Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я имел в виду, что она была подавлена в тот день, когда мы встречались, в четверг. Откуда мне знать, какое у нее настроение сегодня?
Его лицо уже не казалось мне детским; теперь в нем проглядывала жестокость. Проколотая губа символизировала отнюдь не юношеское бунтарство, но сознательный мазохизм. Я приготовила еще один вопрос.
— Тесс говорила тебе, что малыша вылечили?
— Да, он умер от какой-то другой болезни, не от муковисцидоза.
— Из-за того, что родился на три недели раньше срока?
— Нет. Тесс сказала, что эта болезнь убила бы ребенка, даже если бы он появился на свет в положенное время. У него было что-то с почками.
Я собралась с духом:
— Тебе известно, почему она не сообщила мне о смерти ребенка?
— Я думал, ты в курсе. — Во взгляде Саймона промелькнуло торжество. — А ты знала, что Тесс попросила меня быть крестным отцом?
Он упорно не понимал моих вежливых намеков и неохотно убрался только после того, как я открыто указала ему на дверь. Обычно я так себя не веду.
Тщетно прождав два с половиной часа, я сама позвонила в полицию. На другом конце провода мне сказали, что сержанта Финборо нет на месте. Я решила отправиться в Гайд-парк в надежде, что не встречу там детектива, что он занят расследованием более важного дела, а тебя причислил к «потеряшкам», которые возвращаются домой сами. Я надеялась, что он прав, а я ошибаюсь и ты просто уехала куда-нибудь, чтобы справиться с горем. Я заперла дверь и спрятала ключ под горшком с розовым цикламеном — на случай если ты вернешься в мое отсутствие.
На подъезде к Гайд-парку меня обогнала полицейская машина с включенной сиреной. Похолодев от ужаса, я прибавила газу. У Ланкастерских ворот я увидела, что опередивший меня автомобиль присоединился к другим. На их крышах сверкали красно-синие огни, со всех сторон слышался металлический вой сирен.
Я вышла из машины и побрела в парк. С неба неслышно падал снег. Мне хотелось оттянуть эту минуту, позволить надежде продлиться хотя бы еще немного. Многие сочли бы меня эгоисткой, но ты поймешь мои чувства, ведь ты жила с бедой в душе, точнее, часть твоей души умерла вместе с ней. Впереди я увидела полицейских, человек десять — пятнадцать. Туда же, прямо в парк, съезжались полицейские авто. Вокруг начали собираться зеваки — реалити-шоу в прямом эфире…
На свежевыпавшем снегу виднелись следы ног и отпечатки автомобильных шин. Много следов.
Я медленно двинулась вперед. Мной овладело странное спокойствие; я смотрела на себя словно со стороны: ощущала неровное биение собственного сердца, нехватку воздуха, сильный озноб. Мой разум как будто пребывал на расстоянии от тела, наблюдая за его реакцией.
Я прошла мимо смотрителя парка, одетого в коричневую униформу. Он разговаривал с мужчиной, который держал на поводке лабрадора.
— Нас спрашивали насчет пляжа и озера, и я решил, что они хотят обследовать дно, но их начальник приказал сперва осмотреть пустующие сооружения, — рассказывал смотритель. — После того как урезали бюджет, у нас таких много. — Привлеченные разговором, к хозяину лабрадора присоединились новые слушатели — собачники и бегуны трусцой. — Вон в том здании раньше был мужской туалет. Потом уж не стали его ремонтировать, просто выстроили новый — так дешевле.
Я миновала эту небольшую толпу и направилась к полицейским, которые выставляли оцепление вокруг ветхой постройки викторианских времен, наполовину скрытой в кустах.
Немного поодаль стояла констебль Вернон. Она вся тряслась; обычно румяные щеки были бледны, глаза опухли от слез. Один из коллег поддерживал ее за плечи. Меня они не замечали.
— Да, видела, но только в больнице, — всхлипывала констебль Вернон. — А эта ну совсем молоденькая, и одна-одинешенька, бедняжка…
Позднее я ощутила горячую признательность к этой добросердечной женщине за искреннее сопереживание, но в ту минуту ее слова обожгли мой рассудок, заставили осознать происходящее.
Я приблизилась к месту оцепления. Сержант Финборо увидел меня и на несколько секунд замер, недоумевая, что я здесь делаю. Затем, однако, на его лице появилось сочувственное выражение. Детектив подошел ко мне.
— Беатрис, я искренне сожалею…
Я не дала ему договорить. Пока слова не произнесены вслух, можно считать, что ничего не случилось.
— Это ошибка!
Я почувствовала непреодолимое желание убежать. Он осторожно сжал мою руку. Тогда мне показалось, что сержант Финборо хочет удержать меня от резких действий; теперь я понимаю — это был просто жест доброты.
— Мы нашли Тесс.
Я попыталась выдернуть руку.
— Вы не можете утверждать наверняка.
Сержант посмотрел мне в глаза — даже в то мгновение до меня дошло, что это потребовало от него определенного мужества.
— Мы обнаружили при ней студенческий билет. Боюсь, ошибки нет. Мне очень жаль, Беатрис. Ваша сестра мертва.
Он отпустил мою руку. Я побрела прочь.
— Беатрис!.. — окликнула меня констебль Вернон.
За спиной послышался голос сержанта Финборо:
— Оставьте ее. Ей нужно побыть одной.
Спасибо, детектив.
Я опустилась на скамейку под черными деревьями, голыми и безжизненными, укрытыми заглушающим все и вся снегом.
В какой момент я осознала, что ты умерла? Тогда, когда мне сказал об этом сержант Финборо? Когда я увидела бледное, заплаканное лицо констебля Вернон? Или твою зубную щетку в ванной? После маминого звонка в воскресенье? Когда?
Полицейские вынесли из туалета носилки, на которых лежал черный пластиковый мешок. Я подошла ближе. В застежке-молнии застряла прядь твоих волос.
И тогда я поняла.
Глава 4
Зачем я тебе пишу? В прошлый раз я уклонилась от этого вопроса, начала объяснять про необходимость во всем разобраться, про пуантилизм и желание создать полную картину… Я ушла от главного: почему я пишу тебе? Детская выдумка, игра полубезумной старшей сестры? Из простыней и одеял получается отличная палатка, пиратский корабль или целый замок. Ты — бесстрашный рыцарь, Лео — щеголеватый принц, а я — принцесса и рассказчица, выстраивающая сюжет. Я всегда рассказывала сказки, помнишь?
Верю ли я, что ты меня слышишь? Совершенно точно/Исключено. Выбирай сама. Лично я меняюсь во мнении ежеминутно.
Выражаясь проще, мне нужно с тобой поговорить. Мама рассказывала, что до твоего рождения я не отличалась разговорчивостью, зато потом, когда появилась сестренка, меня уже было не остановить. Я не хочу останавливаться и сейчас. Умолкнув, я потеряю частицу души. Частицу себя. Конечно, ты не можешь поспорить со мной или выразить свою точку зрения, но ведь я примерно знаю, что ты сказала бы по тому или иному поводу, так же как ты знала, какой реакции от меня ждать. И пускай это будет монологом, разговором в одну сторону, но вести его я могу только с тобой.
Из него ты узнаешь, почему тебя убили. Я могла бы начать с конца, с последней страницы, и сразу дать тебе ответ, но ты обязательно спросишь о чем-то, что заставит меня вернуться на несколько страниц назад, а потом еще и еще, и в итоге мы все равно окажемся в начале. Лучше я буду излагать все в том порядке, в котором сама все узнавала.
— Полицейский, которого я прежде не видела, попросил меня опознать ее.
Я рассказываю мистеру Райту все, что рассказала тебе, за исключением сделки с дьяволом и прочих отступлений, несущественных для дела.
— В какое время это было? — мягко спрашивает мистер Райт. В его голосе, как всегда, сквозит доброта, но я не могу ответить. В день, когда тебя нашли, время словно сошло с ума. Минута длилась целую вечность, час пролетал за считанные мгновения. Словно в детской книжке, я проносилась сквозь недели и года, держа курс на вторую звезду справа и вперед до самого утра, которое никогда не наступит. Я была частью картины Дали — той, на которой он изобразил стекающие часы; гостьей на безумном чаепитии со Шляпником. Неудивительно, что Оден сказал: «Часы останови, забудь про телефон…»[3] Я понимаю эту просьбу, этот отчаянный рывок из тьмы к здравости рассудка.
— Не знаю, — отвечаю я, рискнув выдать частичку правды. — Время перестало иметь для меня значение. Обычно оно влияет на ход вещей, но когда умирает близкий человек, никакое время не способно это изменить и просто больше ничего не значит.
Увидев прядь твоих волос, я поняла, что горе — это любовь, превратившаяся в неизбывную тоску. Согласна, немного чересчур для мистера Райта, но я хочу, чтобы он лучше понял, как я воспринимала твою смерть. Реальность смерти нельзя вместить в минуты, часы или дни. Помнишь антикварные кофейные ложечки, отделанные эмалью, похожей на разноцветную карамель? Именно так я отмеряла свою жизнь — маленькими, строго определенными порциями. А твоя смерть была бескрайним океаном, в котором я безнадежно тонула. Известно ли тебе, что глубина океана достигает одиннадцати километров? Туда не способен проникнуть ни один луч солнца. В этом непроглядном мраке выживают лишь бесформенные, безымянные мутанты — кошмарные эмоции, о существовании которых я не подозревала до тех пор, пока ты не умерла.
- Парик для дамы пик - Анна Данилова - Детектив
- Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима - Детектив
- Лиловый парик - Гилберт Честертон - Детектив
- Доктора вызывали? - Светлана Алешина - Детектив
- Корона Мышки-норушки - Донцова Дарья - Детектив
- Нечем дышать - Эми Маккаллох - Детектив / Триллер
- Хит сезона - Светлана Алешина - Детектив
- Богатые тоже платят - Светлана Алешина - Детектив
- Любовь с алмазным блеском - Мария Жукова-Гладкова - Детектив
- Цвет боли: черный - Эва Хансен - Детектив