Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сладковскому выпадала честь стать джокером. Он не стал упускать шанс.
— Именно так и будет, Иосиф Виссарионович. Но когда остальной мир, возмущенный засильем евреев восстанет, как было это в Египте во времена оны, тогда имя товарища Сталина засияет новыми яркими красками.
Расчет оказался верным. Сладковский попал в переносицу, откуда начинался ум вождя. Сталин претендовал на вечность, Лести не выносил. Лесть — сладкое лекарство, а лекарства нужны больным. Другое дело — профилактическое средство, предупреждающее болезнь. И совсем не горькое.
— А евреев надо убирать руками евреев. Поэтому я отважился на подобный поступок, — закончил восхождение в джокеры Сладковский.
— Вас-то уж обязательно проклянут, — усмехнулся Сталин и, стерев усмешку, спросил: — Поскребышев докладывал, что вы приготовили гороскоп о Сан-Францисской мирт ной конференции. Что вам поведал гороскоп?
— Не следует подписывать договор. Худой мир лучше доброй ссоры, но ни мира, ни войны — еще лучше. У товарища Сталина появятся возможности для широкого маневра. Акт капитуляции — это дверь в Европу, а отказ от мирного договора с Японией — окно. Всегда можно им воспользоваться, если заклинит дверь. Это прекрасный подарок потомкам, если найдется ум, хотя бы отдаленно похожий на ум товарища Сталина.
Скажи Сладковский «ваш» — картина испорчена» «Ум товарища Сталина» — это громадное полотно. Сладковский повадки зверя знал, а Сталин знал повадки Сладковского, иметь такого в советниках не хотел. Держать такого под рукой в качестве джокера — можно. Пусть этот мозгляк ухмыляется про себя, что он ровня козырному тузу, сдавать не ему…
— Я подумаю, — не спеша ответил Сталин, не поднимая глаз. Это означало конец визита, но Сладковский не уходил. — Что вам еще, товарищ Сладковский? Малолетних девочек вам найдет товарищ Берия, — уколол он его за совет. Зверь переродиться не может, и даже умный.
— Простите, товарищ Сталин, — стоя говорил Сладковский. — К товарищу Берии мне обращаться не хотелось бы по любым вопросам. Я раскладывал таро, и карты сказали, что он служит злым силам, противодействует товарищу Сталину.
— Вы думаете, это секрет для товарища Сталина? Не принято срывать паутину в подземелье, где выдерживается драгоценное вино, товарищ Сладковский. Иначе заводятся вредители. Идите. Пока, — проводил он спину Сладковского насмешливым взглядом.
Оставшись в одиночестве, Сталин не спешил уходить. Заботливо выключил верхний свет, оставив только лампу под зеленым абажуром. Ему нравился свет этой лампы, он надевал покой после утомительного дня, в котором оставались сладковские и кагановичи, жуковы и Курчатовы, а на грани дня и ночи только он.
«Несчастный демон, дух изгнанья, летал над грешною землей…»
Он не станет подписывать Сан-Францисский мирный договор. Это ставит его вровень с Трумэном, япошками, Черчиллем. Он выше. Договор урезал его свободу, а без него он сохраняет обиду, ею можно воспользоваться, обратив в ответный ход, когда потребуется. В Европу американцы уже вкатили троянского коня, свой план Маршалла, и стена, которую Он создал, простоит недолго, от силы лет двадцать, до первой трещины. Он строил ее как линию дальней обороны для планомерного накопления сил. Сейчас нужнее переформировать силы для дальнего броска. Гитлер сделал верный ход, когда тайно отправил в Англию своего верного Гесса.
Эту тайну «Третьего рейха» Сталин разгадал в конце войны и не поддался на уговоры Жукова выбить американцев с захваченных европейских территорий. Выбили — а потом? Остаться один на один с гнилым европейским духом, которым и надышались его генералы? Свобода, равенство, братство! Красиво звучит, прекрасно, однако чистый кислород быстро сжигает легкие. Гитлер хотел руками верного цербера Гесса сложить вместе нацистские кубики и масонские треугольнички. Перехитрить масонов пока никому не удавалось, чужаков они не подпускали к себе, участвовать в своих исторических переделах никому не разрешали, а невежда Гитлер посчитал себя равным с магистрами золотой пирамиды и просчитался: всего лишь стал подрезальщиком сухих ветвей, который возомнил себя садовником. Рукою левитов написано, а Соломону предписано: смело отрубай отсохшие ветки, и древо твоего сада останется вечнозеленым. Такую работу поручили Гитлеру в субботний день, когда евреи предпочитают отдыхать.
Не откажешь Сладковскому в смелом разуме, вожди всегда Держали при себе шутов с острым языком, размышлял Сталин, в своей обычной манере медленно расхаживая по кабинету, — незачем бороться с плесенью наскоками, проще выжечь ее потом. Сразу и навсегда.
Он остановился у окна, глядя в него из полумрака своей обители. Дельную мысль подсказал ему Сладковский: восточное окно важнее прорубленного в Европу. Как ни велик царь Петр, жиды его обманули. Русь кичится Петром, а они потешаются.
Круто развернувшись от окна, Сталин вызвал Поскребышева.
— Поеду на ближнюю дачу, — отменил он прежнее решение. — А завтра пусть меня навестят Каганович, Берия и Хрущев обязательно. Климент Ефремович пусть отдохнет.
Ему нравилось, когда он стравливал этих двоих с Хрущевым, только когда нет глупенького Ворошилова. А два еврея с хохлом — веселый спектакль получался. Хрущев, подобно растревоженному медведю, пьяненький и задиристый, отбивался от наскоков двух бульдогов, Кагановича и Берии, а они его постепенно загоняли мягкими лапами в угол. А лапы с острыми когтями, глаза Хрущева наливались кровью, тогда он терял чувство меры, и оставалось только соглашаться: дурак Хрущ, хохлу руководство доверять нельзя. А если извернется и получит его, евреям там делать нечего. Верно сказано: где прошел хохол, еврею делать нечего.
Пора обзаводиться наследником, а он так и не решил, кому доверить державу. Берия сволочь, Каганович — пакостная лиса, Хрущев — амбициозный дурак, остальные на полную личность не тянут. Каганович разворует, Хрущев опустошит, Берия… надо подумать. Этот так измарался, что, получив страну, станет изо всех сил отмываться. И план такой уже явно обдумал. Надо отсечь от него Кагановича, и будет толк.
На ближнюю дачу его сопровождал Абакумов. С этим можно разговоры говорить. Когда секретничают с помощниками, это льстит им, они выговариваются.
— Скажи, Абакумов, у тебя Лично есть что на Лазаря?
— Нет, Иосиф Виссарионович. Гибкий. Как лоза снег, так и он любой компромат сбрасывает.
— А ведь ты его не любишь…
— Что он, баба, что ли? — прямолинейно ответил Абакумов.
— А тебе пора взрослеть, — с косой усмешкой смотрел на него Сталин, и Абакумов понял намек, — если твоему начальнику поручить «тонкое» дело, он напутает узлов, — в другом ключе продолжал Сталин. — У нас в Грузии менгрелы всегда были хуже евреев, а в тонком деле нужен лучше евреев. Мордвин, например, — намекнул Сталин на Судоплатова.
— А чем он лучше? — не уяснил Абакумов.
— Потому что мокша хуже эрьзи, совсем плохой! — с чувством расхохотался Сталин. Абакумов не обиделся, не та порода. — Понял, Абакумов? — сказал Сталин, подчеркнув, что ошибаться тому нельзя.
Так начиналось знаменитое еврейское дело. От внешней разведки к внутренним репрессиям, мелкую рыбешку отбрасывали подальше, за Магадан, Воркуту, а щук отпускали назад в море. И никто бы не догадался, что вождь планомерно отсекает сухие ветки руками своих заплечных дел мастеров, оголяя ствол. Много такой ствол простоит, когда отсекаются и не успевшие распуститься ветви? Подобным отвлекающим методом он спровоцировал хитрюгу Черчилля на знаменитую речь в Фултоне. Опустился «железный занавес», застучали за сценой железные топорики, с тупой силой мочаля все подряд ветки. Стволы дрожали за кулисами. Это — совсем не беспокоило послушный зал: у постановщика спектакля к тому времени появилась атомная дубинка, способная утихомирить любого вопящего извне, и появился новый актер с Востока. «Алеет Восток» — так называлось второе действие спектакля. Чуткое ухо умных мира сего уловило разностилье и диссонанс, хотя продолжение спектакля только начиналось.
— Скажите, Мойша, — спрашивал Абрам, — если вы хотите при всех червях и одном джокере сыграть большой шлем, вы станете делать его тузом?
— Зачем? Пусть он останется червем!
Так начиналась корейская война, и Мао Цзедуну не удалось сыграть даже малый шлем, спасая своего корейского джокера. Вот тот особенно хотел быть тузом, хотя в играх ничего не смыслил, и сколько бы ни гневался вождь всех времен и народов, тонкую игру ему испортили напрочь.
После него стоящих игроков не появилось. Кроме как в подкидного, они ни во что больше играть не умели. К столу пробился Никита. В дурака играли с удовольствием до самого кубинского кризиса. А тогда потребовалось вновь играть длинной колодой в пятьдесят два листа, оказалось, что тридцать шесть из них потрепаны, засалены, одни молодки сияли девственной чистотой.
- Как мы будем жить на Марсе - Стивен Петранек - Прочая научная литература
- Мадагаскар: практический путеводитель. Как попасть на Мадагаскар, как там жить и путешествовать, и сколько это стоит - Антон Кротов - Прочая научная литература
- История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Несгибаемый. Враг почти не виден - Константин Калбазов - Прочая научная литература
- Планетарное человечество: на краю пропасти - Александр Кацура - Прочая научная литература
- После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература
- Memento mori. История человеческих достижений в борьбе с неизбежным - Эндрю Дойг - Здоровье / Медицина / Прочая научная литература
- Русская расовая теория до 1917 года. Том 2 - Владимир Авдеев - Прочая научная литература
- Невидимый мозг. Как мы связаны со Вселенной и что нас ждет после смерти - Карлос Л. Дельгадо - Прочая научная литература / Биология
- Исповедь. О жизни. Что такое искусство? - Толстой Лев Николаевич - Прочая научная литература