Форма входа
Читем онлайн Конкурс красоты - Сухбат Афлатуни
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— И так, наверно, каждую ночь, — поежился Старлаб.
— Ага, — отозвался Обезьяна по ту сторону стены. — Так что, профессор, как запахнет дымом и откроют окна, уходим. Там, возле окна, пожарная лестница.
Старлаб помотал головой.
— Нет, Обезьяна, я останусь здесь. Я не брошу ее.
— Кого? А, эту… А жрать что будешь?
Старлаб молчал. Представил себе Обезьяну, стоящего по ту сторону стены возле изображения Неизвестной Богини.
Контур, два отверстия для зрения, одно для зачатия.
— Слушай, а можно убежать из Центра мира?
«…ведь если есть Центр мира, значит, должны быть и его окраины?»
Исповедь шла к концу. Ученый секретарь прошелся по комнате, бормоча под нос: «Молоды зубы — все перегрызут, хрум-хрум… В науке нужны крепкие крысиные зубы Хрум-хрум…» Старлаб уже знал, что эти бормотания — канонический текст исповеди, и ждал ответа на свой вопрос.
«Ты слышал об апориях Зенона, мой мальчик?»
«Ахиллес и черепаха? Ахиллес никогда не догонит черепаху?»
«Нет, не эту апорию, — поморщился Ученый секретарь. — Я о той, в которой тело никогда, вообще никогда не начнет движение. Ведь для того, чтобы пройти расстояние от точки, скажем, А до точки Б, ему надо пройти половину этого расстояния, так?»
«Так», — кивнул Старлаб.
«А чтобы пройти эту половину, ему надо пройти половину этой половины, верно?»
«Верно».
«А чтобы пройти половину этой половины…»
«Ему надо пройти половину половины половины. Получается…»
«Получается». Ученый секретарь игриво пошевелил пальцами, словно щекотал невидимые подмышки Мирового духа. «Получается, что тело никогда не начнет движение!»
Старлаб кивнул.
«Говорят, — продолжал Ученый секретарь, — что другой философ, Диоген, попытался опровергнуть это. Начертил на земле линию, отметил точки А и Б, сделал шаг. Передвинулся, иными словами. Музыка, аплодисменты… Но ведь апория Зенона была не об этом. Она не о простом, не об обычном физическом теле. Оно, это тело, может двигаться, на здоровье. Но Зенон имел в виду другое. Он имел в виду…»
Ученый секретарь склонился к самому уху Старлаба.
«Он имел в виду государство. Государство, мой мальчик. Именно государство есть то тело, которое никогда не может начать движение. Оно неподвижно, оно должно быть неподвижно. Те государства, которые пытались двигаться, разрушались и гибли. Платон первым понял это; и изобретенное им государство — неподвижно. Неподвижно и поэтому, думал он, вечно. Ведь то, что не начинает движение, не способно его закончить, не так ли? Таков был первый подлинный вывод из апории Зенона».
Старлаб с готовностью кивал.
«Но Платон, сделав свое государство безграничным по времени, не догадался сделать его беспредельным в пространстве. В этом была ошибка. То, что имеет границу, не может существовать вечно. Нарушь границу — вот вечность и тю-тю, вся вытекла через дырочку. И здесь…»
Ученый секретарь распрямился и воздел руки.
«И здесь понадобился гений нашего Академика, чтобы открыть второй вывод из апории Зенона. Только то, что не имеет границ, то, что занимает собой все А и Б и расстояния между ними, — только это государство будет существовать вечно. Поэтому наш Центр мира не имеет границ. Где заканчивается центр и начинается не-центр? Может ли быть граница у того, что все собой постепенно охватывает? А? Гениально? Гениально».
Ночная репетиция была в разгаре. НС, похорошевший перед линькой, стоял, орошаемый прожекторами. Лучи носились по залу, выхватывая хлопающие ладони и только что вошедшие в моду улыбки — правый край рта вверх, левый вниз. Так, впрочем, улыбалась только молодежь; старцы предпочитали традиционные улыбки, знакомые с детства по рекламе зубной пасты.
Сцена заполнялась стройными ногами и тонкими, неоднократно промеренными, талиями. Выстроившись, конкурсанты замахали над головой оливковыми ветвями. Зал аплодировал так, что дымились ладони.
— Итак, мы начинаем репетицию. Вы готовы, мои друзья?
Участники яростно зашумели ветвями.
— Репетиция, — сказал НС, — это тоже очень ответственно…
Произнеся это в девятьсот семьдесят девятый раз за свою карьеру, НС задумался. Он не любил думать на сцене; для мыслей существовала гримерка или душевая с горячими потоками, стекающими по спине. Но сейчас он задумался, заметив толстяка, сутуло пересекавшего зал в проходе за задними рядами.
«Успеет — не успеет?» — думал НС. Толстяк блеснул лысиной и исчез в двери с надписью «Запасной выход».
— Но «ответственно» — не значит серьезно. Ответственно — это очень смешно!
Зал засмеялся.
— Что может быть смешнее ответственности? — размахивал пиджаком НС.
— Вера! — крикнул кто-то.
— Она не смешнее, она просто неприличнее! — парировал НС.
— Надежда!
— Не смешнее, не смешнее ответственности… Надежда просто глупее…
— Любовь!
— Нет, не смешнее — просто щекотнее!
— Но мы хотим любви! — крикнул кто-то, стоически улыбавшийся неудобной улыбкой.
— Ну так пощекочите друг друга! Ну, смелее! Легкая, освежающая щекотка. Нежная, как взгляд любимой в Центре диффузии… Ну же, по команде! Раз, два…
В зале со смехом тянули навстречу друг другу руки, прикрывали подмышки, «да ладно, без комплексов…», «вы меня только в этом месте щекочите, ладно?»
— Три… Начали!
5
Старлаб держал книгу перед отверстиями в стене; Обезьяна читал.
«Что вы с ней там делали? — ругался Обезьяна. — Перепутали все запахи!»
…Больницы растворяют людей. Мать растворилась, пропахла коридорами и больничным компотом с редкими старческими ягодами. Расставаться с тюремным уютом больницы она не хотела. Организовала хор. Я была на одном выступлении. Хор толпился на сцене и пел бесконечную букву Ы.
Тем временем я закончила аспирантуру и устроилась в Центр мира. Тогда это был едва открытый исследовательский центр, занимавшийся «глобальными проблемами обеспечения мира». Меня брали старшим лаборантом, с микрозарплатой и обещаниями, похожими на разноцветный туман на картинах Моне. Зато здание Центра было новым, сотрудники — молодыми и циничными; начальство мирно паслось где-то на международных конференциях и не напрягало.
Но главное — я уже почти освоилась в мире слов; мужские руки, глаза и прочая ерунда мне уже были почти не нужны. Меня поражало, как легко — по крайней мере, в научной среде — можно казаться мужчиной. Мышиная одежда, одеколон с запахом нафталина… Все это было моим пропуском в мир власти и слов. И этот пропуск я получила, защитив диссертацию по Платону и его идеальному государству. «Все жены должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не сожительствует», — цитировала я, морщась от чесночного запаха старости, плывущего над тусклыми лысинами моих уважаемых оппонентов.
Это была странная эпоха, которую кто-то назвал гробализацией — идея смерти, умирания стала популярной и почти глобальной. Политологи рассуждали о смерти государства, культурологи — о вымирании национальных культур, литературоведы — о смерти автора, экологи — о гибели травок и прочих козявок. По гробализации проводились семинары и конференции; одна даже прошла в нашем Центре и запомнилась обжигающим кофе на кофе-брейках и водой с медленно всплывающими пузырьками на заседаниях.
На этой конференции — или, может, другой — я познакомилась с теми, кто называл себя подлинными гробализаторами. Мрачная стайка любителей фольклорных вечеринок — за рюмкой водки. Явившись на конференцию, разлили кофе, опрокинули бутерброды и изложили свой вариант развития человечества. «Человечество должно вернуться к своим гробам, заняться сохранением и воскрешением…»
Способом сохранения и воскрешения объявлялось коллективное облизывание этих самых отеческих гробов. Опытный образец гроба был тут же внесен в зал. Аудиторию подбадривали приступить к подлинной гробализации и тем спасти нашу культуру; излишне брезгливых заверяли, что гроб перед тем «был тщательно вымыт шампунем». Не заметив энтузиазма в зале, докладчик вдруг переключился на критику моего доклада, особенно яростно нападая на идею эволюции: «Где вы у Платона нашли эволюцию? Где вы у него ее вынюхали?»
После конференции я увязалась с ними. Двое «лизаторов» несли благоухающий гроб, остальные продолжали спор со мной и друг с другом, плюясь и называя Платона Платошей. Особенно нападал на меня один, с русыми патлами.
Это забавное идейное столкновение закончилось как обычно. Под утро от моего гробализатора остались все те же дрожащие ладони и большие испуганные глаза. Его русая голова моталась по темной подушке, как белый флаг. Пришли его однопартийцы и, стараясь не глядеть в нашу сторону, унесли гроб на следующее мероприятие. Как я и догадывалась, в гробу хранились сушеные на зиму рыжики.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Конкурс красоты - Сухбат Афлатуни бесплатно.
Похожие на Конкурс красоты - Сухбат Афлатуни книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка - Лагутски Джон - Современная проза
- Линия красоты - Алан Холлингхёрст - Современная проза
- Заговор по душам. (Малоросский прованс.) - Valery Frost - Современная проза
- Игры хакеров - Анатолий Сигов - Современная проза
- Город и сны. Книга прозы - Борис Хазанов - Современная проза
- Лёха-ротвейлер - Ирина Денежкина - Современная проза
- Song for lovers - Ирина Денежкина - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
