pater familias так бездеятелен? – Во всяком случае, он делает хоть что-нибудь, стараясь не дать Северу стать пожизненным диктатором.
Настало долгое молчание. Клавдий Помпеян давно взял за обыкновение не объяснять и не оправдывать своих решений в разговоре с сыном. Тот, юный и горячий, заключил, в свою очередь, что отец – трус, и стыдился родства с ним.
– Известно ли, чью сторону принял наместник Нижней Германии?
– Судя по всему, Вирий Луп во всеуслышание объявил, что поддерживает Севера. Но может и перейти в стан Альбина. Отец, ты даже не представляешь, сколько людей готовы выступить против Севера.
Клавдий Помпеян слабо улыбнулся:
– Мне кажется, тому, кто распоряжается ренскими легионами, будет нелегко перекинуться в другой лагерь. Я называю Лупа «наместником», кем он в сущности и является, но официально это легат-пропретор: по сути, – посланник императора, действующий как претор. Это означает, что узы, связывающие его с Севером, единственным императором, которого признал Сенат, очень и очень крепки. Он хранит верность именно этому императору. Взбунтоваться против него – преступление, которого Север не простит никогда.
– В наше время, отец, не до официальных названий.
– Здесь ты прав, сын мой. Главное – с кем будет Луп под конец войны, а не в ее начале.
Новое молчание.
– Я говорил с Сульпицианом, – возобновил беседу Аврелий. – Некоторые полагают, что Луп, как и ты, предпочтет держаться в стороне от схватки.
– Он не сможет, – отрезал Клавдий Помпеян.
– Да неужели? Забавно, отец: ты можешь заявлять, что не берешь ничью сторону и три раза отказываться от императорского престола. Но отказываешь в этом праве наместнику Нижней Германии.
– Между нами есть большая разница, – заявил Клавдий Помпеян все так же решительно.
– Какая же, отец?
– Я не начальствую над легионами. А у него их два: Тридцатый Победоносный Ульпиев и Первый легион Минервы. Легаты двух легионов Верхней Германии посматривают на него и поступят так же, как он. Все ренские легионы давно составляют одно большое войско. Без сомнения, Коммод назначил Лупа по той причине, что он – посредственный военачальник и не имеет поддержки в Сенате. Но тот, кто повелевает четырьмя легионами, солдаты которых ждут его решения, не может позволить себе неучастия в военных действиях. Если он все же решится на такую игру, то потерпит неудачу. Может, он даже выживет… что в наши времена уже немало. Не знаю, насколько изворотлив этот Луп…
– Луп в любом случае пойдет за Альбином, – настаивал молодой Аврелий. – Это сказал мне Сульпициан, который переписывается с Альбином.
Клавдий Помпеян вздохнул. Не посоветовать ли сыну – в который уж раз! – держаться подальше от Сульпициана? Но он знал, что из этого ничего не выйдет, и промолчал. Вскоре сами обстоятельства, богиня Фортуна и остальные боги изрекут свой приговор. Сенатор чувствовал неимоверную усталость. Пожалуй, он не доживет до развязки этой трагедии. Так или иначе, он уже выбрал для себя победителя и решил поделиться своими соображениями. Может быть, его неистовый сын проявит больше осмотрительности в выборе друзей-сенаторов.
– Мне жаль разрушать твои надежды, мой мальчик, но, боюсь, Альбин не одержит верх в новой войне, которая надвигается на всех нас. Я совершенно убежден, что победа останется за Севером. У него есть тайное оружие, которого никто не замечает.
– Тайное оружие? – Впервые за все время разговора слова отца возбудили любопытство Аврелия – так загадочно они звучали. Возможно, старик поделится важными сведениями; он, Аврелий, сообщит их Сульпициану, а тот передаст все Альбину, и это поможет ему одолеть проклятого главу семейства Северов? – Что же это такое, отец, и почему его не принимают во внимание?
– Это Юлия. Правда, будет неверно говорить, что все так уж слепы и глухи. Поверженный Юлиан, помнится, был о супруге Севера того же мнения, что и я. Но он не сумел вовремя обезвредить ее, она бежала из Рима, и вот Юлиан мертв.
Аврелий сперва посмотрел на отца с изумлением, несколько раз мотнув головой, потом с разочарованием.
– Женщина? – презрительно бросил он.
– А почему бы и нет? При Клеопатре Египет был сильнейшей державой на всем побережье Внутреннего моря, и так продолжалось все ее царствование. Она знала, как поставить себе на службу самых могущественных римлян того времени: сначала Юлия Цезаря, затем Марка Антония.
Аврелий вновь принял презрительный вид:
– Даже если все так и было, отец, Клеопатра совершила ошибку: при Акции Октавиан разбил Марка Аврелия, и это ознаменовало конец ее власти.
– Ты прав. Юлия Домна не может позволить себе ошибки, иначе она не выживет в этом военном противостоянии. Она знает это и убеждена, что ее супруг поборет противника. Если бы мы были в Большом цирке, я бы поставил на ту же квадригу, что и Юлия.
Его сын опять покачал головой. Видимо, отец совсем потерял рассудок. Разговор казался пустым и никчемным.
– Отец, я считаю, что в твоих словах нет смысла, но скажи, отчего ты решил, что жена Севера так много значит?
– Однажды я говорил с ней, покидая Сенат. Юлия ждала супруга. Мы поприветствовали друг друга любезно, как подобает сенатору и супруге другого сенатора. Какое-то время мы шли вместе: Север, Юлия и я. Я заметил, что она не только невероятно красива, но и очень умна. Большинство знакомых с ней мужчин так не думают. Мой почтенный возраст и моя несклонность к плотским удовольствиям позволили мне наблюдать за ней более отстраненно, чем это свойственно мужчинам помоложе. Я увидел, что, помимо женского очарования, она обладает острой сообразительностью и безмерным честолюбием. Далее, она замужем за мужчиной, который любит ее, и в этом, мой мальчик, ключ ко всему. Давай-ка вспомним всех римских императоров. Скажи, знаешь ли ты хоть одного, который был бы искренне влюблен в свою супругу? Юлия и Север – единственные в своем роде. Это само по себе – источник силы, но еще оказывает неведомое нам воздействие на них… на нее.
Аврелий почти невольно втянулся в игру, предложенную отцом, хотя и считал ее почти детской забавой. Он машинально принялся перечислять вслух имена римских императоров:
– Август уважал Ливию…
– Уважал, бесспорно, но это не любовь, – перебил его отец. – Ливии к тому же было нужно лишь одно: чтобы Август провозгласил цезарем одного из двух сыновей от ее предыдущего брака, Тиберия, сделал его своим наследником. Север искренне любит Юлию Домну, а она – его. Такой царственной четы еще не было. А любовь, сын мой, – великая сила, способная в случае надобности уничтожить сразу несколько легионов.
– Но, отец, Тиберий был без ума от своей первой жены, Випсании Агриппины, – заметил
