Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тринадцать лет его выдающаяся личность стойко выдерживала натиск тех, кто раскрывал её потенциал. Но после тринадцати перед ним открылся новый мир, где нет обязанностей, конкурсов, занятий, а есть чувства и другая реальность. И личность была рада избавиться от постоянного чрезмерного давления возложенных на неё ожиданий, так что поддержала животные желания тела и скрылась в тени, изредка показываясь на свет. С появлением наркотиков в жизни юного Вовы начался новый этап, где он сам легко и без усилий мог менять пространство и получать эйфорию, и тот иллюзорный мир захватил его, оградив от реального мира.
Проделанная родителями и учителями работа, конечно, не пропала даром, и общество, в котором он баловался наркотиками было исключительно образованным, не обделенным талантами. В семнадцать лет он познакомился с группой начинающих режиссёров и нашёл своё дело. С тех пор он стремился стать режиссёром. Деньги на технику и необходимое обучение отец с радостью дал, надеясь, что с приобретением цели в жизни, сын бросит пагубные привычки. Но этого не произошло. Каждые встречи этой группы начинались с таблеток, которые вдохновляли их на новые идеи и прорывы в наработанном материале.
Измайлов начал писать сразу четыре сценария, каждый из которых считался недурным с точки зрения старшего профессионального поколения. Но за двенадцать лет он так и не закончил ни один из них. Чтобы тренироваться, он открыл продакшен и стал снимать рекламу для разных компаний. Заказов было много, но успевал выполнить он меньше половины от них.
В любви Измайлов счастья не находил и говорил, что никуда не спешит. Он или просто игнорировал серьёзные отношения, или соглашался на регулярные встречи с условием не торопить его ни в чем.
С Женей они познакомились в восьмом классе, когда родители Вовы решили перевести его в другую школу. Вова сдружился со всеми, кроме Жени, потому что тот показался ему слишком надменным и неинтересным человеком. Все изменилось после одного случая, когда одноклассник украл у учителя часы и подкинул их Вове. Назревал большой скандал, учитель настаивал на отчислении Вовы из школы, что поставило бы под угрозу его золотую медаль. Женя поверил в невиновность новенького и сумел убедить перепуганных и озлобившихся взрослых в том, что у него не было никаких причин вредить учителю, что для его интеллекта это преступление слишком плохо спланировано и исполнено, и если часы вернулись к владельцу, то не стоит доводить дело до отчисления. Учитель сопротивлялся, пока Женя не сказал, что взрослым стоит лучше владеть собственными эмоциями и лучше провести некоторое исследование прежде чем осуждать невиновных. Через несколько месяцев учитель уволился из-за повторяющихся конфликтов с коллегами, а Вова и Женя стали близкими друзьями. Импульсивная, творческая натура требовала сделать что-то в память об этом событии и о том, что такое настоящая дружба, но не смог тогда придумать ничего подходящего. В двадцать один год Женя подарил Вове часы, о которых тот мечтал, но на утро после вечеринки, они пропали. Вова чувствовал себя ужасно виноватым и придумал способ извиниться перед другом — набил себе татуировку с изображением этих часов на левой руке.
— Часы! — воскликнул Женя и набрал номер знакомого патологоанатома, — Алена, привет, не отвлекаю? Я тебя очень прошу сказать мне, если к тебе привезут кого-то с татуировкой часов на левой руке. Спасибо!
Страхов посмотрел на время и, поняв, что уже очень опаздывает к сестре, скорее прыгнул в машину и домчался до областной больницы. В приемном отделении он столкнулся с отчимом.
— Привет, — сухо сказал он в сторону отчима и обнял мать.
— Виталик беспокоится за Лизу, — тихо прошептала Валентина Валерьевна.
— Очень несвойственное ему чувство, — сердито проворчал Страхов.
Отчим зло посмотрел на пасынка, отозвал его в сторону, чтобы Валентина Валерьевна не слышала, и сказал:
— Да, я твоим отцом никогда не был. И не стану. Но не мешай мне быть её отцом.
Страхов в ярости сверкнул глазами и, не дожидаясь разрешения врачей, прошел по коридору к лифту, поднялся на шестой этаж в отделение офтальмологии и, надев белый халат, проскочил к операционной.
Лиза, накрытая тонким одеялом, лежала на кушетке перед дверью операционной и ждала возвращения хирурга и медсестер. Все её маленькое тельце ходило ходуном, словно её бил озноб. Она сразу заметила брата, и ее лицо озарилось ласковой улыбкой.
— Боишься? — шепотом просил Страхов, присев перед кушеткой.
— Вроде бы уже нет, — тихо ответила Лиза дрожащим голоском, — но почему-то ещё трясёт.
— Все будет хорошо, — прошептал он и погладил её по крохотной голове.
От него исходило столько тепла, что Лиза не смогла не почувствовать внезапную перемену в его отношении.
— Я думала, ты меня ненавидишь, — шепнула она.
Страхов весь сжался, почувствовав вину за своё холодное отношение к той, которую любил всем сердцем.
— Этот гнев никогда не был обращён на тебя, — объяснил Женя и виновато посмотрел на сестру.
— Но если ты ненавидишь моего папу, как ты можешь любить меня? — робко и нежно спросила Лиза и добавила, — Я же его часть.
Страхов поморщился и, сестра поняла, что ему не понравились ее слова. Она тихо улыбнулась своей наивно-детской улыбкой, и его лицо просияло в ответ.
— Наши разногласия с твоим папой не могут больше повлиять на мои к тебе чувства, — пообещал он и прикоснулся своими горячими губами к ее холодному маленькому лбу.
Страхов потрепал сестру по голове и, поприветствовав пришедших медсестер, ушел из отделения офтальмологии.
По сложной системе коридоров он прошел к отделению реанимации, где лежали все пострадавшие по делу его клиента. На четвертом этаже областной больницы Страхов нашел лечащего врача и добился позволения поговорить со всеми привезенными в то утро пациентами и их родственниками. Врач сопроводил его к Маргарите Сергеевне, днями и ночами не покидавшей палату младшего сына. В палате, около крохотного тела спящего ребенка, утыканного проводами и капельницами, сидела осунувшаяся худощавая женщина, с рыжими пушистыми волосами, убранными в неаккуратную косу, передвинутую на левое плечо. Врач осторожно окликнул её, она повернулась и затряслась всем телом. Он подозвал ее рукой, и та, вся дергаясь, подошла к Страхову. Вблизи на ее бледном лице можно было рассмотреть редкие
- Фарфоровая комната - Санджив Сахота - Русская классическая проза
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Пастушка королевского двора - Евгений Маурин - Русская классическая проза
- Время красивых людей - Елизавета Мусатова - Русская классическая проза / Социально-психологическая / Триллер
- Когда сгорает тот, кто не горит - Полина Викторовна Шпартько - Попаданцы / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Дроби. Непридуманная история - Наташа Доманская - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- «Не замужем» - Анна Дмитриевна Лепер - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Сплошное разочарование - Арсений Лебедев - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Эротика
- Человек в углу - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза
- Маскарад - Николай Павлов - Русская классическая проза