Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь? Что будет теперь?
Вязание носков
Вернер просыпается после полуночи и видит, что одиннадцатилетняя Ютта сидит на полу рядом с его кроватью. На коленях у сестры коротковолновый приемник, рядом лист бумаги с неоконченным рисунком — многооконным городом ее фантазий.
Ютта отнимает от уха наушник и щурится. В сумерках копна ее волос кажется светлее обычного — будто зажженная спичка.
— В Союзе девочек, — шепчет она, — нас заставляют вязать носки. Зачем столько носков?
— Наверное, рейху нужны носки.
— Зачем?
— Для ног, Ютта. Для солдат. Не мешай мне спать.
И тут, словно нарочно, младший мальчик — Зигфрид Фишер — на первом этаже кричит один раз, затем второй. Вернер и Ютта ждут, пока фрау Елена спустится по лестнице, успокоит его и в доме вновь воцарится тишина.
— Тебе интересны только математические задачки, — шепчет Ютта. — И радиоприемники. Разве ты не хочешь понимать, что происходит?
— Что ты слушаешь?
Ютта прижимает наушник к уху, складывает руки на груди и не отвечает.
— Ты слушаешь что-то, чего слушать нельзя?
— А тебе-то что?
— Это опасно, вот что.
Она зажимает пальцем другое ухо.
— Остальные девочки всем довольны, — шепчет он. — Им нравится вязать носки, собирать макулатуру и все такое.
— Мы бомбим Париж, — говорит Ютта громко.
Вернер еле перебарывает желание заткнуть ей рот рукой.
Ютта вызывающе смотрит на него. Кажется, будто какой-то невидимый сквозняк дует ей в лицо.
— Вот что я слушаю, Вернер. Наши самолеты бомбят Париж.
Бегство
По всему Парижу люди упаковывают фарфор и убирают его в чуланы, зашивают жемчуг в одежду, прячут золотые кольца в книжных переплетах. Из музейных кабинетов забрали пишущие машинки. Залы превратились в упаковочные дворы, полы усыпаны соломой, опилками, кусками шпагата.
В полдень мастера вызывают в директорский кабинет. Мари-Лора сидит по-турецки на полу ключной и пытается читать свою книгу. Капитан Немо собирается вести профессора Аронакса и его спутников на подводную прогулку за жемчугом, но Аронакс боится акул, и, хотя Мари-Лоре хочется знать, что будет дальше, предложения на странице рассыпаются. Слова дробятся на буквы, буквы — на непонятные бугорки. Как будто у нее обе руки в толстых варежках.
Внизу, на вахте, сторож крутит настройку приемника, но слышны только хрипы и треск. Наконец он выключает приемник совсем, и на музей опускается тишина.
Вот бы это была головоломка, сложная игрушка, которую смастерил папа, задачка, которую можно решить. Первая дверь — кодовый замок. Вторая — щеколда. Третья откроется, если шепнуть в замочную скважину волшебное слово. Проползти через тринадцать дверей, и все снова будет хорошо.
В городе колокол на церкви бьет час. Затем половину. Папа все не возвращается. В какой-то момент по музею прокатываются несколько отчетливых ударов. Они идут из сада или с улицы, словно кто-то сбросил с облаков несколько мешков цемента. При каждом ударе в шкафах звенят тысячи ключей.
Коридор как вымер — ни шагов, ни голосов. Вторая серия толчков — ближе, сильнее. Ключи звенят громче, пол скрипит, и Мари-Лора вроде бы чувствует запах сыплющейся с потолка пыли.
— Папа?
Молчание. Ни сторожей, ни уборщиц, ни плотников, ни частого стука секретарских каблуков.
Они могут сутками маршировать без еды. Они заделывают детей каждой школьнице, которую встретят.
— Эй!
Как пугающе быстро коридор поглощает звук ее голоса!
Через мгновение слышны шаги, звон ключей и папин голос, зовущий ее по имени. Все происходит очень быстро. Он выдвигает большие низкие ящики шкафа, бренчит десятками связок ключей.
— Папа, я слышала…
— Поторопись.
— Моя книга…
— Лучше оставить ее здесь. Она слишком тяжелая.
— Оставить книгу?
Отец вытаскивает ее за дверь и запирает ключную. Снаружи волны паники расходятся по рядам деревьев, словно отголоски землетрясения.
— Где сторож? — спрашивает папа.
Голоса возле тротуара: солдаты.
У Мари-Лоры в голове все путается. Это гул самолетов? Пахнет дымом? Кто-то говорит по-немецки?
Отец перебрасывается несколькими словами с кем-то незнакомым и отдает ему ключи. Потом они выходят через ворота на улицу Кювье, пробираются между мешками с песком, или безмолвными полицейскими, или чем-то еще, недавно появившимся на тротуаре.
Шесть кварталов, тридцать восемь канализационных решеток. Мари-Лора пересчитывает их все. Из-за фанеры, которой отец забил окна, в квартире душно и жарко.
— Подожди немного, Мари-Лора. Потом я все объясню.
Отец запихивает что-то куда-то. Наверное, в свой холщовый рюкзак. Кажется, еду. Мари-Лора пытается определить по звукам. Кофе. Сигареты. Хлеб?
Что-то снова бухает, дребезжат стекла. В буфете звенит посуда. Мари-Лора подходит к макету и проводит пальцами по домам. Все на месте. Все на месте. Все на месте.
— Сходи в уборную, Мари.
— Мне не надо.
— Потом может долго не быть возможности.
Он надевает на нее зимнее пальто, хотя сейчас середина июня, и они быстро спускаются по лестнице. На рю-де-Патриарш Мари-Лора слышит далекий топот, словно идут тысячи людей. Она шагает рядом с отцом: в одной руке трость, другая держится за его рюкзак. Все начисто лишено логики, как в страшном сне.
Направо, налево. Между поворотами — длинные отрезки мостовой. Скоро они уже идут по улицам, где Мари-Лора точно никогда не бывала, далеко за пределами папиного макета. Она уже давно не считает удары палкой. Наконец они оказываются в толпе, такой плотной, что Мари-Лора чувствует идущий от людей жар.
— В поезде будет прохладней, Мари. Директор раздобыл нам билеты.
— А можно уже идти в поезд?
— Ворота закрыты.
От толпы тошнотворно разит волнением.
— Мне страшно, папа.
— Держись за меня крепче.
Он ведет ее куда-то в другую сторону. Они переходят шумную улицу и попадают в проулок, где пахнет, как в мокрой канаве. У отца в рюкзаке побрякивают инструменты, вдали безостановочно гудят автомобильные клаксоны.
Через минуту они снова утыкаются в толпу. Голоса эхом отражаются от высоких стен, пахнет мокрой одеждой. Кто-то выкликает имена в громкоговоритель.
— Где мы, папа?
— На вокзале Сен-Лазар.
Детский плач. Запах мочи.
— Здесь немцы?
— Нет, ma chérie.
— Но скоро будут здесь?
— Говорят, что да.
— А что мы будем делать, когда они придут?
— К тому времени мы уже будем в поезде.
Справа визжит ребенок. Мужчина дрожащим голосом просит толпу расступиться. Рядом женщина надрывно повторяет: «Себастьян? Себастьян?» — снова и снова.
— Уже ночь?
— Только-только начало смеркаться. Давай отдохнем. Не разговаривай, береги силы.
Кто-то говорит:
— Вторая армия разбита, Девятая в окружении.
Кто-то отвечает:
— Мы не выстоим.
Чемоданы скребут по плитам, тявкают собачонки, кондукторы свистят в свистки, какая-то большая машина чихает, заводясь, потом умолкает. Мари-Лора силится успокоить сосущую боль под ложечкой.
— Но у нас же билеты! — кричит кто-то позади.
Шорох переступающих ног. Истерика волнами прокатывается по толпе.
— Как это выглядит, папа?
— Что, Мари?
— Вокзал. Ночь.
Щелкает зажигалка. Мари-Лора слышит, как папа затягивается, чувствует запах сигаретного дыма.
— Попробую рассказать. Во всем городе темно. Уличные фонари и окна не горят. Иногда в небе движутся лучи прожекторов. Ищут самолеты. Вот женщина в халате. А у другой в руках стопка тарелок.
— А что армия?
— Армии больше нет, Мари.
Он находит рукой ее ладонь. Страх немного успокаивается. По водосточной трубе бегут струйки дождя.
— А сейчас что мы делаем, папа?
— Надеемся сесть на поезд.
— А что делают все остальные?
— Тоже надеются.
Герр Зидлер
Стук в дверь во время комендантского часа. Вернер и Ютта вместе с другими детьми делают уроки за длинным деревянным столом. Фрау Елена, прежде чем открыть дверь, прикалывает к лацкану партийный значок.
В дом входит мокрый от дождя ефрейтор. У него на поясе пистолет, на левой руке повязка со свастикой. Вернер думает про коротковолновый приемник, упрятанный в старую деревянную аптечку под его кроватью. Он думает: они знают.
Ефрейтор оглядывает комнату: чугунную печку, развешанное белье, щуплых детей — с равной долей враждебности и снисходительности. Его черный пистолет как будто втягивает в себя весь свет.
Вернер украдкой косится на сестру. Та неотрывно глядит на гостя. Ефрейтор берет со стола книгу — детскую, про говорящий паровозик, — и тщательно перелистывает. Затем говорит что-то очень тихо — Вернер не может разобрать слов.
- Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник) - Юрий Бондарев - О войне
- Приключения Вернера Хольта - Дитер Нолль - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Кроваво-красный снег - Ганс Киншерманн - О войне
- Присутствие духа - Марк Бременер - О войне
- Записки диверсанта - Илья Старинов - О войне
- На «Ишаках» и «Мигах»! 16-й гвардейский в начале войны - Викентий Карпович - О войне
- Утро в Нормандии. - Дэвид Ховарт - О войне
- 2034: Роман о следующей мировой войне - Эллиот Аккерман - Научная Фантастика / О войне / Триллер