Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4
В ясное тихое утро огромный город, прибранный за ночь дворниками, выглядел свежо и чисто. Открытое берлинское такси мягко шепталось шинами с накатанным темным асфальтом.
Костя держал Олину руку в своей. Называя площади и улицы, которыми они проезжали, он обращал ее внимание на мелькавшие то тут, то там красные флажки. Чем дальше от центра города, тем чаще эти флажки высовывались из полуподвального или чердачного окна, а на рабочей окраине ими уже закраснелись окна сплошь, по обеим сторонам улицы.
В кварталах Веддинга, населенных рабочими, все ворота, подъезды домов были празднично убраны в красное. Знамена, плакаты, огромные алые транспаранты спускались с балкончиков до самой мостовой, колыхались наверху, протянутые поперек улиц…
— Вот бы нам в праздники так убирать Красную Пресню! — воскликнула Оля. Она перевела один из лозунгов: — «СССР — отечество рабочих и крестьян всего мира»… И смотри, всюду портреты: Маркс, Энгельс, Ленин… Карл Либкнехт, Роза Люксембург…
Это был день всегерманского слета красных фронтовиков. Больше ста тысяч человек прибыло на поездах и грузовиках в Берлин со всей Германии. Деньги на дорогу рабочие собирали долгие месяцы, по пфеннигу. Безработные шли пешком сотни километров — из Гамбурга, Саксонии, Рура. Берлинские рабочие семьи наперебой брали прибывших к себе на жилье, а кто не успел расселиться, те провели ночь на площадях и в скверах, в нарушение полицейских правил, разводя костры.
Пролетарии разом стали хозяевами улиц и площадей столицы. Ни одна политическая организация в Германии не проводила еще такого грандиозного слета участников.
— Здесь же месяц тому назад маршировали фашисты «Штальгельма», — рассказывал Оле Костя. — Социал-демократический прусский министр внутренних дел отрядил семнадцать тысяч полицейских, чтобы охранять фашистов от народа. Вон там, смотри влево, на этой самой площади я видел, как позади шеренги полицейских рабочие развернули красное знамя и кричали, поднимая кулаки, на идущих через площадь штальгельмовцев: «Долой фашистов, убийц рабочих!»
Празднично одетые толпы сегодня переполняли тротуары и мостовые Веддинга. Всюду мелькали полувоенные спортивки Ротфронта. Красные фронтовики — герои дня, на них красные галстуки, значки на шапках — красный кулак. Со многими под руку женщины.
Масса народу толпилась возле локалов — пивнушек, отданных сегодня в распоряжение союза Ротфронт. У одного из таких локалов Костя остановил такси и попросил шофера обождать. Они с Олей протолкались в дверь. У буфетной стойки, в тесноте, шла веселая раздача бесплатных завтраков всем, кто протягивал руку. Оля жадно слушала шумные разговоры. Немецкому языку, так же как и французскому, ее еще в детстве обучила мать.
Из бурлящего революционной страстью Веддинга они возвращались в болото буржуазной сытости и благопристойной тишины — в центр Берлина.
Сходя с такси, Костя заметил у шофера в кабине торчащий из настенной кожаной сумочки выпуск их «Истории русской революции в документах и иллюстрациях».
— Интересно читается? — спросил он.
— О, зер интерессант! — отвечал шофер. — Я их все аккуратно покупаю.
5
Оля привезла важную для Пересветовых семейную новость: в одном из только что отстроенных новых домов они получают осенью квартиру. Это позволит им перевезти к себе в Москву детей и Марию Николаевну.
Оля передала Константину привет от обоих братьев Ступишиных, Геннадия и Юрия. Юрий приезжал в Москву и приходил к Ольге вместе с Соней.
— С Соней?.. Бедный Мечислав! — вырвалось у Кости.
Обедать пошли в ресторан вместе с Флёнушкиным. Оля и ему сообщила новость: Катя с Хлыновым поженились. Флёнушкин промолчал, лишь на секунду изменившись в лице.
— Она его приберет к рукам, — заметила Оля.
Костя полюбопытствовал:
— А как же Виктор на это смотрит? Он с Катей на ножах был.
— Шандаловы получили квартиру и переехали из института, Виктор там редко теперь бывает. А ведь Анатолий против собственной теории поступил: помнишь, Сандрик, как он проповедовал, что жениться нужно только на молоденьких студентках?
— Зато меня он убедил, — сказал Флёнушкин и улыбнулся.
Василия Ивановича, Дядю Неворуя, избрали в члены райкома партии, а Феня Лопатина работает теперь в рай-женотделе.
— Я говорила им, что тебе предлагали пойти на агитпропработу. Они в один голос сказали: «Пусть лучше книжки пишет, мы будем по ним учиться». А знаешь, Костя, кто в Москве умер? Рейнеке-Лис.
Так еланские реалисты прозывали когда-то своего директора, который в 1915 году исключил Пересветова и его друзей из выпускного класса и донес на них в охранку.
— И знаешь, где он до последнего времени работал? Консультантом в Издательстве наглядных пособий. Паша Додонов уверяет, что это Рейнеке-Лис там забраковал твои таблицы.
— Вот как! — удивился Костя. — То-то подпись под отзывом была неразборчива!..
Вскрылась, по сведениям Лесниковой, новая противопартийная затея оппозиционеров: они собирают подписи под какой-то нелегальной «платформой 83-х». И это в момент, когда английские империалисты готовят нападение на СССР!
— Представьте себе, Степан Кувшинников в этом деле замешан. Боюсь, что он вылетит из партии.
Уже с прошлого года — когда Зиновьев и Каменев идейно капитулировали перед троцкизмом по всем главным вопросам, признав «правильной» даже критику «внутрипартийного режима» оппозицией в 1923 году, — в «оппозиционном блоке» формировались элементы «второй партии». Ленинскую Коммунистическую партию участники блока объявили «сталинской фракцией». Кроме троцкистов и зиновьевцев к блоку примкнули осколки других антиленинских групп: «децистов» (сапроновцев), «рабочей оппозиции» (Шляпников, Медведев). За рубежом оппозиционный блок опирался на ренегатские группки Корша, Маслова, Суварина. Белоэмигрантская и иностранная социал-фашистская и буржуазная печать безудержно хвалила «русскую оппозицию»…
Пообедав, опять взяли такси и поехали к площади, где был назначен митинг.
В условленном месте Пересветова, Лесникову и Флёнушкина встретил Отто и провел на длинную дощатую трибуну президиума. Отсюда было прекрасно видно, как подходили к зеленеющему свежей травой огромному плацу густые колонны рабочих и их знаменосцы. Шествие знамен под четкую барабанную дробь медленно развертывающейся живой лентой приближалось к трибуне.
— Троцкисты обвиняют нас в национальной ограниченности, — говорил спутникам Костя, — а сосчитали бы они лучше, сколько здесь знамен провозглашают Советский Союз интернациональным отечеством пролетариата!
Таких массовых шествий Германия не знала со времен Карла Либкнехта. С песнями, под звуки труб и флейт, исполнявших в унисон мотивы революционных маршей, тысячи и тысячи демонстрантов заполняли площадь. Порядок царил образцовый, истинно немецкий.
Когда последняя колонна влилась на площадь и на ней не осталось больше свободных мест, сто с лишним тысяч человек на мгновение замерли в полной тишине. И тут, единым вздохом, под открытым синим небом грянул «Интернационал»!..
С митинга Сандрик поехал домой на автобусе, а Оле хотелось пройти по городу пешком. Когда они шли вдвоем с Костей, он спросил:
— Ты простила меня?
— За что же? — Она вопросительно подняла на него глаза. — Ты меня
- Уходящее поколение - Валентин Николаевич Астров - Советская классическая проза
- Мост. Боль. Дверь - Радий Погодин - Советская классическая проза
- Машинист - Михаил Фёдорович Колягин - Советская классическая проза
- Весна Михаила Протасова - Валентин Сергеевич Родин - Советская классическая проза
- Вариант "Дельта" (Маршрут в прошлое - 3) - Александр Филатов - Советская классическая проза
- Севастопольская страда - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский - Историческая проза / Советская классическая проза
- Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Расписание тревог - Евгений Николаевич Богданов - Советская классическая проза
- Струны памяти - Ким Николаевич Балков - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза