Форма входа
Читем онлайн Собрание сочинений. Том 1. Странствователь по суше и морям - Егор Ковалевский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– Вот, невдалеке, утрешние барантовщики, а там, направо, с десяток других скачут во всю прыть в противную строну: они приняли нас за товарищей тех, и пошли, без оглядки, наутек.
– Постой, – сказал Кул-Макбет, – утрешние то бойки; они верно открыли тех, что теперь так шибко бегут тогда же, как и нас, да сочли их за одно с нами, а теперь, видишь, догадались и стали смелее, хоть убавились числом.
– Куда же они делись? – спросил я.
– Узнаешь после; видишь, сколько тучек над землей: под любой укроются, – сказал он и поехал вперед.
Я не понял ответа, но некогда было требовать объяснений. Через некоторое время, Ниаз, ехавший возле меня, взял мою руку и на пути указал ею в сторону: на горизонте, подернутом темным облаком, вдруг брызнуло несколько искр. Наши киргизы быстро своротили в сторону.
– Куда? – спросил я.
– Там колодец, – сказал один из них, – пора напоить лошадей.
– А что значат эти искры?
– Условный знак.
Теперь я понял прежний ответ Кул-Макбета. На безбрежной равнине, где нет ни холма, ни впадины, ни куста, чтобы укрыться от взоров и преследования врага, киргиз, выдаваемый заживо своей неблагодарной землей, ищет защиты в других стихиях: на темном, неопределенном пространстве нависшей тучи, принимая возможные движения и уловки, он остается не примеченным другими, или обманывает их своими неестественными положениями. В этом случайном и неверном убежище, он часто разговаривает со своими товарищами, рассеянными в разных местах и в подобном же положении, посредством условных знаков, в числе которых самые употребительные те, которые мы сейчас видели. Нужно, однако, всю опытность киргиза и этот инстинкт самосохранения, которым он одарен в высшей степени, чтобы усмотреть, уловить малейшие уловки или условные знаки людей, себе подобных, легчайшее движение природы, угрожающей его свободе или жизни; от этой-то беспрерывной борьбы с внешним миром происходит та скрытность и подозрительность, из которых исключительно составлен характер киргиза.
Мы уклонялись более и более от своего направления и вскоре действительно достигли колодцев, вырытых в иссякшем речном русле; эти ложбины нередко встречаются в степи и служат местом приюта и для мирного путника и для барантовщиков. Напоив лошадей, и описав несколько кругов в степи, мы, наконец, направили коней на свой настоящий путь. По всему видно было, что наши киргизы хотели обмануть бдительность своих антагонистов; но мы имели дело с опытными корсарами этого сухого моря. Солнце уже склонялось к западу, как вдруг, вовсе неожиданно, и не далее как на два ружейных выстрела, вспрыгнул всадник, словно выросший из земли: он и белый конь его, лежавшие на земле, и так сказать слитые в один цвет со снегом, до того времени не были примечены нами. Всадник кинулся стрелой в сторону, и наши испуганные киргизы начали шептаться между собой; не знаю, думали ли они о бегстве, но мы более всего страшились того, чтобы не остаться без путеводителя в бесконечной пустыне? Как бы то ни было, а вскоре один из них обратился ко мне и сказал, что это был сторожевой тех барантовщиков, которых мы уже видели два раза, и что прочие киргизы скрываются где-нибудь очень близко и конечно не замедлят напасть на нас. Мы остановились и, поставив лошадей в кружок, поручили их троим слабейшим из среды нас; с остальными стали в оборонительном положении. Еще не успели мы изготовиться, как из-за небольшого возвышения показались три отдельные толпы людей; в них было всего за 30 человек; легкой и ровной рысью приближались они к нам, и вдруг, рассыпавшись, как брызги от брошенного в воду камня, с гиком кинулись вперед, но с той же быстротой отпрянули, увидев уставленные против них ружья. Они вихрем кружились около нас, осыпая бранью, и требовали наших лошадей, обещая этой ценой дать нам пощаду. Наши киргизы, успокоенные несколько их первым неудачным натиском и нашей решимостью, отвечали им также бранью и клялись не только отнять у них лошадей, но захватить их самих, отцов их и даже дедов, живьем. Они уверяли, что мы только передовые сильного отряда, который несколько поотстал и вероятно поспешит на выстрелы. Конечно, на ту пору, наши вожатые забыли, что мы еще с утра были открыты и сосчитаны нападавшими на нас. И действительно, угрозы их мало подействовали; барантовщики вновь кинулись на нас, размахивая своими длинными пиками, которые почти у всех составляли единственное вооружение, и вновь рассыпались. Вскоре они потребовали переговоров; мы было не хотели их слушать, но Ниаз и Кул-Макбет утверждали очень убедительно, что это было бы противно правилам честной баранты и чрезвычайно невежливо с нашей стороны; вследствие сего вступили в мирные объяснения. Двое из барантовщиков, оставив свои оружия, подошли к нам с изъявлением самой глубокой дружбы, объясняя свое нападение тем, что приняли было нас за киргизов-барантовщиков, и утверждали, что чувствуют ко всем русским неизъяснимую любовь, а между тем измеряли взором наши способы к обороне; эти парламентеры продолжали, что они из рода Назар, преданного России и враждебного карабашевцам, которые отбили у них лошадей: в заключение, вызывались, в числе нескольких человек, проводить нас до укрепления: обман был слишком пошл, чтобы вдаться в него, и мы, отклонив все их предложения, сели на коней и отправились в путь.
– Джигит, джигит, – сказал Ниаз, потрепав некоторых из нас по плечу.
– Если бы теперь с вами было столько ваших, сколько было русских, чтобы вы сделали с этими барантовщиками?
– Кто надеялся бы на своего коня, тот бы бежал, а кто нет, тот отдал бы барантовщикам и коня, и все, что только имеет, до рубахи: добрые люди всегда оставляют рубаху, если не защищаешься против них.
– Лучше же умереть в бою, а может быть еще выйти из него с честью и добычей, чем умереть от голода и холода, оставшись без пищи и одежды, – заметил я.
– В бою против сильного страшно, и смерть ближе; а тут, может еще и добредешь до ближайшего аула или добрые люди на тебя набредут.
Этим объясняется, от чего убийства бывают не так часты между киргизами, как бы можно было ожидать от беспрестанной баранты. За то, как дорого обходится это мнимо человеколюбие тем, кто имеет несчастье испытать его. Сколько раз встречали мы полунагих, отощавших, избитых и изнуренных киргизов, скрывавшихся от холода в сугробах снега, от неприятеля в камышах, и питавшихся лоскутом найденной ими шкуры или с трудом добываемыми кореньями. Как теперь гляжу я на киргиза, которого мы нашли в камышах, помнится, близ Мугоджарских гор: нагой, он лежал, свернувшись клубком и закрыв голову свою обеими руками; полузанесенный снегом, бедный киргиз так мало походил на человека, что вглядываясь в него очень долго, я никак не мог распознать, что это было за существо! Наконец, откинув его закоченелые руки, мы увидели голову, до того покрытую инеем, что на ней не было приметно лица; только две звездочки глаз его блестели ярко и одни свидетельствовали о человеческой природе. Киргиз в правой руке держал огниво, в левой трут, последнюю надежду, которая могла исчезнуть только с жизнью; мы приподняли его недвижимого; опытные киргизы, бывшие с нами, сказали, что в глазах еще приметна искра жизни, и мы взяли его в кибитку, несмотря на все просьбы киргизов покинуть его: во-первых, говорили они, потому что одним киргизом более или менее – совершенно все равно для них и для нас, а этот же так близок был к смерти; во-вторых, он принадлежал к враждебному им роду. Мы, однако, возвратили страдальца к жизни, которой, впрочем, он не очень обрадовался. Зачем мне ее, говорил он: идти с караваном нельзя, – убьют Чиклинцы; идти в аулы далеко: опять наткнешься на баранту, опять придется по капле выстрадать жизнь, опять начинать ту же чашу, которую я допивал. На вопрос мой: долго ли он был в том положении, в котором мы его застали, бедный киргиз отвечал, что он сосчитал шесть дней, на седьмой стужа увеличилась, окостеневшие руки не могли воспользоваться огнивом, единственным благом, которое барантовщики большей частью оставляют жертвам своего грабежа; он уснул и долго ли спал – не помнит.
У киргизов есть пословица: «Убегающий и преследующий равно молят Бога; но Бог помогает тому, кто убегает», а потому бегство даже с самого поля битвы не считается большим преступлением: только бы умел уйти.
Ночь наступала; снег сыпался частыми и крупными хлопьями, а мы все продолжали путь свой; нигде ни пригорка, ни равнины, чтобы укрыться на время ночлега. Наши вожатые часто и сомнительно поглядывали на небо. Наконец, все стемнело. «Надо идти, – сказал Ниаз, видя наше нетерпение. – До Мелюсы недалеко, если угадаем выйти прямо на нее». – «А там что?» – «Старое русло реки. Можно укрыться от бурана». – «А разве будет в эту ночь буран?» – спросили мы в несколько голосов. – «Как знать, что угодно Богу».
Действительно, ветер крепчал, становился порывистей, небо делалось темней и грозней… Поднялся буран; не было возможности идти далее, и мы принуждены были остановиться на открытой отовсюду равнине. Какая ночь! Джюломы[13] с нами не было; пытались было развести огонь, но мигом разметывало весь кук-пек, собранный с такими усилиями: с трудом можно было держаться на ногах, а между тем, то и дело надобно было собирать лошадей, которых разгоняло далеко ветром. Бедные, они дрожали всем телом и сами жались в кучку, но не могли противостоять всесокрушающей силе бурана. О сне нечего было и думать: прижавшись друг к другу как можно теснее, мы лежали недвижимы, под сугробами снега, которыми то и дело, заносило нас. – Рев и вой доходил до нас глухо, и тем грустнее отдавался в сердце.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Собрание сочинений. Том 1. Странствователь по суше и морям - Егор Ковалевский бесплатно.
Похожие на Собрание сочинений. Том 1. Странствователь по суше и морям - Егор Ковалевский книги
- Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали) - Лев Токарев - Очерки
- Трудами рук своих - Глеб Успенский - Очерки
- «Пока что» - Глеб Успенский - Очерки
- Женщина блатного мира - Варлам Шаламов - Очерки
- Сергей Есенин и воровской мир - Варлам Шаламов - Очерки
- На Алтае - Александр Черкасов - Очерки
- Закрытая школа магии - Екатерина Елизарова - Очерки
- Провинциальный хлыщ - Иван Панаев - Очерки
- «Перестала!» (Из деревенских заметок) - Глеб Успенский - Очерки
- Маленькие картинки - Федор Достоевский - Очерки
