Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проще всего было бы, конечно, бросить их за борт, но (по совершенно неуместней, по общему мнению, щепетильности) капитан не захотел этого позволить и приказал аккуратно сложить их на берегу. Это дало мне случай впервые применить свои медицинские способности и открыть лазарет. Два матроса были ранены при. падении бочки с серей, плохо прикрепленной к крючьям подъемного крана; у одного была вывихнута нога, у другого широкая головная рана.
Было уже темно, когда я кончил перевязки; но деятельность новоявленных рудокопов не прекращалась. Была составлена ночная смена из добровольцев, которая продолжала работу при свете судовых прожекторов и установленных на берегу ацетиленовых фонарей. По железному склону с грохотом катились вагонетки; раздавались крики команды, свистки паровозов, поднимавших вверх пустые составы, рев машины, глухой шорох ссыпаемых в трюм самородков…
Мы сидели за обедом. Через иллюминаторы виднелись движущиеся в ярких снопах электрического света тени рабочих; ослепительно сверкала снежная вершина конуса.
— Два миллиона франков золотом в минуту! — провозгласил Сильфраж, который отодвинул от себя тарелку риса с шафраном, чтобы нацарапать на скатерти какой-то подсчет. Вот что мы грузим. Когда трюмы будут наполнены «Эребус II» увезет более восьми миллиардов… И если все будет благополучно, это золото меньше чем через три дня направится в Шербургский порт… и французский банк!..
VII. ТАЙНА.
Воспоминание о Фредерике Кобулер естественно занимало меня втечение всего путешествия, и все мои часы одиночества проходили в мечтах о ней; но не только в часы одиночества — и в другое время дорогой образ расцветал в моей памяти. Почему же по прибытии на остров Фереор — будь то на борту «Эребуса II», на якорной стоянке у бухточки, или на железном берегу, между серым океаном и бесконечной безнадежностью железного пейзажа; перед красной стеной, исчезающей в мелкой сетке падающих снежинок, и перед ущельем, наполненным шумом и грохотом работ, почему же он, этот идеальный образ; с такой ясностью и неотступностью ежеминутно «наплывал» (употребляя кинематографический термин) в моем подсознании… Это феномен, которому я часто, но тщетно искал объяснение.
Или соседство золота, возбуждавшее жуткие страсти матросов, делало рельефнее и сильнее мое влечение к той, которая составит счастье моей жизни? Это оно обеспечивало мне, как результат авантюры, богатство и положение, которые окончательно должны закрепить ее любовь? Или это очевидная невозможность наслаждаться одному этими богатствами и этим счастьем заставляла меня еще сильнее жаждать ее присутствия и бесконечно вызывать в своем воображении ее образ, как некогда я болезненно желал разделить с родственной душой восторг перед красотой райских берегов Средиземного моря.
Или, наоборот, это было впечатление, вызываемое самой природой болида: смутное ощущение, когда наблюдаешь работников, с бешеной энергией рвущих на части падшее светило, — зрелище, противное гармонии космоса?
Я предоставляю экспертам-психологам решить эту проблему. Но факт тот, что втечение последних трех дней, даже в часы самой интенсивной работы, когда серьезность положения должна была, казалось, поглотить все мое внимание, мысль о Фредерике вклинялась во все мои мысли. Ухаживая за ранеными в лазарете, беседуя с офицерами или моими учеными собратьями в теплой атмосфере кают-компании, в дождь и холод на тяжелой и непревычной работе (как мы увидим дальше) или стоя на часах на юте, я мучительно думал о ней.
Вместо того, чтобы благословлять судьбу, которая, избавляя меня от бесконечной полярной экспедиции, сводила мое отсутствие из Парижа к трем неделям, я думал лишь об одном: Фредерика не подозревает о моем скором возвращении, — она, как и все, считает меня по пути к Антарктиде. Запрещение послать ей весточку страшно мучило меня и, несмотря на радужные надежды на будущее, отравляло настоящее. Проходя мимо каюты с радио, я со злобой смотрел на оператора Мадека, склонившегося над своими щелкающими и потрескивающими аппаратами, которые цвиркали, как гигантские аисты. Строжайше запрещено было передавать частные радиограммы, которые могли бы открыть публике настоящее местонахождение «Эребуса II»… Да, я завидовал этим посланиям, передаваемым антенной судна раз двадцать на день во Францию, в Париж.
Там, в Женеве, делегаты разных стран собирались обсуждать судьбу нашего острова. Его все еще считали, на основании донесений «Шамплайна», скалой, затерявшейся на севере Атлантики, бесплодной массой золы и продуктов вулканического извержения, и в полном неведении его ценности (или, вернее, полной уверенности в его бесценности) собрались распорядиться им «в духе Локарнского договора». Поговаривали об интернационализации его и об устройстве на нем гавани и склада продуктов для авиофлота.
Еще с вечера 15-го числа оба капитана известили шифрованной радиограммой министерство и Жана Ривье, владельца судна, что мы вступили во владение островом; оба капитана в своих донесениях настойчиво намекали на большое значение острова и на необходимость, хотя бы ценой крупных жертв, закрепить его за Францией. Кроме того, капитан Сильфраж требовал срочной присылки контр-миноносца и транспорта.
После целого дня пререканий присылку судов утвердили. 18-го числа оба судна — «Эспадон» и «Корнуэль» — вышли из Бреста[19]. Но этим ограничилась политическая смелость правителей. В новостях, передаваемых Эйфелевой башней, ни звука не говорилось о занятии нами острова. Председатель Совета министров выжидал и держал эту карту про запас как решающий козырь, чтобы воздействовать им в случае надобности на женевские переговоры.
Допустимая политика. Но каждая минута промедления или ускорения нашего прибытия в Париж могла оказать самое неожиданное влияние на эти переговоры. Потому что французское правительство не могло оценить действительного значения острова до тех пор, пока ему не станут ясны результаты нашего обследования во всех подробностях… в тех подробностях, которые Сильфраж не решился доверить даже воздушным волнам.
С одной стороны, надо было, чтобы весь мир оставался в неведении относительно богатств острова Фереор до тех пор, пока Лига наций не выскажется. С другой стороны, переговоры не будут вестись Францией с должной энергией (отказаться в случае надобности от одной из колоний, взамен острова, говорил капитан корвета), пока правительство не узнает об открытых богатствах.
Вот почему мы дрожали, чтобы какое-нибудь судно не появилось в виду острова и не вздумало сделать десант; вот почему вопрос шел о том, чтобы поскорее закончить погрузку и сняться с якоря, не дожидаясь даже прибытия вызванных судов.
- Китай: самая другая страна - Антон Кротов - Путешествия и география
- Плавание на"Индеворе" в 1768-1771 гг. - Джемс Кук - Путешествия и география
- От гетеры до игуменьи. Женщина в Ранней Византии - Николай Болгов - История / Прочая научная литература / Путешествия и география
- Средневековая Русь. О чем говорят источники - Антон Анатольевич Горский - История / Прочая научная литература / Путешествия и география
- Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский - Путешествия и география
- К2 – вторая вершина мира - Дезио Ардито - Путешествия и география
- К2 – вторая вершина мира - Ардито Дезио - Путешествия и география
- Остров райских птиц. История Папуа Новой Гвинеи - Ким Владимирович Малаховский - История / Путешествия и география
- Вологда Кириллов Ферапонтово Белозерск - Генрих Бочаров - Путешествия и география
- На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота - Иван Крузенштерн - Путешествия и география