сразу навсегда полюбил его.
Потрясенный новым миром идей, завесу перед которым отдернул Мослим, Ибадулла уже давно бродил по городу. Вначале, точно ослепнув и оглохнув, он так ушел в себя, что не видел лиц и не слышал голосов. Он очнулся только у мавзолея Исмаила Самани и долго сидел на прохладном камне ступени.
Вход внутрь закрывала решетка. Гробница основателя первой династии мусульманских владык Аллакенда белела в углу, чистая, нетронутая.
Мавзолей стоял на мощенном плитами дворе. С течением времени земля поднялась вокруг, а двор ушел вниз. Если пустить воду, то мавзолей сделается островком в прямоугольном озере. Перед мавзолеем небольшой кусочек земли не имел плит, и на нем росло несколько деревьев. Ибадулла вспомнил рассказ отца о засыпанном ходе под мавзолеем. Так же как гробница, этот ход был не тронут.
Прежде первый Саманид почитался святым, но сегодня никто не приходил поклониться его могиле. И путник не нашел слов молитвы. Он думал о другом. Он вспоминал, что есть в городе один человек, ученый и мудрый. Разные слухи ходили о нем и проникали через границу, но никто не отрицал глубины его познаний. Что скажет он ищущему родину?
Пришел уборщик, надзиравший за мавзолеем. Республика заботилась о памятниках старины. Вслед за уборщиком Ибадулла вошел внутрь, приблизился к гробнице. А вот и отверстие в ней. Отец говорил с осуждением, что в старом Аллакенде сюда опускали прошения и получали ответы. Муллы обманывали народ…
Ибадулла спросил уборщика о человеке, имя которого он вспомнил, и узнал адрес.
– Это большой человек. Многие приезжают к нему даже из далеких мест, – с уважением говорил уборщик, запирая решетку, – его дверь открыта для всех. Народ любит его.
Путь к ученому шел мимо большого минарета. Остановившись у его подножия, Ибадулла искал отдыха мыслям в воспоминаниях о прошлом величии города. Приближавшиеся к Аллакенду караваны видели постепенно поднимающуюся над горизонтом резную чалму минарета, первый признак города. Утомленные лаучи, погонщики верблюдов, радовались концу длинного и опасного пути через пустыни, становились на колени и творили благодарственную молитву. Затем они шли дальше и видели, как снизу минарет обрастал бесчисленными куполами мечетей и дворцов. Ночами, когда страшный ветер теббад вздымал соленую пыль и делал мрак непроглядным, в небе поднималось спасительное зарево нефтяных факелов, пылающих на вершине минарета, чтобы указать путешественникам дорогу.
Обходя башню, Ибадулла невольно ждал призыва муэдзина, возвещающего час молитвы, а услышал голоса русских. Двое сидели в тени минарета, а третий стоял спиной к Ибадулле и с увлечением говорил:
– Пусть рассказывают. Пусть это не сказка, а быль. Сверху сбрасывали людей, и кто-то обижается, если этот минарет называют минаретом смерти? В средние века всюду свирепствовали жестокие казни. В Аллакенде средневековье сильно задержалось, но кто старое помянет, тому глаз вон. Ведь не для казней же строили минарет!
Русский в серой шляпе повернулся лицом к минарету, и Ибадулла узнал молодого человека, внимание которого вчера так смутило его под куполом Сараффон. Но в своем увлечении русский не заметил теперь Ибадуллу. Подняв голову, он говорил:
– Вы пригляделись, товарищи, а для меня тут все ново. Уметь найти такие пропорции, такие линии! Сколько столетий уже минуло, а созданное людьми чудо живет и живет… Вы говорите, что почти на четверть своей высоты минарет закрыт городскими отложениями? Но и сейчас он кажется неизмеримым. Как гениально осуществил древний зодчий свою власть над ощущениями человека, как изумительно выполнена работа!
Русский отступил, выбирая новую точку для обзора. Один из его товарищей сказал:
– Я прожил здесь тридцать лет, но люблю старые памятники города, как в первый день. Они несравненны. Здесь у нас есть еще много замечательных, неповторимых сооружений.
Ибадулла был поражен: эти русские умеют так же понимать и чувствовать, как он! Но молодой русский не дал ему времени на размышление. Он заметил Ибадуллу и подошел к нему со словами:
– Вот мы и опять встретились. Вы иначе одеты, но я сразу узнал вас. Я не совсем вежливо вчера вас рассматривал. Простите меня, я впервые в Средней Азии, меня увлекают и лица и здания… Но вы, может быть, не понимаете по-русски?
Ибадулла с видимым трудом подобрал слова, нужные для ответа:
– Я понимаю… я плохо говорю… Но я понимаю.
– Ну вот, тем лучше, – похвалил русский. – А вы согласны с тем, что мы говорим о минарете?
– Да. Ваши слова – правда.
– Значит, мы единомышленники! – радостно воскликнул русский. – Так будем знакомы, – и он протянул Ибадулле правую руку, а левую приложил к сердцу. Русскому не удалось изящно сделать это движение вежливости; было видно, что у него совсем нет привычки. Однако Ибадулле было приятно желание русского подражать узбекским обычаям, он охотно принял протянутую ему руку.
IIIПервые русские… Никогда еще не приходилось Ибадулле говорить с русскими. Кто они, коммунисты? Они были дружественно приветливы.
- Катерина. Властелин гор. Серия «Виртуальные повести» - Наталья Патрацкая - Прочие приключения
- За горизонт.(полный текст) - Аноним Zlobniy - Прочие приключения
- Жизнь-река - Геннадий Гусаченко - Прочие приключения
- Самое главное приключение - Тэйн Джон - Прочие приключения
- Дикий берег - Татьяна Ефремова - Прочие приключения
- Сахара горит - Жиль Перро - Прочие приключения
- Красно-белые стены - Данила Максимович Максимов - Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Милость! - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Поход - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- В Петербурге - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения