Форма входа
Читем онлайн Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
жителей, как на личность/разум/дух/душу. Многие физиологические очерки были посвящены низшим слоям общества и, казалось, должны были привести к прогрессивным политическим последствиям, соответствующим взглядам ведущих западников. Писатели так ярко изображали плачевные условия, в которых жили бедняки, что эти тексты воспринимались как призыв к социальным изменениям.
Во введении, написанном для «Физиологии Петербурга», Белинский призвал русских писателей взять сборник в качестве примера и уделить больше внимания описанию территории России. Он отметил, что, несмотря на разрозненные усилия в 1830-х годах, российское общество продолжает страдать от недостатка хороших произведений.
При этой качественной бедности в числительном богатстве у нас совсем нет беллетристических произведений, которые бы в форме путешествий, поездок, очерков, рассказов, описаний знакомили с различными частями беспредельной и разнообразной России, которая заключает в себе столько климатов, столько народов и племен, столько вер и обычаев и которой коренное русское народонаселение представляется такою огромною массою, с таким множеством самых противоположных и разнообразных пластов и слоев, пестреющих бесчисленными оттенками [Белинский 1991а: 7].
Хотя Белинский в своем введении, несомненно, стремился в первую очередь продвигать как жанр физиологический очерк, его замечания также подразумевают поддержку других видов описательной литературы, включая тексты, которые сегодня часто условно классифицируются как путеводители. Рассматривая в дальнейшем прежние попытки описать территорию России, Белинский особо хвалит «Панораму» Башуцкого [Белинский 1991а: 12].
Учитывая полемические выпады, содержащиеся в томе, неприязнь славянофилов к «Физиологии Петербурга» была предсказуема. К. С. Аксаков написал для периодического издания «Москвитянин» язвительную рецензию на антологию, в которой высмеял отдельные отрывки во введении Белинского как нелогичные и обвинил автора в том, что сборнику в целом не хватает оригинальности. Аксаков заявил, что это не более чем слепое подражание иностранному литературному течению [Аксаков 1981]. Но он не возражал против мнения Белинского о потребности в увеличении количества литературы, описывающей территорию России[33]. В годы, последовавшие за публикацией «Физиологии Петербурга», как славянофилы, так и западники поддерживали стремление к изучению и созданию словесных портретов Российской империи и ее народа. Писатели, сочувствовавшие взглядам обеих групп, а в некоторых случаях и сами ведущие идеологи, разрабатывали проекты, в которых рассматривались те или иные города и территориальные единицы, освещались общественные явления и тенденции, казавшиеся особенно актуальными для национального развития. Для многих авторов привычки, взгляды и поведение различных слоев населения, условия жизни в городских и сельских районах, текущее состояние сельского хозяйства, промышленности, журналистики и ремесленного производства, даже особенности местного ландшафта и климатические условия представляли собой свидетельства, полезные для получения исчерпывающих ответов на важные вопросы дня. Помогли ли реформы начала XVIII века России частично преодолеть свою отсталость и приблизиться к западному уровню развития, или они представляли собой катастрофическую ошибку? Нужно ли стране искать собственные решения своих проблем, или ей следует продолжать идти по стопам Запада? Как лучше всего определить русскость? С какими чертами характера она наиболее тесно связана? Поскольку Москва и Санкт-Петербург в контексте дебатов славянофилов и западников имели особое значение, они, как правило, привлекали к себе непропорционально большое внимание. Многие авторы пытались определить характер одной или обеих столиц России. Писатели часто затрагивали проблему кажущейся чужеродности Петербурга; они спрашивали себя, является ли столица западного облика, которую Петр I так поспешно возвел в качестве центрального элемента своей кампании реформ, величайшей надеждой и достижением современной России или предательством истинной природы страны [Белинский 1991б: 14; Герцен 1984].
Поскольку русские писатели стали тратить все больше времени на создание беллетристических описаний географического пространства и значение, которое литературный мир придавал очеркам, фельетонам и другим коротким описательным формам, резко возросло, можно было бы ожидать, что путеводители также ожидает процветание. Однако на самом деле их выпуск резко уменьшился в конце 1840-х годов и оставался на низком уровне до конца 1860-х. Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел и другие административные учреждения за этот период выпустили несколько важных сборников статистической информации о Санкт-Петербурге, но эти коллективные усилия мало что дают в плане повествования и, следовательно, полезны исключительно в качестве практических справочников [Карнович 1860; Санкт-Петербург 1868–1870].
В середине XIX века возникло несколько факторов, которые, вероятно, отбили у писателей охоту выпускать путеводители по Санкт-Петербургу. Во-первых, как я уже заметила, поток художественных произведений, очерков и фельетонов о Санкт-Петербурге, напечатанных в конце 1830-х и начале 1840-х годов, постепенно изменил общественное восприятие города. Северная Пальмира потеряла большую часть своего блеска, она стала казаться более темной и фантасмагоричной, местом громадного социального бедствия, где пороку и преступности было позволено бушевать безудержно. Грандиозные классические архитектурные ансамбли, доминировавшие в центре города, вышли из моды. Постепенно многие россияне стали рассматривать ряды однообразных желтых фасадов, выстроившихся вдоль улиц и площадей, как некий символ жестких и тиранических привычек династии Романовых, любви режима к военному порядку и упорного отказа от осуществления реальных демократических реформ. В результате все меньше и меньше людей воспринимало Петербург как место архитектурных чудес и примечательных мест, осмотр которых обязательно приведет к развитию художественного вкуса и личной пользе. Важная составляющая потребности в путеводителях, посвященных историческим и культурным достопримечательностям (в отличие от простых справочников и сборников географических фактов), в некоторой степени отпала.
Во-вторых, к середине 1840-х годов российские читатели столкнулись с избытком текстов о Санкт-Петербурге: физиологических очерков, рассказов и романов, написанных писателями натуральной школы, а также фельетонов и художественных произведений в новом реалистическом стиле. По мере распространения новых форм и способов описания путеводители неизбежно должны были выглядеть все более старомодными и неуместными. Публицистическая функция, которую они когда-то помогали выполнять, теперь считалась более чем адекватно выполняемой многочисленными авторами городских очерков. В эпоху, когда большая часть образованного российского общества стремилась обсудить современные социальные проблемы – крепостное право, бедность, необходимость реформ, – панегирический способ изложения, с которым у многих ассоциировались путеводители, должен был казаться неуместным. Интерес к письменным руководствам резко упал[34].
Новые путеводители начали появляться в большом количестве только ближе к концу ХІХ столетия, но отчасти благодаря другой культурной тенденции. В конце 1850-х и начале 1860-х годов, после смерти царя Николая I, архивы, которые долгое время были почти полностью закрыты для исследователей, стали постепенно открываться. Цензура также значительно ослабла. Официальная директива, изданная в 1860 году, предоставила российским историкам право свободно сообщать обо всех событиях, произошедших до смерти Петра I в 1725 году. Если они хотели писать о более поздней истории, то им все же приходилось следовать установленным цензурным процедурам, но им больше не запрещалось автоматически пытаться описывать личности и частную жизнь членов императорской фамилии. М. И. Семевский, писавший главным образом для журнала «Русская старина», оглядываясь назад на этот период либерализации, в течение которого он впервые начал заниматься историей, вспоминал:
Шестнадцать лет прошло после появления моих первых исторических очерков, и с некоторой точки зрения нахожу их <…> весьма слабыми. Я никогда не скажу, чтобы труды эти были бы для нашей публики того времени бесполезны. <…> Что касается до читающего общества, то, повторяю, они были весьма полезны, и вот почему. Я уже выше сказал, что эта масса, сквозь устряловщину глядя на отечественную историю, была в полнейшем невежестве по отношению к родной старине. И вот являются в литературных журналах монографии в весьма живой форме и, совершенно не обвинуясь скажу, трактующие о всех исторических лицах, и в особенности о представителях власти в России XVIII века, в самых простых образах, низводя их с ходулей, на которых они до сих пор высились. В этих монографиях эти лица были
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон бесплатно.
Похожие на Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон книги
- Карл Великий: реалии и мифы - Олег Валентинович Ауров - История
- Душа Петербурга (сборник) - Николай Анциферов - История
- Санкт-Петербург. Автобиография - Марина Федотова - История
- 100 великих достопримечательностей Санкт-Петербурга - Александр Мясников - История
- Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века - Пётр Пискарёв - История
- Неведомая Африка - Николай Непомнящий - История
- Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - Владилен Николаевич Виноградов - История
- Потерянные поколения. История детских и молодежных организаций СССР - Комяков Сергей - История
- Петр Великий и Санкт-Петербург в истории России - Александр Андреев - История
- Волго-Камье в начале эпохи раннего железа (VIII-VI вв. до н. э.) - Альфред Хасанович Халиков - История
