Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Э, пусть, — махнул рукой Омирбек. — Конторские бумаги — не скотина, их пасти не надо. Утром по потемкам выедете — к полудню будете.
— Утром заседание правления, — сказал Токмет. — Я присутствовать обязан. Порядок нужен. Где плохое руководство, там и работа не может не хромать.
— Ой, ой, слова Токи — как книжные слова, — сказал Тлеукен.
— Значение животноводства на сегодняшний день — велико, — поднял палец Токмет. — И раз уж правительство доверило тебе ответственную работу, ты обязан оправдать это доверие, работа — не игрушка.
— С государственной работой играть нельзя, — подтвердил Тлеукен. — И потом, вам непременно нужно добраться до моей женеше[60] нынче же ночью.
— А это тоже работа, — сказал Токмет. — Зарегистрировался я в загсе — значит, взял на себя ответственность. Взял ответственность — неси ее!
— Взял ответственность — неси! — повторил Тлеукен, широко улыбаясь.
— Апа!.. — сказал Токмет. — Водочку свою неси. Поедем мы.
— Сейчас, милый, сейчас, — отозвалась Аклима. — Чай вскипел, и мясо как раз сварилось.
— Мясо — это пережитки прошлого, апа. Ну что это такое — мясо. Мясо в каждом доме найдется. Вот водку не везде достанешь. Тлеукен, разве ту бутылку, из сумки, не принесешь?
— Принесу, — сказал Тлеукен.
— Нет, — сказал Токмет. — Сначала мы выпьем до дна водку этого дома.
— Сначала мы выпьем водку этого дома, — сказал и Тлеукен.
— Ну, а ту — на дорогу.
— Да, пусть на дорогу будет.
— Когда до перевала Айкай доедем — вытащим, да?
— Когда до перевала Айкай доедем — вытащим.
— Прямо из горлышка будем пить?
— Из горлышка выпьем.
— Чтоб булькала?
— Чтоб булькала.
Едиге засмеялся. До сих пор, не обращая на этих двоих особенного внимания, он молча сидел перед печью, греясь ее близким теплом. Теперь против воли он обернулся: не только поведение пьяного Токмета, но и то, как ловко огромный, будто верблюд, Тлеукен подлаживается под него, было смешным.
— Ой, а это… как его… Этого хитреца Омирбека сын… то есть… ошибся я, я думал, это ваш сын, а это внук Маке… ай, господи, я все путаюсь… сын Маке ведь, а? — сказал Токмет.
— Едиге это, стало быть! — заметил Тлеукен.
— Откуда ты, куда ты? — спросил Токмет.
— Домой на каникулы, на десять дней.
— Только перед вами зашел, — сказала Аклима. — Дни-то божьи стоят морозные, продрог весь. И-и, дорогой ты мой!..
— На десять дней? — спросил Токмет, сощурив глаза. — Сегодня же двадцать четвертое декабря. До каникул ведь еще неделя, так, нет?
Едиге промолчал.
— Детей, которые отлично учатся, отпускают, оказывается, раньше, — сказал Омирбек.
— А, вон как. Какой у тебя нынче класс?
— Шестой.
— Учеба как?
— Хорошо.
— Четверки?
— Нет, пятерки.
— Все пятерки?
— Все пятерки.
— Ой, молодцом! — сказал Токмет довольный. — Не сходи с этой позиции. Будешь хорошо учиться — таким же, как я, будешь.
— Я, как вы, не буду, — сказал Едиге.
— Я — заведующий фермой, — сказал Токмет. — Вся скотина, все деньги в моих руках, не ломаю головы, что есть, что надевать. Разве не хочешь заведующим фермой быть?
— Не хочу быть заведующим фермой, — сказал Едиге.
— Тогда кем же ты хочешь?
Едиге снова промолчал.
— Ты не учился, на полдороге застрял. А Едиге до дна знаний дойдет, — сказал Омирбек. — Самое меньшее — пуркорол[61] в райисполкоме будет.
— Батюшки, тогда кончили, — закрыл Токмет лицо своими худыми длинными пальцами. — Думается, смерти ищем мы, играя с пуркоролом?
— Не смейся. Живы будем — увидишь еще, — сказал Омирбек. — Это такой мальчик.
— А чего смеяться? — сказал Токмет, вновь становясь серьезным. — Из способного мальчика что-нибудь да выйдет. Я ведь вот в школе тоже хорошо учился. Особенно по арифметике сильный был. А иначе б я разве чего достиг?
— Ну, мойте руки! — позвал Омирбек. — У старухи, кажется, ужин готов.
— Ой-ей, драгоценная ты мать наша! — сказал Токмет, усаживаясь за столом. — Недаром люди ваш дом хвалят.
— Дорогой, все здесь, что имеем, — сказала Аклима. — На зиму только одного бычка прирезали, да худой оказался. А больше нечего было резать. Это мы для Едиге мясо сварили. Свою долю позднее получите.
— Есть ли лучшая доля, чем эта зеленогорлая? — воскликнул Токмет. — Я же про нее и говорю. Мясо пусть Едиге и Тлеукен едят. А мне и этой бешеной воды хватит. Наливай, Тлеукен.
Тлеукен взял со стола бутылку.
— Тока, сегодняшняя норма выполнена, может, не будем пить?
— Эй, а кто заведующий фермой у нас?
— Вы. Конечно, вы.
— А счетовод кто?
— Я, Тока.
— У кого работа выше, кто кому подчиняется?
— О, что вы говорите, Тока. Разве я когда перебегал вам дорогу?
— Тогда наливай.
— Верно, Тока. Но ведь нам в путь сейчас. А этак, так-то… не тяжеловато ли будет?
— Сколько лет у меня под рукой, а ума не набрался! — огорчился Токмет. — И на тое внука Омеке пить не будем, что ли? Неужто хотя бы пол-литру не осушим мы за здоровье только что пришедшего в мир советского гражданина? Или тебе жалко для меня этой водки?
— Побежден, Тока. На сей раз не серчайте уж на меня, — сказал Тлеукен, хихикая и качая своей маленькой, как у ящерицы, головой. Разлил водку поровну в две чашки, принесенные Аклимой, и поднял свою. — Раз уж пить, так чего ее мусолить, опрокинем разом.
— На, Едиге, возьми кость, погрызи, — предложил Омирбек, нарезавший мясо. — А ты, Токмет, позвонком полакомься — закуской будет.
— И-и, свет ты мой!.. — глянула Аклима на Едиге, когда он принялся за еду. — В чужом доме живет и учится мальчик, разве ж он ест досыта? И-и, милый мой, ешь, не стесняйся. Доконает вас эта учеба. Погляди на себя — как былинка…
— Ну давай, хлобыстнем, — сказал Токмет.
— Покорен вашему приказу, сей момент, — отозвался Тлеукен. — Апа, дайте чашку холодной воды!
— Мясо ешьте, — сказал Омирбек.
— Это зимовье совсем вроде обветшало, — поглядел Тлеукен вокруг. — Вон матица-то как выгнулась. Как бы не сломалась в один прекрасный день.
Токмет тоже поглядел на потолок.
— И балки погнулись, едва держатся, — покачал он головой. — Износились. Летом починить надо.
— Когда обвалятся, вытащите наши кости, тогда и почините, — сказал Омирбек. — К чему пустые слова говорить? Сами-то вы в хорошем доме с голубой крышей живете, а нам… а нам и этого хватит. Ну, пока не остыло, ешьте мясо. Едиге, ты не гляди на них, ешь.
— Ешь, Едиге, ешь, — сказала Аклима.
— Апа! — позвал Тлеукен. — Вода ваша что-то больно холодная, не надо мне, отнесите обратно. — Он подмигнул ей. — Но только не вылейте, после нас гости выпьют.
— Ну, поехали! — поднял Токмет голову.
— Поехали, — сказал
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков - Советская классическая проза
- Победитель - Юрий Трифонов - Советская классическая проза
- Мы были мальчишками - Юрий Владимирович Пермяков - Детская проза / Советская классическая проза
- Мешок кедровых орехов - Николай Самохин - Советская классическая проза
- Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Сплетенные кольца - Александр Кулешов - Советская классическая проза
- Песочные часы - Ирина Гуро - Советская классическая проза
- По старой дороге далеко не уйдешь - Василий Александрович Сорокин - Советская классическая проза
- Долгие крики - Юрий Павлович Казаков - Советская классическая проза