Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако оставаться долго без работы теперь Поповин не рискнул. Месяца через два он получил себе уединенное тихое местечко заведующего коммерческим складом стройматериалов. Как и прежде, эта работа оказалась непыльной и денежной. Небольшой штат - в пять человек - вполне устраивал Ефима Поповина, превратившего в скором времени склад в частную лавочку. ОБХСС и контролеры пока что не добрались до нее.
От безделья и бездетности Наталка-Полтавка расцвела и раздобрела, обзавелась твердым характером и юным возлюбленным - по крайней мере так она сама называет двадцатилетнего Мусу Мухтасипова. В то время как под неотвратимым напором лет и обильной пищи чревоугодник Ефим из кругленького колобка превратился в подлинного бегемота, жена его добрела и наливалась, как августовское яблоко. А кому не лестно иметь интересную жену? Все на нее смотрят, все только о ней и говорят, все тебе завидуют, а она твоя, собственная, черт возьми!
Все познается в сравнении. На людях Наташа сравнивала своего Фиму с другими, и результаты были отнюдь не в пользу мужа. И тогда в ней зародилось отвращение к нему. Нет, она не думала бросать своего Фиму, сделать такую глупость она не могла. Но завести молодого любовника Наталке не составило большого труда. И она стала изменять своему Фиме, которого в глаза ласково звала "мой кабанчик", а в его отсутствие презрительно - "боров". После ряда случайных встреч, так сказать "разовых", без привязанностей и чувств, Наталка нашла себе кареглазого паренька Мусу, который пленил ее независимым видом и свободными манерами. Наталка привязалась к нему самозабвенно, боготворила его и выполняла все его прихоти. Боясь потерять, ревновала к девчонкам. Щедро дарила лаской и деньгами, только бы он был постоянно при ней.
Когда у Поповина возникли подозрения об измене жены, он решил проверить свои предположения. Нет, он не пал так низко, чтобы самому шпионить за женой. Ефим поручил это своим подручным, которые за деньги готовы были на все. И "мальчики" доложили: точно, встречается с неким юнцом Мусой Мухтасиповым на квартире у гражданки такой-то в Серебряном переулке на Арбате. Ефим Поповин рассвирепел: "Как? За мои деньги, с каким-то щенком?! Уничтожу!"
Кого уничтожать - жену или щенка, он не сразу решил. А когда прошла первая вспышка, Ефим зарыдал. Было до боли обидно: поил, кормил, холил, как принцессу одевал. Все для нее предоставил, все, что другие, может быть, будут иметь только при коммунизме (именно таким представлял себе Ефим Поповин коммунизм). И на тебе - черная неблагодарность! Конечно, убивать ее Ефим не собирался, а любовника тем более. Просто он выгонит ее, пусть выматывается из Москвы в свою Полтаву. Пусть попробует, пусть поживет одна, без Ефима. "Наталка, - сказал он ей решительно и спокойно, - я все знаю. Я тебя не виню, хоть ты и поступила, как последняя сволочь. Но я не могу больше находиться с тобой под одним одеялом. Уходи. Уходи немедленно".
Он ожидал, что она разрыдается, бросится на колени и скажет с мольбой: "Прости". Но вместо этого - о, современные женщины! - Наталка-Полтавка повела подкрашенной бровью, сделала ямочку на тугой розовой щеке и сказала с преступным хладнокровием: "А почему бы не тебе уйти?" Ефим даже обалдел от такой наглости и не сдержался, закричал: "Вон!" - указав куцым перстом на дверь. Она не двинулась с места, только ухмыльнулась и между прочим заметила: "Дурак ты по самые уши, вот что я тебе скажу. Не уйдешь по доброй воле - выведут и силой водворят в особняк далеко от Москвы. Понял?"
Как тут не понять - он отлично понял довольно прозрачную угрозу и во второй раз заплакал. А потом все утряслось-уладилось. Ефим понял, что можно и под одним одеялом мирно сосуществовать, и повторил себе чьи-то слова: "Подумаешь, что за беда - будут деньги, будут девки". А деньги у него всегда водились. Он даже представить себе не мог, как это при коммунизме люди будут жить без денег. Нет, это невозможно! Вы представьте себе даже такой обыкновенный случай: день рождения у приятеля, ну, скажем, как сегодня, под Новый год у Николая Гризула. Надо нести подарки. А ведь они денег стоят. Один принесет, другой и третий. Разные подарки принесут. Не будь денег, как определит именинник, чей подарок дороже. Вот Алик Маринин - он непременно подарит какую-нибудь чисто символическую, копеечную безделушку "со значением". А старик Арон - тот вообще ничего не принесет, предоставит исполнить этот не очень приятный обряд своим детям. А дата кругленькая, шестьдесят лет. До них надо дожить.
В самом деле, Арон Герцович, например, и на этот раз ничего не преподнес. Правда, он приехал вместе со своим сыном и невесткой в собственной "Волге" и те подарили хозяину тяжелую серо-мраморного цвета трость, сделанную во Вьетнаме из рога буйвола. "Только роговой дубины и не хватало Гризулу для полного счастья", - иронически подумал Поповин. Столкнувшись с Герцовичами в прихожей, Ефим подождал, пока они пройдут в гостиную, затем порывисто обнял именинника, по-братски расцеловал и сказал:
- Шестьдесят лет - это много. Не каждому суждено дожить до такой даты. Ты не бросил курить? Нет? Ну и кури на здоровье. - И с этими словами сунул ему золотой портсигар, наполненный сигаретами "Друг".
Да, Ефим Поповин отлично изучил друзей Гризула, знал, кто чем дышит и кто на что способен. Привычным взглядом он окинул круглый ореховый столик в прихожей, заваленный подарками, и почти безошибочно определил, кто что принес. Иронически подумал: "Глина, стекло, фарфор. Глупо. Хлам, ни на что не годный".
- Вы один? - с деланным удивлением спросила Светлана Ильинична и задала ненужный вопрос: - А что с Наталкой?
- Ай, так… Плохо себя чувствует. Нездоровится, - вяло отмахнулся Ефим и шаром вкатился в кабинет, полный гостей. Он остановился у порога, сделал общий поклон. Глаза привычно обшарили комнату и остановились на мужчине, с виду довольно моложавом и добродушном. Ефим Евсеевич бесцеремонно всматривался, точно спрашивал: "А ты кто такой? Всех остальных я знаю".
"Новенький" внешне ничем не выделялся. Он не был изысканно одет, как другие, держался скромно, даже чуточку стесненно. Гризул не отдавал гостю особого предпочтения. Вернее, не подчеркивал своего к нему особого расположения, чтобы не обидеть других, и Ефим сразу определил: важная особа. Гризул познакомил их:
- Борис Николаевич, наш новый директор завода, - Ефим Евсеевич Поповин.
Они пожали друг другу руки и обменялись дежурными улыбками. Впрочем, у Поповина улыбались только толстые линялые губы, а заплывшие жиром глаза холодно светились в узеньких щелочках, оценивая нового человека. "Простоват, - решил он. - Такого Гризул легко обведет вокруг пальца".
Николай Григорьевич занимал квартиру из четырех комнат в кооперативном доме: кабинет сына Макса, комната дочери Клары, студентки первого курса МГУ, спальня родителей и столовая, отделенная от кабинета Макса раздвижной стеклянной перегородкой.
Нынче перегородка распахнута настежь, и в образовавшемся большом, почти сорокаметровом зале накрыт стол на двадцать персон. В нише балкона сверкает разноцветными гирляндами нарядная елка. Изящная, привезенная из Франции модерн-люстра (без банального хрусталя) погашена. Через всю стену столовой - лесенка полочек по диагонали из угла в угол, от пола до потолка. На полочках забавные безделушки, томик стихов Евтушенко, Назыма Хикмета. На стене портрет Ремарка, рисунок Пикассо, вырезанный из журнала. Стена кабинета Макса - сплошной книжный стеллаж.
На столе, просторном, широком, во весь зал, - филиал гастронома.
Перед тем как сесть за стол, Светлана Ильинична внесла в зал маленького засушенного настоящего крокодила с хищным оскалом зубов. Чтобы гости получше могли рассмотреть оригинальный подарок, включила люстру. Указывая глазами на кинорежиссера Евгения Озерова, сообщила:
- Это Евгений Борисович подарил. Из Гвинеи привез. Правда, интересно?
Гости с любопытством рассматривали заморскую диковинку, а Ефим Поповин с глубокомысленным видом скептически сказал:
- Счастье само не приходит - Григорий Терещенко - Советская классическая проза
- ТЛЯ - Иван Шевцов. - Советская классическая проза
- Пограничная тишина - Павел Федоров - Советская классическая проза
- Белая горница (сборник) - Владимир Личутин - Советская классическая проза
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов - Советская классическая проза
- Чаша терпения - Александр Удалов - Советская классическая проза
- Характеры (Рассказы) - Василий Макарович Шукшин - Советская классическая проза
- Белая малина: Повести - Музафер Дзасохов - Советская классическая проза
- Юность, 1974-8 - журнал «Юность» - Советская классическая проза