Рейтинговые книги
Читем онлайн Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 184
От конституционалистов левые отличались только тем, что добивались более основательных ограничений власти короля. В триумвират входили три молодых депутата, которым не было еще и по 30 лет. Андриен Дюпор, Антуан Барнав, Александр Ламет. Триумвират согласовывает заранее общую линию поведения своей группы. В Собрании утвердилось мнение: «Что Дюпор думает, то Ламет делает, а Барнав говорит». Благодаря этой новой практике он на время добивается решающего влияния внутри еще только возникавшего Якобинского клуба.

Ораторские способности Барнава порой давали ему возможность успешно полемизировать даже с самим Мирабо. Но ему явно не хватало страстности. «В нем нет божественного огня», — справедливо говорил Мирабо. Барнав, как никто другой, приблизился к пониманию социальной сущности революции. Он предвосхитил научное материалистическое ее объяснение. «Новое распределение богатства, — писал Барнав, — вызывает новое распределение власти. Как земельная собственность возвысила аристократию, так промышленная собственность устанавливает власть народа». Однако тщетная попытка триумвирата соединить любовь к революции с культом королевской власти предопределила слабость этой группировки.

Наконец, крайне левая группировка Учредительного собрания, депутаты которой критиковали любую реформу как слишком умеренную и решительно отвергали ограничения прав народа. Их было немного, менее десятка. Никому не известные вначале, эти молодые адвокаты быстро приобретают популярность в Париже. О них говорят: «неподкупный, как Петион, непреклонный, как Робеспьер, лояльный, как Дюбуа-Крансе, честный, как Приер, отважный, как Бюзо, постоянный, как Редерер…» Конечно, эти характеристики часто случайны и временны. Так, эпитет «неподкупный» скоро монополизирует Робеспьер.

Деятельность этой группы и начинает историю монтаньяров, хотя само это слово (производное от французского montagne — гора) широко употребляется значительно позже. Тем не менее именно здесь зарождается самая передовая партия Французской революции, партия монтаньяров. «Так называют с первых дней революции часть зала, где поместилось в Учредительном собрании небольшое число депутатов, которые защищали дело народа до конца, с наибольшим постоянством и верностью», — писал Максимилиан Робеспьер, будущий вождь монтаньяров. Здесь же видят начало их истории и другие свидетели или участники революции. «Крайняя левая, — писал Александр Ламет, — образовывала ядро того, что впоследствии было названо Горой. Там заседали Робеспьер, Бюзо, Петион и все те, которые толкали к радикальной революции». В свою очередь, мадам де Сталь пишет в своих воспоминаниях: «Монтаньяры составляли четвертую партию на левой стороне. Робеспьер был уже в их рядах, и якобинство уже подготовлялось в их клубах».

Это люди, объединенные демократическими убеждениями, интересами, личными притязаниями, возрастом, следовали идеям Руссо о праве народа на суверенитет, на высшую власть. Но если они сразу осудили привилегии дворянства, то еще соглашались с правами монарха. Ведь сам Руссо считал монархию наиболее подходящей для такой крупной страны, как Франция. Ничто еще не разделяет их, обсуждаются лишь самые общие дела, и различия во взглядах не выливаются в разногласия. Все будет сложнее, когда революция пойдет дальше. В будущем не все из крайне левых Учредительного собрания войдут в зарождавшееся течение монтаньяров, судьба разделит их. Только Приер из Марны, Дюбуа-Крансе останутся рядом с Робеспьером. Зато к нему примкнут некоторые депутаты, пока еще далекие от него, такие, как Вадье или Барер.

Их час еще не настал. Но если время, которое история отвела другим, сидящим правее, группировкам Собрания, неумолимо истекало, то их пора была еще впереди. Они словно чувствовали это и резко скептически относились к деятельности Собрания. Робеспьер яснее всех сознавал, что революция только начинается. Почти одинокий и окруженный враждебностью в Учредительном собрании, он упорно провозглашал демократические принципы. Мирабо уловил суть этого человека, предсказав: «Он далеко пойдет, ибо верит в то, что говорит».

Итак, обзор группировок Учредительного собрания справа налево показывает, что собрание приобрело такое лицо, на котором явное выражение нерешительности и бессилия. Первоначальная революционная решимость сменилась растерянностью. Собрание топчется на месте, не решаясь принудить короля одобрить решения 4 августа и Декларацию прав человека и гражданина. Больше того, собрание солидным большинством согласилось с правом короля налагать вето на свои законодательные решения. Правда, вето не абсолютное, а приостанавливающее. Но его вполне достаточно, чтобы парализовать Национальное собрание на четыре, а то и на шесть лет!

Что это может значить в условиях революции? Такая отсрочка дает возможность под тем или иным предлогом просто разогнать Собрание. Ведь в распоряжении короля армия.

Собрание в тупике. Революция тоже. 14 июля ее спас народ Парижа. Теперь ее судьба снова зависит от него, ибо версальское Собрание охвачено страхом, способным погубить все.

ПАЛЕ-РОЯЛЬ

Победа 14 июля не принесла Парижу ни покоя, ни порядка. Мэр Парижа Сильвен Байи, сменив астрономию на политику, убеждался, что ориентироваться в ней труднее, чем в далеком мире звезд. Все в Ратуше внушало тревогу. Разве не здесь толпа растерзала недавно его предшественника Флесселя? Собрание из 300 человек состоятельных представителей Парижа блистало знаменитостями вроде Кондорсе, Бомарше, Лагарпа, Бриссо, Лавуазье, но не проявляло ни энергии, ни смелости, ни ясного представления о происходящем. Светила науки и литературы, богатые буржуа терялись в потоке непривычных административных забот управления огромным городом. Правда, маркиз Лафайет формировал Национальную гвардию как оплот порядка. Но благонамеренные, то есть богатые граждане, надевшие яркие дорогие мундиры и прицепившие сабли, не внушали доверия в роли солдат. В дистриктах новые власти, не считаясь ни с какими законами, которых, впрочем, пока и не было, засыпали Ратушу постановлениями, жалобами, протестами.

Во всем, везде таилась опасность. Из Версаля доходили противоречивые смутные слухи о придворных заговорщиках, о подозрительных передвижениях королевских войск. А из рабочих предместий — отзвуки растущего гнева голодных.

Бесчисленные газеты всех направлений, появившиеся сотнями, в свою очередь, сеяли панику, растерянность, тревогу. В «Революсьон де Пари», одной из лучших газет, внушавших доверие, уже известный молодой журналист Лустало писал о парижской жизни: «Разлад, царящий в округах, — противоречия в их принципах, их постановлениях, их полиции представляют собой, с тех пор как миновала первая опасность, зрелище ужасающей анархии. Представьте себе человека, у которого каждая нога, каждая рука, каждый орган имел бы свой ум и свою волю, одна нога которого намерена идти вперед, в то время как другая хочет отдыхать, глотка которого замкнулась, в то время как желудок требует пищи, уста которого поют, а глаза в это время отягощены сном, и

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 184
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов бесплатно.

Оставить комментарий