Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В самое сердце древнего Стамбула, который последние шесть веков безуспешно пытался забыть о том, что был когда-то Константинополем, но забыть не удавалось, потому что еще раньше на протяжении одной тысячи и еще ста лет он был Константинополем, – в самое сердце этого города можно было доехать на трамвае.
Она пешком дошла до улицы Орду, по дороге купив себе легкую куртку, села в трамвай, доехала до конечной остановки Эминьоню.
* * *За небольшой забитой транспортом площадью напротив мечети протянулась набережная с причалами для пассажирских теплоходов. Эти теплоходы приходили с регулярностью городского трамвая, выпуская на берег десятки людей, которые заполоняли набережную на минуту или две, стремительно ее пересекали, растворяясь в городских кварталах, а вскоре все повторялось – когда причаливал следующий морской трамвай.
В стороне от теплоходов к набережной пришвартовались несколько широких рыбацких лодок, в которых на почерневших от времени решетках усатые турки обжаривали на открытом огне нежное рыбное филе, и умопомрачительный запах плыл над набережной. Горячую, прямо с решетки, рыбу турки вкладывали в прорезь мягкой белой булки, туда же добавляли щедрую порцию мелко порубленных свежих овощей, и все это великолепие в пересчете стоило доллар. Символическая плата за нечаянное счастье.
Она не устояла перед искушением, взяла булку с рыбой и овощами, потом купила соленья у одетого в национальный костюм старика, который с маленькой тележки торговал разносолами – квашеной капустой, солеными огурцами и маринованным перцем, и со всем этим богатством устроилась на набережной, заняв пару маленьких пластиковых табуреток, каких к вечеру на набережной выставили десятки – специально для таких очарованных странников, как она.
Она действительно была очарована. Она сидела на берегу, там, где смыкались воды бухты Золотой Рог и пролива Босфор, и в этих водах отражались и мерцали миллионы огней огромного города. Берега вздымались холмами, на их склонах теснились тысячи, десятки тысяч домов, любой из которых невозможно было разглядеть в ночи, но при этом каждый обозначил себя огнями, как будто на данном участке суши кто-то выстроил одновременно миллионы маяков. Время от времени некоторые огни вдруг отрывались от берега и двигались через Босфор – это плыли пассажирские теплоходы и катера, и движение на Босфоре было столь оживленным, будто и не пролив это, а городская площадь с интенсивным движением.
Этому городу тысячи лет. Он видел многое и многих. Он эти тысячи лет прожил без нее. А сегодня она здесь. И этим вечером город принадлежит ей. Один-единственный вечер за несколько тысячелетий.
Мерцали огни в ночи. Чайки над водой исполняли свой вечный хлопотливый танец. Карандашики-минареты протыкали черную ткань ночного неба, оставляя в нем дырочки-звезды.
Она ела вкуснейшую булку и столь же вкусные соленья и удивлялась тому, что вкус был ей знаком. Ей всегда говорили, что нигде нельзя найти таких солений, как на родине. То ли климат тому причиной, то ли рецепты у всех хозяек разные, то ли звезды иначе расположены – но повторить вкус домашней квашеной капусты под чужим небом невозможно. А вот сейчас вкус был ей знаком. Совсем как дома. Или дело в том, что она не впервые здесь сидит, быть может? И в ее жизни уже был Босфор, и эти чайки, и эта ночь, и булка с вкусной рыбой, и тот старик с тележкой, у которого она купила соленья…
Не смогла вспомнить.
Часть вторая
НАЙТИ ПОЛИНУ
Сюжет снимали в одной из самых известных стамбульских бань, Джагалоглу Хамами, что на улице Йеребатан, неподалеку от мечети Айя София.
Вдоль стен просторного зала были оборудованы кабинки, где можно было раздеться.
Хеджи шел вдоль кабинок, смотрел в объектив видеокамеры и говорил:
– Что такое турецкая баня, мы покажем вам на примере Джагалоглу Хамами. Она существует с 1741 года…
Открыл одну из кабинок, вошел, камера последовала за ним.
– Начинается все вот здесь, – сказал Хеджи и снял футболку. – Здесь я переоденусь… Обратите внимание, что в кабинке для переодевания есть кушетка. Странно, правда? Чуть позже я скажу, зачем она нужна…
Снял шорты. Снял трусы.
– Надеюсь, вы это вырежете, – пробормотал он, обматывая голый торс специально приготовленным полотенцем.
Участники съемочной группы дружно запротестовали, наперебой объясняя Хеджи, что эти кадры станут украшением сюжета и что не надо быть ханжой, а надо думать о рейтинге. Под этот несерьезный треп Хеджи вышел из кабинки.
– Теперь в подготовительный зал, – сказал он, обращаясь к будущим зрителям.
В подготовительном зале банщик выдал ему сандалии.
– У этих сандалий деревянная подошва, – сообщил Хеджи. – Поскольку пол в главном зале, куда мы сейчас пойдем, горячий.
В сопровождении банщика Хеджи, а с ним и съемочная группа переместились в главный зал, имеющий круглую форму. В центре зала было мраморное возвышение, похожее на огромную светло-серую таблетку. В стене цилиндрической формы, охватывающей зал, были сделаны ниши с мраморными раковинами и кранами горячей и холодной воды. Сверху зал перекрывался куполом с многочисленными застекленными отверстиями, через которые и проникал рассеянный солнечный свет, и от недостатка света и взвеси пара в воздухе все виделось будто в негустом тумане, что создавало иллюзию нереальности предметов, людей и всего здесь происходящего.
Банщик молча уложил Хеджи на мраморное возвышение, окатил водой, после чего стал делать массаж.
– Можно, я не буду пока комментировать? – сказал Хеджи в объектив, морщась и крякая под цепкими безжалостными руками банщика. – Не до этого сейчас!
Банщик терзал его тело, периодически переворачивая со спины на живот и обратно. Наконец распрямился и жестом пригласил клиента проследовать в одну из ниш в стене. Там он усадил Хеджи рядом с мраморной раковиной, натянул на свою ладонь рукавицу.
– То, что со мной происходило вон там, – сказал в объектив Хеджи и показал на мраморное возвышение в центре зала, – это только часть обязательной процедуры. Сейчас меня будут растирать рукавицей. Это такой вид массажа, который по-английски называется пиллинг, а после будет еще один массаж, пенный. Все дело в том, что мы заказали полный комплекс банных услуг, он самый дорогой и обойдется посетителю бани долларов в тридцать. Конечно, здесь можно обойтись и суммой вдвое-втрое меньшей, но мыться в таком случае придется самостоятельно, и уж тем более не ждите, что кто-то будет делать вам массаж. Давай, дорогой, – обратился Хеджи к терпеливо дожидающемуся окончания его тирады банщику, – я хочу получить удовольствие за свои деньги.
Докрасна растерев рукавицей всего Хеджи, исключая разве что голову, банщик окатил его теплой водой, а после растер еще и ладонью; при этом образовались катышки грязно-серого цвета, будто тело Хеджи не знало мыла месяц или два. Эти катышки банщик торжествующе продемонстрировал Хеджи, и тот вдруг рассмеялся.
– Это такой трюк местных банщиков, – сказал Хеджи сквозь смех. – Когда я готовился к поездке в Турцию, среди прочего я прочитал книгу французского писателя Теофила Готье «Константинополь». Готье путешествовал по Турции летом 1852 года, и наряду с другими впечатлениями он в своей книге написал о посещении турецких бань. Так вот об этом в книге тоже есть: банщик тогда показал французу образовавшиеся катышки, и вид при этом он имел удовлетворенный, будто ему пришлось столкнуться с порядочным грязнулей, в чем он иностранца и уличил. Совсем как сейчас. Сто пятьдесят лет прошло, а нравы у здешних банщиков прежние. Вот что значит традиция!
Банщик, кажется, ничего из его слов не понял, но вид тем не менее обрел еще более деловито-важный. Он помыл Хеджи, включая и голову, и при этом продолжал массировать его тело, а потом уложил ничком на мраморный пол, взбил пену и теперь уже сделал пенный массаж. Смыл пену.
– Вот и все! – сказал Хеджи усталым голосом хорошо потрудившегося человека. – Вся процедура заняла чуть больше тридцати минут, то есть клиент платит за такое счастье из расчета один доллар за минуту. Счастье стоит таких денег, поверьте мне!
Он поднялся с мраморного пола и побрел к выходу из зала.
– Какие ощущения? – сказал он в объектив. – Как будто целый день вкалывал в каменоломне, честное слово. Теперь хочется одного: дойти до раздевалки, упасть и не вставать долго-долго. Вы уже поняли, для чего там стоит кушетка?
Он вышел в зал, где были кабинки для переодевания, и тут работник бани поднес ему пузатый стаканчик горячего чая. С этим чаем Хеджи проследовал в свою кабинку, лег на кушетку. Камера неотступно следовала за ним.
– Сейчас я вам скажу, что дальше будет, – пообещал Хеджи. – Поскольку я в турецкой бане не впервые – рассказываю. Я буду лежать здесь долго. Тело постепенно будет отходить после массажа. И такая наступит расслабленность и такой будет кайф, как будто я разом лет пятнадцать скинул. Появится легкость такая, какую ни водка, ни травка не могут подарить. И вдруг понимаешь, что счастье в жизни есть.
- Жизненное пространство - Колентьев Алексей Сергеевич - Боевик
- Механик. И вашим, и нашим - Усманов Хайдарали - Боевик
- Механик. Сложный выбор - Усманов Хайдарали - Боевик
- Механик. Охота на крупную дичь - Усманов Хайдарали - Боевик
- За миг до удара - Наталья Корнилова - Боевик
- Грозовой перевал - Игорь Афонский - Боевик
- Железный тюльпан - Елена Крюкова - Боевик
- Последний десантник - Сергей Зверев - Боевик
- Хирург - Герритсен Тесс - Боевик
- Псы войны - Иван Стрельцов - Боевик