Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Признание», «Объяснение на все свои сочинения» — так называл Державин эти стихи, в которых гениальным прозрениям не мешает небрежная рифмовка: «походить — вид»… То есть перед нами программное стихотворение. В те годы поэт истово принялся объяснять свои стихи, раскрывать их природу.
Вообще-то настоящие стихи объяснять не стоит, и Державин понимал это лучше нас. Но он был сыном века Просвещения — и пускай будет стыдно тому, кто скверно об этом подумает. «Человек просвещающий» стремился всё разъяснить, расставить по ранжиру, классифицировать по каталогам. Где бы мы были сегодня, если бы не этот педагогический порыв человечества? В «Энциклопедии» Дидро учёные и литераторы пытались разъяснить все важнейшие явления от «а» до «я». Ошибались, впадали в пристрастный тон, но всё-таки стремились к объективности! Мы можем легко убедиться в этом, перечитав всего одну близкую нам статью «Энциклопедии»: «Россия».
Конечно, автор этой статьи Де Жокур с трудом скрывает своё пренебрежительное отношение к православию (именно на церковь были нацелены критические стрелы энциклопедистов). Конечно, он слабо знал русскую литературу, живопись, архитектуру и не упомянул ни одного выдающегося писателя или архитектора. Не назвал (потому что не знал!), к примеру, ни Феофана Прокоповича, ни Ломоносова…
Нельзя осуждать за веру в Просвещение. Державин пытался вытащить на свет божий подоплёку поэзии, разложить на атомы каждое стихотворение, угадать импульс, который превращает случайное впечатление в оду. Известно, что Суриков «нашёл» свою «боярыню Морозову», увидев ворону на снегу. Стареющий Державин припомнил немало таких ворон. Державинские «Объяснения» — превосходный (но, увы, не слишком востребованный!) материал для исследователей психологии творчества.
Чем старше становился Державин — тем чаще размышлял о секретах поэзии, о тайной подоплёке поступков и стихов. Знаменитые кокетливые строки Ахматовой — «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда» — к Державину применимы лучше, чем к кому-либо. Потому что у него была настоящая биография созидателя, авантюриста и министра.
Эстеты могут поморщиться: Державин снова и снова «огрубляет» поэзию слишком земными мотивами. Но на то он и Державин, чтобы утончённые снобы морщились!
Читать стихи с комментариями автора — подчас вдвойне интересно. Особенно если прошло не десять-двадцать лет, а все двести двадцать. Державин, конечно, «врёт, как очевидец»: память — барышня своенравная. Всегда нужно учитывать, сколько лет минуло после того или иного эпизода и сколько лет было мемуаристу, когда он пытался вернуться в прошлое хотя бы в воображении.
Державин вообще — феномен психологии творчества. Стихи его росли не просто из сора, а из исторических анекдотов. Прав Вяземский: вот, скажем, Державину по ошибке приносят корреспонденцию, предназначенную для однофамильца — обер-священника, отца Иоанна. И рождается из этого казуса масштабное послание «Привратнику» — настоящая державинская ода, ироническая и философская. Ода, в которой можно поразмышлять обо всём насущном. Ода с эффектным афористическим зачином: «Един есть Бог, един Державин». Здесь и заносчивость, и раскаяние — всё вместе.
Ода «Привратнику» быстро разошлась в списках по лучшим библиотекам Петербурга и Москвы. Стихи эти прочитал и отец Иоанн. Прочитал — и обиделся не на шутку. Вскоре любители словесности и скандалов уже пересказывали друг другу «Приказ моему секретарю» — ответ Гавриле Державину вроде бы от Державина Иоанна. Ответ умелый, длинный и резкий.
Опомнись, осмотрись, Державин,Какой ты дичи намарал!Одна ль тебе есть рифма Навин,Кой солнца бег остановлял?
Един есть Бог и Вседержитель,Державин есть — державы житель:В державе житель не один,А рифма есть ни род, ни чин.
Нет нужды спорить мне с пиитом,Богатой рифмы мне не жаль;Я должен толковать с левитомНачало веры и скрижаль. «…»
Зоиловых держась ты правил,Искал в чужой сорочке блох;Но свой лишь вшивый плащ представилВ сатире сей, как Архилох…
Многие исследователи сомневались в авторстве отца Иоанна. Уж больно мастеровиты стихи. Скажем, Грот приписывает их куда более опытному поэту, чем обер-священник.
Стихотворная переписка двух Державиных будоражила умы. Пришлось Гавриле Романовичу написать ещё один пустячок: «Отзыв на пасквиль» или «Ответ попу Державину на ругательство»:
Ужель мне отвечатьНа то, что так меня за шутку злобно колют?Благоразумнее молчать:Избытком лишь сердец уста у нас глаголют.
Ответ в духе театральной скороговорки: «О чём говорить, когда не о чем говорить?» Державину хватило самообладания не публиковать эту эпиграмму, не ввязываться в публичный спор.
Отставной поэт, он вдруг стал человеком из прошлого, величественной тенью. Его вернул к жизни новый друг… И тоже представитель духовенства.
Евгений Болховитинов был сыном Просвещения, а это вроде бы предполагало сдержанное отношение если не к вере, то к Церкви. Так уж было принято в начале XIX века. Он учился в Московском университете, с трепетом внимал Новикову. Потом всю жизнь преклонялся перед писателями, интересовался журнальной суетой и литературными новинками. Он стал замечательным историком литературы, нашёл общий язык с лучшими писателями того времени и о каждом имел самостоятельное суждение.
Трагедия привела его в монастырь. Отец Евгений постригся в монахи после смерти жены и детей. В Церкви не хватало образованных людей, его тут же назначили префектом столичной Духовной академии. Но вскоре от петербургской суеты он удалился на север, на Волхов. Стал епископом Старорусским, викарием Новгородской епархии, поселился в Хутынском монастыре. Сан не мешал ему заниматься светской литературой. Одним из главных трудов его жизни стал «Словарь русских писателей», включавший в себя сведения о жизни и деятельности светских и духовных писателей от зарождения русской книжности до начала XIX века.
Приближалась буква «Д». И владыка Евгений рискнул подступить к биографии своего любимого поэта, к тому времени уже легендарного. Обратиться непосредственно к Державину он не рискнул — и написал Хвостову, который к тому времени, по милости Суворова, стал графом Сардинским: «Вам коротко знаком Г. Р. Державин. А у меня нет ни малейших черт его жизни. Буква же Д близко. Напишите, сделайте милость, к нему и попросите его именем всех литераторов, почитающих его, чтобы вам сообщил записки: 1) которого года, месяца и числа он родился и где, а также нечто хотя о родителях его, 2) где воспитывался и чему учился, 3) хотя самое краткое начертание его службы, 4) с которого года начал писать и издавать сочинения свои и которое из них было самое первое. 5) Не сообщит ли каких о себе и анекдотов, до литературы касающихся?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Александр Суворов. Первая шпага империи - Замостьянов Арсений Александрович - Биографии и Мемуары
- Фельдмаршал Румянцев - Арсений Замостьянов - Биографии и Мемуары
- Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу - Михаил Державин - Биографии и Мемуары
- Мой XX век: счастье быть самим собой - Виктор Петелин - Биографии и Мемуары
- Маленький принц и его Роза. Письма, 1930–1944 - Антуан де Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары
- Потемкин - Ольга Елисеева - Биографии и Мемуары
- Большая Медведица - Олег Иконников - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Я пел с Тосканини - Джузеппе Вальденго - Биографии и Мемуары
- Venceremos - Виктор Державин - Биографии и Мемуары / Периодические издания / Шпионский детектив