продать серебро. Ещё рано.
– Рано?!
– Представьте себе капитана, идущего в бой. Все его пушки заряжены и готовы к бортовому залпу. Если он не выдержит и выстрелит слишком рано, ядра упадут в воду, не долетев до цели. Хуже того, у него не будет времени перезарядить пушки. Так и сейчас.
Судя по лицу Равенскара, слова Элизы его не убедили.
– После нашего с вами эпистолярного флирта, доставившего мне столько приятных минут, – сказала Элиза, – я бы не хотела обнаружить, что вы страдаете ранним семяизвержением.
– Мадам! Я не знаю, как выражаются дамы во Франции, но в Англии…
– Полноте. Это фигура речи, ничего более.
– И не слишком точная, ибо я рискую куда большим, чем вам думается…
– Я знаю, чем вы рискуете.
Элизу отвлёк шум за дверцей кареты. Из Дома Хакльгебера выбежал человек, одетый по-дорожному, и замахал извозчику. Их вокруг было в избытке – судя по всему, уже прошёл слух, что здесь с неба сыплются монеты. Через некоторое время человек в дорожном платье отъехал.
– Это один из тех немцев, чьи крики доносились из дома? – спросил Равенскар.
Элиза посмотрела ему в глаза.
– Вы слышали их здесь?
– Мадам, я услышал бы их в Уэльсе. Из-за чего они так?
Элиза поманила кого-то пальцем, потом закивала, словно говоря: «Да, да, я тебе». В окошке появилось лицо извозчика – шляпу он держал в руках.
– Езжай за тем немцем, пока он не взойдёт на борт судна. Смотри за судном, пока оно не исчезнет из виду. Потом отправляйся в… как зовётся ваш разбойничий вертеп, милорд?
– «Голова клячи».
– Отправляйся в «Голову клячи» и передай для маркиза, что его корабль прибыл. Там кто-нибудь будет ждать – он добавит тебе ещё. – Элиза, не глядя, вытащила из сундука горсть монет и бросила извозчику в шляпу.
– Всенепременно, миледи!
– Вероятно, это будет грейвзендский паром, но, может быть, тебе придётся доехать до Ипсвича или дальше, – добавила Элиза, отчасти чтобы объяснить свою щедрость – по тому, как поперхнулся Равенскар, она поняла, что переплатила.
Извозчик умчался, будто им выстрелили из мортиры. Элиза обернулась к Равенскару:
– Вы спросили, из-за чего немцы подняли крик?
– Да. Я боялся, что вынужден буду отправиться в дом и кого-нибудь там проткнуть.
Он похлопал по ножнам шпаги.
– Все они задавали дерзкие вопросы, что я намерена делать с серебром.
– А вы ответили…
– Я с видом равнодушного высокомерия притворилась, будто не понимаю никаких языков, кроме того, на котором говорят в Версале.
– Ясно. Так они поверили, что вторжение началось!
– Я не могла читать их мысли, милорд, а если б и могла, то не захотела бы.
– И они отрядили гонца на Континент. Вы упомянули Ипсвич – то есть он направляется в Голландию. И зачем?
Элиза пожала плечами:
– За остальными, полагаю.
– За остальными немцами?!
– За остальными четырьмя пятыми причитающейся мне суммы.
Всякий, стоящий снаружи, заметил бы, что карета качнулась. Всё тело маркиза Равенскара свела нервная судорога. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы обрести дар речи, и заговорил он из распростёрто-полулежачего положения.
– И что, прах меня побери, вы будете делать с таким количеством серебра?
– Скорее всего, обменяю его на переводные векселя, которые можно отвезти во Францию.
– Откуда деньги изначально и посылали. Зачем столько хлопот?
– Теперь вы задаёте дерзкие вопросы, – сказала Элиза. – Вас должно заботить одно: Хакльгеберы убеждены, что высадка началась. Сейчас они, вероятно, пытаются купить серебро в Лондоне. В итоге все будут думать, что вторжение началось, пока не придёт прямое опровержение. Ваше серебро только начало расти в цене.
– На самом деле меня заботит ещё одно обстоятельство, – заметил Равенскар. – Мы сидим посреди улицы с несметным количеством серебра. Нельзя ли отвезти его куда-нибудь под защиту стен, замко́в и пушек?
– В любое место, которые вы сочтёте надёжным, сударь.
– В Тауэр! – приказал Равенскар, и карета тронулась, позвякивая серебром.
– Прекрасно, – сказала Элиза. – Полагаю, стен и пушек там предостаточно, а я смогу навестить заодно милорда Мальборо.
– Рад служить, мадам.
Грешем-колледж
10 (20) июня 1692
Даже Соломон нуждался в золоте для украшения Храма, если не получал его чудом.
Даниель Дефо, «План английской торговли»
– Моя радость от встречи с мсье Фатио уступает лишь изумлению при виде его прославленного спутника! – всё, что Элиза смогла выговорить, когда Фатио появился с человеком, в котором она по длинным седым волосам узнала Исаака Ньютона.
Встреча вышла очень неловкой даже по меркам учёного мира. Элиза была в Лондоне уже две недели. Первые дни ушли на покупку платьев, поиски жилья, сон и тошноту – она, очевидно, была беременна. Затем Элиза разослала записки немногочисленным лондонским знакомым. Почти все ответили в тот же день. Письмо от Фатио принесли только сегодня – просунули под дверь, пока она стояла на коленях перед ночной посудиной. Учитывая, сколько времени прошло, естественно было ожидать, что послание будет безупречным, составленным после множества черновых вариантов, – но нет, в короткой записке на вырванном из тетради листке Фатио звал Элизу немедленно приехать в Грешем-колледж. Так она и поступила, отложив все дела, а в итоге прождала в библиотеке час. Наконец Фатио явился, взмыленный, раскрасневшийся, словно прискакал на поле боя. И проволок с собой беловласого джентльмена.
Некоторое время он стоял между ними, потом вспомнил свои манеры, поклонился Элизе и сказал по-французски:
– Сударыня. Я каждый день вспоминаю наши приключения в Схевенингене, так что моя радость при встрече с вами понятна.
Слова были явно отрепетированы заранее и произнесены слишком быстро, чтобы счесть их искренними. Прежде, чем Элиза успела ответить, Фатио отступил в сторону и указал на спутника.
– Позвольте представить вам Исаака Ньютона, – объявил он и перешёл на английский. – Исаак, честь имею представить вам Элизу де Лавардак, герцогиню Аркашонскую и Йглмскую.
Пока Элиза и Ньютон делали реверанс и кланялись соответственно, Фатио не сводил глаз с Элизиного лица.
Фатио нравился Элизе, но она помнила, что в его присутствии ей всегда было немного не по себе. Николя Фатио де Дюилье был вечным актёром итальянской оперы, разыгрывавшейся исключительно в его голове. Сегодняшнюю встречу в библиотеке Грешем-колледжа он срежиссировал до последней мелочи. Герцогиню спешно вызывают в библиотеку Грешем-колледжа загадочным письмом. Та час томится в неизвестности – драматическое напряжение растёт, – и тут вбегает Фатио, весь красный от сверхъестественных усилий, ведя самого Великого Человека. Положение спасено! Получилось и впрямь драматично, но какие бы чувства Элиза ни испытывала, она предпочла держать их при себе, поскольку Фатио изучал её пристально, как голодный – закрытую устрицу.
Ньютона
