Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышь, дядя Сергей, что я говорю, — толкал он старика под бок: — Бабы!
— Может, оборотни! — пробормотал в ответ тот, понимая, что ему в данном случае нужно хотя что-нибудь сказать.
— Чего там оборотни? Какие оборотни? — насмешливо проговорил подросток. — Ежели оборотни, так с ними всегда крестом да молитвой справиться можно. Это — настоящие бабы, как полагается…
Федор вдруг оборвался и на мгновение глубоко задумался.
— Слышь, дядя Серега, что я тебе скажу, — вдруг воскликнул он, — ведь там наша боярышня была!
— Да ну? — даже растопырил руки от удивления старик. — Врешь!
— Чего вру? По голосу узнал…
— Право врешь! И чего ей в чужом доме, ночью, по разным закоулкам шататься?.. Посуди сам, пойдет она?
— А вот пошла, — торжествующе, с сознанием собственного достоинства ответил Федор. — Мало ли что на свете бывает! — с философской рассудительностью закончил он.
Сергей все еще продолжал не верить, и Федор стал заметно волноваться.
— Ну, ты как там желаешь, — сознавая свое превосходство в создавшемся положении, проговорил он с неудовольствием, — хочешь за дверью стоять — стой, твое это дело, попадайся Гассанке с Мегметкой на зубы. А я пойду…
— Куда, куда, миленький? — засуетился Сергей, сильно обеспокоенный создавшейся перспективой остаться одному среди темного перехода совершенно незнакомого ему дома. — Куда ты пойдешь?
— Как куда? Куда шел: боярышню вызволять! — ответил Федор и смело отворил дверь в покой за переходом.
— Стой, Федя, стой, миленький! — засуетился перепуганный старик. — Ежели ты, так и я за тобой. Вот только где твой ременный пояс? — шарил он во все стороны вокруг себя руками.
Федор тихо засмеялся и протянул ему руку, сказав:
— Держись!
Они вошли в неосвещенный покой.
Ночь уже наступила; на небо взошла луна, и ее слабый свет лился внутрь покоя через слегка запотевшие окна. Благодаря этому вокруг смельчаков была не столько темь, сколько таинственная, порождавшая всюду тени полумгла. Кое-как, с большим трудом, но все-таки можно было оглядеться вокруг.
Было мертвенно тихо, и эта тишина, как казалось Сергею, веяла чем-то могильным. Он чувствовал оторопь, но ему стыдно было выказать ее пред подростком, и он старался держаться бодро.
— Ну, вот, — заворчал он, — говорил ты: "идем!". Пришли, пришли, а теперь куда?
— Постой, не торопи! — огрызнулся Федор, — Дай сообразить.
Он начал повертываться во все стороны, потом отошел к двери, через которую они проникли в покой.
— Свет вот с этой, правой, стороны виднелся, — думал он вслух, — стало быть, шли отсюда, так что шли справа налево, выходит, стало быть, что нам нужно налево идти. Там-то дверь непременно должна быть! Поглядим…
Он начал осматривать стену, приходившуюся от него налево, и скоро радостно вскрикнул: он действительно нашел ход!
— Идем, дядя, идем, — потащил он за собой Серегу, — засапожник-то у тебя при себе?
— Нет, — с сокрушением ответил старик, — должно быть, обронил его, как ползли. Да и не нужно, я голым кулаком не хуже управлюсь…
— То-то! А то ведь идем мы с тобою неведомо куда, кого встретим — тоже неведомо. Может быть, боярышню-то отбивать придется.
— Ладно, — пробормотал старик, — не сдадим!
Они шли тем же понижающимся уступами переходом, по которому пред ними проходили Ганночка и молодая персиянка.
Идти им приходилось очень медленно, цепляясь за стену, переступая шаг за шагом. Сергей скоро почувствовал утомление и должен был то и дело останавливаться. Это страшно злило Федора, но делать было нечего, не мог же он оставить товарища одного в темном переходе.
Наконец, спустившись по мокрым, скользким ступеням, они очутились у входа в подвал, где чародействовала старая Ася. Прежде всего они увидали пелену из дыма, образовавшую как бы стену, за которой им решительно ничего не было видно. Пред этой стеной, выпрямившись во весь рост, стояла с высоко поднятой головой их красавица-боярышня, а у ее ног полулежала молодая персиянка, которую Сергей уже не раз видел в эти часы.
— Смотри, смотри, — прошептал на ухо Сергею Федор, — там, за дымом, у окна, старая колдунья лежит…
— Тогда не зевай, парень, возьмем боярышню…
— Возьмем, возьмем, хотя бы силой. А то тут задохнется.
Теперь, уже не думая скрываться, старик и подросток кинулись к своей милой боярышне Агашеньке, и Сергей схватил ее за руку как раз в то мгновение, когда она видела пред собою на высоком крыльце молодого бледного царевича.
Ганночка, почувствовав прикосновение мужских рук, вскрикнула, как бы пробуждаясь от тяжелого сна.
— Кто это? — дрожащим голосом проговорила она. — Где я?
— Молчи пока, боярышня милая, — услыхала она в ответ знакомый голос Сергея. — Хотели злые люди погубить тебя, да мы подоспели; уж мы-то тебя в обиду не дадим, скорее жизни лишимся, чем хоть волос с твоей головы упадет…
Он не договорил. Обессилившая от впечатлений Ганночка лишилась чувств. Она упала бы, если бы старый холоп не успел подхватить ее на руки. Федор не мог оказать ему помощь. Очнувшаяся от своего полузабытья Ася вцепилась в него, визжала, кусалась, царапалась. Федюнька, не будучи в силах освободиться от нее и не видя помощи от Сергея, быстро пришел в ярость.
— Отцепись, змея подколодная, — крикнул он. — А, ты не хочешь! Так вот тебе!
Он со всей силы ударил старуху по голове рукоятью засапожного ножа. Та тихо вскрикнула и отвалилась от малого; Федор сильно толкнул ее, скорее отшвырнул прочь от себя и кинулся к Сергею, державшему в охапке боярышню и, видимо, положительно не соображавшему, что ему теперь нужно делать. Около них уже суетилась Зюлейка, очевидно тоже не понимавшая, что происходит вокруг нее. Персиянка что-то лепетала; ни Сергей, ни Федор не понимали ее, но они видели, что эта женщина настроена к ним отнюдь не враждебно, и быстро сообразили, что могут получить от нее помощь.
— Ну, ну, милая, — ласково заговорил Сергей, — проведи нас скорее, где мамушка нашей боярышни, а то нехорошо ей, воеводской дочери, по подвалам пребывать! Ну, ну, не кочевряжься, показывай, что ли, путь! Куда идти-то? А не то!
Сергей, слышавший поднявшуюся на дворе тревогу и боявшийся всякого промедления, сделал угрожающий жест.
— Да брось ты ее, — остановил старика Федор, — сами выберемся, той же дорогой пойдем. Ишь ты, ведунья проклятая, туда же: нашей боярышне колдовать вздумала! Идем, дядя, идем. Вот тут ихний фонаришко валяется, — ткнул он фонарь, который принесла с собой Зюлейка, и, подняв его, пошел вперед к выходу из подвала, в котором пахучий дым сгущался все более и более.
Зюлейка кинулась вперед; видимо, участь Аси нисколько не трогала ее и она словно позабыла о ней. Позади всех старый Серега нес в своих медвежьих объятиях бесчувственную Ганночку.
Когда они вышли в верхний переход, то тревога и суматоха распространились уже по всему дому.
— Что еще там случилось? — сумрачно проворчал Сергей. — Эх, только бы до мамушки добраться!
Это им удалось вполне благополучно, благодаря путеводительству Зюлейки. В покое, отведенном для гостей, было тихо; мамушка крепко спала на жарко истопленной лежанке. Ее сон был столь крепок, что, когда Сергей попробовал разбудить ее, это не удалось ему.
Они уложили все еще бесчувственную Ганночку на постель и около нее сейчас же примостилась Зюлейка.
Так прошло несколько времени.
— Идут, — вдруг вся так и взметнулась Зюлейка, заслышав приближающийся к дверям их покоя шум, — господин идет!..
— Пусть идет, — спокойно проговорил Федор, вытаскивая нож.
Зюлейка тоже вытащила из складок своего платья длинный тонкий кинжал, а Сергей, у которого не было никакого оружия, схватил за конец тяжелую скамью.
Шум становился все ближе и ближе.
XV
В ЛЕСНОЙ ТРУЩОБЕ
Князь Василий себя не помнил, вынесшись от своего родного дома в адски-темный лес. Он хлестал мчавшегося вихрем коня, как будто боясь, что за ним будет погоня, которая опять вернет его назад и снова поставит пред неумолимой, как пробудившаяся совесть, теткой. Князь Василий спешил уйти, потому что боялся Марьи Ильинишны.
Впервые он ослушался ее, вышел из ее воли. Он слышал ее угрозу и понимал, что старушка исполнит сказанное. Но страсть так мощно владела его существом, что даже и угроза боготворимой тетки не могла подавить ее веления.
— Пусть, пусть уходит! — говорил себе князь Василий. — Пусть все уходят, никого мне не нужно, никого! Пусть я один останусь на белом свете, но все-таки дедовская обида будет отмщена…
Однако, едва он подумал об отмщении дедовской обиды, как ему сейчас же пришли на память слова Марьи Ильинишны. И вдруг его охватила невыразимая злоба против старушки, которую он всю жизнь по-детски пылко любил.
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Рабы - Садриддин Айни - Историческая проза
- Анания и Сапфира - Владимир Кедреянов - Историческая проза
- Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Свергнуть всякое иго: Повесть о Джоне Лилберне - Игорь Ефимов - Историческая проза
- Царица Армянская - Серо Ханзадян - Историческая проза
- Сон Геродота - Заза Ревазович Двалишвили - Историческая проза / Исторические приключения
- Нефертити и фараон. Красавица и чудовище - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Жаркое лето 1762-го - Сергей Алексеевич Булыга - Историческая проза