Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваша защитная реакция, Джозеф Кисс, на удивление основательна. Вы похожи на покрытого крепким панцирем жука. Я чувствую, что нахожусь рядом с представителем особого нового вида эволюции, гораздо более высокоорганизованного, чем мой собственный, но при этом обреченного на раннее вымирание.
Это позабавило мистера Кисса.
— Вы сильно преувеличиваете, старина!
Потом он посерьезнел.
— Я посоветовал бы вам быть более осторожным, разговаривая со мной, потому что для психически больного человека нет ничего более опасного, чем увлечься гиперболой. Если вы считаете себя моим другом, вам следует стараться, чтобы я твердо стоял на земле, а не витал в облаках.
После чего решительно изменил тему беседы и рассказал анекдот про слепого нищего, который принял осколок бомбы, угодивший ему в шляпу, за щедрое подаяние.
Через несколько дней мистера Кисса забрали в полицию и из участка переправили в психбольницу, которая находилась в Тутинге. Когда наконец его разрешили навестить, мистер Банаджи увидел перед собой разбитого, слабого, напичканного лекарствами человека. С губ у него текла слюна. По словам доктора, мистер Кисс напялил на себя театральный шотландский костюм, схватил палаш, объявил себя со сцены прямым потомком Бриана Бору, по линии Стюартов, и предложил публике последовать за ним на штурм Букингемского дворца. В первые месяцы войны королевская семья была непопулярна и потому слишком чувствительна к подобного рода демонстрациям. Господину Черчиллю еще только предстояло вернуть ей былое уважение в обществе. Видеть страдающего в больничной палате Кисса было невыносимо, и мистер Банаджи добился освобождения друга на условии, что тот продолжит прием барбитуратов. С тех пор Данди Банаджи дал себе клятву никогда более не провоцировать приступы саморазрушительной болезни друга.
Выйдя из больницы, Джозеф Кисс отправился к своему театральному агенту, собираясь поговорить о замене репертуара. Агент припомнил случавшиеся и в прошлом инциденты такого рода.
— Теперь вы обидели короля, черт бы его побрал. Думаете только о себе, а у меня из-за вас могут быть проблемы.
Джозеф Кисс нашел себе нового агента, который предложил отказаться от телепатических сеансов, делая упор на актерские способности, и дал ему возможность неплохо зарабатывать, снимаясь в эпизодических ролях в кино и на телевидении, а затем и в более выгодных рекламных роликах. Доходов теперь хватало на то, чтобы хранить верность вредным привычкам, поддерживавшим его рассудок в здравии. Поскольку его знание Лондона было исключительным («тот, кто ходит пешком, никогда не бывает так же несчастен, как тот, кто сидит дома, мой мальчик»), Данди с признательностью платил за привилегию сопровождать мистера Кисса на его прогулках и описывал их в газете. Их отношения стали более близкими и ровными, а кроме того, и взаимовыгодными, превратившись в подобие счастливого брака по расчету. Теперь периодические посещения мистером Киссом больницы всегда носили добровольный характер и надолго не затягивались.
Навещая Джозефа Кисса в новой палате, Данди Банаджи беспокоился о том, каково здесь пожилому человеку, но мистер Кисс чувствовал себя совершенно нормально и был полон спокойствия.
— Единственная неприятность — воровство. Я никогда не знаю точно, кто ворует — товарищ по несчастью или сиделка. Здесь это в порядке вещей, мой мальчик.
Он представил ему постоянного обитателя этой больницы, своего «душевного друга» мистера Лунатика, похожего на спаниеля.
Когда Данди Банаджи случайно узнал, что Лунатик умер, он разыскал мистера Кисса в пабе «Старый король Луд» на Лудгейт-Серкус, куда актер обычно ходил по пятницам ради валлийских гренок с сыром.
— Я подумываю над тем, чтобы сменить врача, — сказал ему мистер Кисс. — Лунатик был добрым духом больницы. Он был более нормальный, чем любой из нас. Намного здоровее тебя, Банаджи, здоровее меня. Несомненно, родственники поместили его сюда только из-за его прозвища. Но ведь если ты не похож на других, как же прикажешь тебя называть? Лунатиком. Так ведь? Не надо печалиться. Он был вполне счастлив. Все мы несвободны, Банаджи, раз уж тебе нравится, когда жалуются. — Он чуть не положил руку на плечо Банаджи, но вовремя взял бумажную салфетку и вытер пальцы. — Все в больнице любили его, даже санитары. А ты знаешь не хуже меня, какой характер надо иметь, чтобы заслужить доброе слово от этих грубиянов. Мне кажется, они потеряют в моем лице отличного пациента. Есть тут одно местечко в Роэмптоне. Я подумываю о нем. Или, может быть, уйти в монастырь, стать юродивым?
На этот раз мистер Кисс, прикончив пинту пива, вздыхает.
— Что ж, старина, — повышает голос мистер Банаджи, потому что из-за стойки бара долетает голос Молли, предупреждающий о закрытии. — Куда же мы отправимся сегодня?
— Я думал, что нам нужно пройтись вокруг Баттерси и посмотреть, что задумали эти парни из Челси. Теперь они заявляют права на весь район. Периодические волны экспансии. История повторяется. Я даже сам как-то попал в переплет у себя в Брикстоне. — Он надевает пальто. — Еще я заготовил для тебя один стишок. Не знаю, поймет ли уроженец Бомбея тоску старого лондонца, но вспомни, как вами правили Великие Моголы, а можешь припомнить британцев в пробковых шлемах, если на то пошло. Бедняги! Они теперь только сами себя могут притеснять. Незавидная, согласись, доля!
И, обняв Данди Банаджи за плечи, Джозеф Кисс ведет его из «Сент-Клементз армз» к станции метро «Майл-Энд», на ходу декламируя:
Пусть присыпан нафталином,Словно снегом, наплевать!Здесь в округе люди жили,Только цены подскочилиНа недвижимость опять.И начальство так печетсяО согражданах своих,Что, конечно, здесь снесетсяИ забором обнесетсяВсе, к чему я так привык.Улучшение условий,Возведение жилья!Мне твердят, чтоб я усвоил,И построят здесь такое —Для себя.
— Мы закажем карри в «Звездном радже». Что скажешь, Данди?
— Я должен записать стихи, — тактично говорит мистер Банаджи, — как только мы спустимся в метро.
— Вряд ли они станут это печатать.
— Уверен, что нет. — Мистер Банаджи счастливо улыбается, и они проходят к эскалатору. — Но нам заплатят, а это уже кое-что, не так ли?
— Как плодотворно наше сотрудничество, мой мальчик!
Навстречу им вверх по длинному эскалатору едет Дэвид Маммери. Он торопливо снимает свою меховую шапку и радостно машет:
— Мистер Кисс! Данди!
— Маммери! Маммери! Что у тебя в руке? Дохлая кошка? Тебе нужна помощь, приятель? Пойдем с нами! Мы едем в Баттерси! — С неподдельным чувством Джозеф Кисс призывает его последовать за ними, но Маммери не собирается менять свои планы.
— Нет, я к себе на набережную. Приятно повеселиться!
Из вестибюля станции доносится звук скрипки.
— Какая небесная гармония! — вслушивается в музыку Джозеф Кисс. Из глубин тоннеля нарастает шум прибывающего поезда.
— Поспешим, Данди! Сейчас быстро темнеет. Нам надо добраться на место до заката. — Они входят на сияющий кафелем и рекламными плакатами перрон и видят молодую девушку в длинном черном пальто. Девушка берет новый аккорд на скрипке. Мистер Кисс кидает монетку в открытый футляр от инструмента. На губах Данди застывает улыбка, а девушка, закрыв глаза, погружается в первые такты сонаты.
— Ах, Лондон, Лондон! — От быстрой смены впечатлений у Данди голова идет кругом, и он с восторгом бросается в распахнутые объятия города.
Часть вторая
Праздники
Лондон! В имени этого великого города присутствует мощный резонирующий звук. Оно производит на нас впечатление громового раската. В нем есть пафос величия, в нем чувствуется поступь судьбы. Что больше всего поражает нас в Лондоне — так это бьющая через край полнота жизни населяющих его бесчисленных толп. С той же силой завораживает моряков бесконечная мощь океана. Лондон можно изучать с самых разных точек зрения, но самым впечатляющим является то, что он показывает нам человеческую жизнь во всем разнообразии настроений и положений. Здесь смешаны комедия и трагедия, смех и слезы, любовь и ненависть, роскошь и нищета, напряженный труд и праздное безделье. Изысканные плоды цивилизации соседствуют со следами варварства. Купол собора Святого Павла венчает крест, в то время как на другом берегу Темзы, в темных кривых переулках процветают немыслимые языческие культы. Короче говоря, все элементы той волнующей тайны, которую мы называем жизнью, собраны и представлены здесь с такой яркостью, полнотой и силой, каких не встретишь ни в одном другом городе мира.
Р. П. Даунс. Магические города. 1914.Королева Боудика 1957
Джозеф Кисс вернулся. На Ливерпульском вокзале его встретил весенний туман, повисший над пустырем в том месте, где Лондон-Уолл переходит в Уормвуд-стрит. Джозеф Кисс поежился, словно желая стряхнуть с плаща паровозную сажу, заморскую пыль и суету Амстердама, и, держа в одной руке старый саквояж, а в другой — большой зонт с ручкой из слоновой кости, направился в сторону трактира, построенного в далекую пору из красного кирпича, уцелевшего под бомбежками, но теперь обреченного затеряться среди современных построек, — город наконец взялся за восстановление этого сильно пострадавшего во время войны района. На фоне бетонных блоков и застекленных витрин викторианский трактир выглядел неважно. Джозеф Кисс оказался сегодня здесь первым посетителем. Он шагнул в пустынное тепло, шумно выдыхая из ноздрей запах поезда с привкусом сваренных вкрутую яиц, и тут же протянул руку за кружкой пива, которую уже успел налить ему бармен. Загорелый, в рубашке с расстегнутым воротничком и тусклым невыразительным взглядом, он заметил, что, похоже, сегодня мистера Кисса мучает совершенно невыносимая жажда.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Чудо о розе - Жан Жене - Современная проза
- Отец Джо - Тони Хендра - Современная проза
- Сердце матери - Мари-Лора Пика - Современная проза
- Две недели в июле - Николь Розен - Современная проза
- Садовые чары - Сара Аллен - Современная проза
- Современная канадская повесть - Мари-Клер Бле - Современная проза
- Франц, дружочек… - Жан Жене - Современная проза
- Люди и Я - Мэтт Хейг - Современная проза
- Еврейская песня - Анатолий Азольский - Современная проза