Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищ командир, разрешите доложить, — торопливо затараторила Зинаида, словно боясь, что сказать не дадут. — Бойцы землянку под санчасть изготовили, но кроме йода никаких медикаментов нет, бинта на две перевязки, и то не бинты, а простыни порванные, от чириев настойка есть, а спирту настоящего для обработки ни глотка, то есть ни капли. Самогон тутошний нечистый, потому негоден. Так что медчасть к бою не готова. Это чтоб знали…
— И кто ж тебя назначил в начальники санчасти? — ухмыляясь, спросил Кондрашов.
— А я сама себя назначила, и ничьих приказаний мне не надо, потому что без меня вас всех тут вши да чирии пожрут и немцам ничего не останется. Так что другой приказ требуется. И чтоб письменный. И строгий. Чтоб по деревням все сдали, у кого какие лекарства есть. А у кого есть, я сама знаю. И чтоб не одна, а с двумя с автоматами при мне…
— Винтовки тебя не устроят? — спросил Никитин, подмигивая Зотову.
— С автоматами чтоб, — хмуро отвечала Зинаида, — так серьезнее будет.
— Так что, товарищ командир, — притворно озабоченный, разведя руками, говорил Зотов, — коль сама себя назначила, супротив не попрешь, а? Хошь не хошь, придется завтра приказ сочинять, прям с утречка и займемся о трех головах.
Кондрашов, однако, шутку не поддержал, планшет сбоку сдвинул на живот, хлястик выдернул, порылся, нашел слегка помятый лист бумаги.
— Нет, политрук, не завтра, а прямо сей же… И еще тебе впишу в приказ, — это он уже Зинаиде, — чтоб у кого вши найдешь или гниду хотяб, чуб не чуб — под нулевку, и без разговоров. Для примеру с меня и начнешь. Но это уже завтра. А сейчас найди тищевского сержанта Куркова, и пусть даст тебе автоматчиков, время еще раннее, Тищевку обшарить успеешь. Утром доложить.
Поставил подпись, сунул бумагу Зинаиде.
— Приступай к исполнению!
— Слушаюсь, товарищ командир! — скуластое, с нависающими бровными дугами, с широким носом и крохотным лобиком — просто на редкость некрасивое лицо Зинаиды вдруг осветилось улыбкой очень хорошего человека — это все сразу почувствовали, и каждый… даже скупой на доброту капитан Никитин, и тот из-за стола вышел и руку Зинаиде жал крепко, Зотов даже попытался обнять ее, необъятную. Кондрашов же просто руку подержал на ее плече и кивнул благодарно и ободряюще. И ничего в ее узеньких глазках не промелькнуло такого, в чем был бы хоть намек на зимнее их совместное спанье.
Захлопнулась за Зинаидой дверь, Кондрашов подошел к правому от входа углу блиндажа и несколько раз пнул ногой по бревнушке. Там, под боком его любимец, а теперь как бы и ординарец Лобов смастерил землянку-клетушку, чтоб все время быть в досягаемости. Через минуту и лично возник в блиндаже без стука.
— Чай и что-нибудь пожрать. На всех. Мы нынче тут долго будем посидельничать. Потом печь затопишь.
Командирский блиндаж в два наката по самый накат врыт в землю, и лишь одно оконце. Сквозь него и пропущена труба от печи с плитой и поддувалом, как положено. Охапка березовых полешек — и хоть в трусах ходи. Не отрядники, деревенские мужики-умельцы делали прошлым летом.
Пили, хрустели черными сухарями, густо смазанными засахаренным медом. А после меда картошка вареная с грибной приправой, еще капуста прошлогоднего квашения с горчинкой — любят местные всякую с умным названием траву накидывать в капусту, но то исключительно для закуси, а не закусывать или мало закусывать местный самогон — все равно что ноги себе заранее поотвертеть — от самой задницы словно намотки из ваты. Зато по голове бьет в меру, все соображения порядка не теряют, и на всякой мелочи, что по делу, сосредоточенность сохраняется, в общем, если пить по пониманию, то мозгам лишь на пользу. В том упрямейшее убеждение заболотцев, отпетых пьяниц промеж себя не имевших…
Когда со стола все было убрано до мельчайшей крошки, Кондрашов расстелил карту старосты Корнеева и подробно, никакой мелочи не упуская, рассказал Зотову и Никитину о своей встрече на остатках барской усадьбы. Потом каждый вертел карту к себе, рассматривал, водил по ней пальцами. Головами качали, хмыкали многозначительно, переглядывались, молчали. Никто не решался первым высунуться с мнением. Никитин решился-таки. Все его мнение — одно слово: ловушка!
Дважды Лобов заходил в блиндаж пошуровать в печурке и дивился тишине, и сам в эту тишину своим каким-нибудь не к месту словом вставиться не рискнул.
Кондрашов ждал мнения Зотова, но тот только белесенькими бровками шевелил и никому в глаза не смотрел.
— Ну, добро, — сказал Кондрашов Никитину. — Давай, как говорится, обосновывай.
— Чего обосновывать-то? Корнеев — вражина. Ему лишь бы от нас избавиться. А без нас тутошние колхознички под его руководством немцев хлебом-солью встретят.
— Ну прямо уж… — проворчал Кондрашов.
— Не прямо, а с поклонами, как на матушке Руси положено. Типично кулацкая деревня. Медом от советской власти откупалась. Когда отступали, не через одну деревню прошел, есть с чем сравнить. И то! Одну деревню назад отбили, а там уже и сельская управа, и комендант, и полицаи — всех повесить успели, пока нас выбили. А сколько плакальщиков было, когда вешали? Немцы же им землю колхозную раздать пообещали. А мужик за землю…
— Стоп! — прервал его Кондрашов. — Лично я и других мужиков знаю, но спорить не будем. Жизнь покажет. Насчет ловушки…
— Да ну ясно же! — вскипел капитан. — Если обычным путем прорываться будем, скольких уложим, даже если все сами ляжем. А по карте пойдем, как из леса выйдем к дороге, тут нас всех и посекут без ущербу. Вагончики расставят и из-за вагончиков прямой наводкой…
— Добро, — уже злясь, отвечал Кондрашов, — давайте по вашей логике. Если узкими гатями пойдем, сам сказал, все ляжем. А там, — кулаком по карте, — там от леса до станции полтораста метров. Разведку вышлем. И с двух сторон зайти можно. И я лично… — Помолчал, решаясь. — Лично я в этом… не во всем… но в этом Корнееву верю, а почему, объяснять не буду.
Тут и Зотов робко вклинился.
— Я, пожалуй, тоже за то, чтоб по карте. Когда не все ясно, хоть какая, а надежда…
Капитан откинулся на стенку блиндажа, вяло рукой махнул:
— А, какая разница! По карте так по карте. Один хрен — не выбраться нам отсюда.
— Ну нет, так не пойдет, — обиделся Зотов, — не в лапту ж играть собираемся. Надо решение принять и соответственно…
— Вот я и принимаю решение: идти по карте, — сказал Кондрашов, глядя на капитана Никитина, словно впервые видел его. — А вы… Вы готовы принять мое решение? Я имею в виду к исполнению, так, чтобы и ответственность с себя не снимать. Вы и по званию меня старше. Про опыт не говорю… Мое командирство, вы ж понимаете, случайность, и, честное слово, я бы вам его передал…
— Стоп! — Никитин прервал его на полуслове. — Стоп! О том речи быть не может. Вы же сказали: «решение», и я с вами, то есть всем, чем могу… И если не против, то давайте прямо сейчас и займемся…
Сначала карту крутил каждый к себе, затем все трое сели рядышком, плечо в плечо, в руках Кондрашова циркуль и линейка… Промеры шли и так, и этак, и, когда вдруг выяснилось, что от станции, которую предполагалось захватить, до районного центра каких-то десяток километров, причем хоть лесом напрямик, хоть любой из двух проселочных дорог, Зотов, всадив ноготь указательного пальца в кружочек, означавший райцентр, чуть ли не умоляюще взвопил:
— А? Ударим по району, братцы! Это же… до Москвы слышно будет! Глубокий немецкий тыл, и вдруг нападение на… Считай, на город! Это же как отзовется-то! Ударим, а?
— Чем ударим-то? — спокойно спросил Никитин. — Этим самым местом, что ли? После того как станцию возьмем — если возьмем, — у нас, дай Бог, чтоб взвод остался.
Пальца не убирая, Зотов качал головой, твердя в отчаянии:
— Ведь ближе нас к району никого нету! Хоть бы, не знаю, электростанцию взорвать или что-нибудь…
— Чем взрывать? — это опять Никитин, теперь со смешком.
— Да ладно! Не понимаю, что ли. Но досадно же! И вообще… Почему взвод? Если староста не врет, у немцев там не больше взвода, а нас три сотни…
— Где это ты три сотни насчитал?
Кондрашов обнял Зотова за плечи:
— Угомонись. Про три сотни, будто для прорыва, это я так… Думаю, нам и двух не набрать. Да и что толку, оружия нет, патроны впересчет.
Никитин встал, подошел к печуре, кочергой пошуровал слегка, там и присел на корточки, на тлеющие угли щурясь.
— Есть у меня предложение… По поводу оружия. Еще неделя, и зимник осядет, значит, санный обоз немцев хоть завтра жди. Меньше чем со взводом они не прибудут. Или нам полтора десятков «шмайссеров» лишние? Да еще винтовки… И лошади…
— А что? — оживился Зотов. — Верное дело! Без потерь провернем! Я — за!
Кондрашов молчал. Искоса глядя на профиль капитана Никитина, только сейчас подметил, как он похудел. Вместо щек — впадины, нос торчком, губы словно в полусудороге, как на ветру морозном. Еще подметил, что пострижен капитан аккуратно, выбрит до блеска… Кондрашов сам себе космы подстригал, как вырастали, да и брился через день, и теперь с досадой общупывал колючий подбородок.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Год чуда и печали - Леонид Бородин - Современная проза
- Выскочивший из круга - Сергей Юрский - Современная проза
- Вверх за тишиной (сборник рассказов) - Георгий Балл - Современная проза
- Две строчки времени - Леонид Ржевский - Современная проза
- Начало - Ирина Рычаловская - Современная проза
- Пятая зима магнетизёра - Пер Энквист - Современная проза
- Седьмое лето - Евгений Пузыревский - Современная проза