Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У самого спуска к плашкоутному мосту через речку Кузнечиху Баланда остановил английского, а может, американского - тогда я их еще не очень разбирал - матроса. У морячка был лихой вид, и на плече у него висел похожий на ведро серый брезентовый мешок. Я спрятался за угол и оттуда изредка высовывал голову. Не знаю, что бы я стал делать, но Баланду мне упустить не хотелось. А он, отчаянно жестикулируя, пытался о чем-то договориться с матросом. Тот широко улыбался и непонимающе разводил руками. Потом, словно о чем-то догадавшись, полез в карман и, достав пачку сигарет, протянул ее Баланде. Тот заулыбался и похлопал высоченную верзилу по плечу. Моряк еще раз осклабился, козырнул и, посвистывая, направился в мою сторону. Я вышел из своего укрытия и пошел к Баланде. И тут я заметил, что перед ним - откуда он только появился? - стоит Антон и что-то сердито говорит. Я подошел к ним.
- Ну, вот и нашли твоего "дружка", - сказал Антон, усмехаясь. - Этот?
- Этот, - сказал я.
И только тогда Баланда посмотрел на меня, и мне показалось, что он испугался: Антон был выше его на полголовы, да еще и я тут. Впрочем, тут же нахальная улыбочка растянула его толстые губы.
- Этот дружок? - спросил он. - Да я его впервой вижу.
- Врет он, - сказал я.
- Знаю, - сказал Антон и помахал пальцем перед носом Баланды. Смотри, если еще раз о таком узнаю... И вот что, гони-ка сюда сигареты.
Он быстро вырвал из рук Баланды пачку, на которой были изображены пирамиды и верблюд.
- Двое на одного, да? - злобно заныл Баланда. - Ладно, длинный, попомнишь...
И, не оглядываясь, он пошел к мосту.
- Зачем ты у него сигареты взял? - спросил я, потому что это мне не очень понравилось.
Антон посмотрел вдоль улицы - там еще маячила высокая фигура матроса.
- Айда! Еще догоним, - сказал Антон и быстро зашагал.
Моряка мы догнали, когда он уже сворачивал к набережной. Антон придержал его за локоть и молча протянул ему пачку сигарет. Моряк удивленно посмотрел на него, улыбнулся и отрицательно замотал головой.
- Ноу, ноу, - сказал он. - Ит'с май презент. - И он ладонью отодвинул Антонову руку.
Антон настойчиво совал ему пачку, а тот так же настойчиво двигал ее обратно.
- Он говорит, что это подарок, - объяснил я. Как-никак, в школе, в Ленинграде, учил английский.
- Скажи ему, что мы не курим, - мрачно сказал Антон, - и в подарках не нуждаемся.
- Уи... дон'т... смок, - с затруднением выговорил я - дальше этого мои познания в английском уже не шли.
Тогда моряк быстро сказал:
- О'кей, фор йор фазер... твой папа. - Он достал из кармана вторую пачку и протянул мне: - Энд фор... твой папа.
Антон взял обе пачки и быстро сунул их в мешок моряка.
Матрос пожал плечами, лицо его стало серьезным.
- Союз-ник, - сказал он, слегка ударив себя кулаком в грудь. - Уи ар фрейндз... друг. - Он снял мешок с плеча, порылся в нем и достал оттуда большой складной матросский нож и протянул его Антону. - На... памьять... - сказал он и опять улыбнулся.
Антон взял нож, повертел его в руках, рассматривая, потом вздохнул, порылся в карманах и достал свой знаменитый из шести предметов перочинный нож и протянул его моряку. Ножу этому завидовали все мальчишки класса.
Моряк восторженно поцокал языком.
- О-о! - сказал он. - Ит'с вери гуд найф. Карош! - И он протянул нам свою огромную лапищу.
Мы разошлись.
- Союзнички, - проворчал Антон.
- Чего ты на него уж так? - спросил я. - Хороший же парень.
- Все они хорошие, - ворчливо сказал Антон, - а второй фронт открыть не могут...
- А он-то тут при чем? - сказал я. - Ты об этом Черчиллю скажи.
Антон фыркнул.
- И сказал бы!
- Ты ему телеграмму дай. Он за тобой линкор пришлет с боевым охранением. Так, мол, и так, господин Антон, хочу с вами побеседовать насчет второго фронта...
Антон не выдержал, засмеялся.
- Да нет, он, может, и ничего парень, матросик этот. Только, если честно сказать, мы тут всякого навидались. Разные они. Этот ничего, а другие... - Он зло сплюнул и замолчал.
Некоторое время мы шли, думая каждый о своем, а потом он спросил:
- Ну, как у тебя? Был на медкомиссии?
- Выручай, Антон, - сказал я.
Он посмотрел вопросительно.
- Не пропустила меня комиссия! Да они меня даже и не смотрели...
- Думаешь, если бы посмотрели, так пропустили бы? - спросил Антон.
На этот вопрос мне отвечать не хотелось.
- Они меня наверняка не запомнили, - сказал я, - сколько перед ними ребят-то прошло. Так вот я и подумал... Что, если не я пойду, а кто поздоровее.
- Чего-то я не пойму, - сказал Антон, - под твоей фамилией, что ли?
- Ну да!
Антон внимательно и серьезно посмотрел на меня.
- Так ты что... обмануть хочешь?
- Ну, как ты не понимаешь, - нетерпеливо сказал я, - какой же это обман! У нас из блокадного Ленинграда ребят на фронт брали, и я ведь не спрятаться хочу. Я со всеми хочу! Надо мне, понимаешь, надо!
- "Надо", - проворчал Антон, - понимаю, что надо. Только помню я, как ты тогда на песке валялся, - это раз. А два - не пойдет это, потому обман, - повторил он упрямо.
Обида и злость подступила у меня к самому горлу.
- Я думал, ты - товарищ, а ты...
И я повернулся, чтобы уйти.
- А как хочешь, так и думай, - сказал Антон мне вслед. - Мой совет с Громовым потолкуй.
В самом мрачном настроении я пришел домой.
Афанасий Григорьевич, как обычно, сидел на бревнышках. Я подсел к нему. Пожалуй, прав Антон: уж если кто и сможет помочь, так это Громов. Я долго не решался начать и молчал. Он раза два глянул на меня из-под лохматых бровей и сказал:
- Ну, давай выкладывай: чего стряслось? Вижу ведь - ерзаешь, как на угольях.
Я рассказал ему про медицинскую комиссию, рассказал с обидой и даже злостью.
- Значит, и смотреть не захотели? - переспросил он. - Ну, а чем я-то тут полезен буду?
- Вас уважают, - сказал я.
- Меня-то уважают, а вот тебя уважат ли?
- Да я уже совсем окреп, Афанасий Григорьевич...
Громов покачал головой, потом встал и велел встать мне.
- Слышь-ко, подними это бревнышко за комелек, - чуть насмешливо сказал он. - Ежели на пять вершков от земли оторвешь, - значит, пойду за тебя хлопотать, ежели нет, - ну, тогда не взыщи.
Я посмотрел на бревнышко. Еще недели три назад и небольшой чемодан я тащил чуть не волоком... Ну, давай, собери всю свою настырность, Соколов-питерский. Я наклонился и взялся за конец этого проклятого бревна. Ладони у меня сразу вспотели, а по спине поползли мурашки.
Вначале я примерился и так, чтобы не заметил Громов, попробовал хоть чуть приподнять комель. Ого! Но, черт возьми, он оторвался! Тогда я подсобрал все мои силенки, крякнул и поднял конец бревна до своих колен. Ноги дрожали, глаза лезли на лоб и пот катился градом по лицу, но я держал, держал, торжествуя и гордясь собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история
- Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа. - Владимир Чернавин - Биографии и Мемуары
- Взгляд и нечто - Виктор Некрасов - Биографии и Мемуары
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- На фронте затишье - Геннадий Григорьевич Воронин - Биографии и Мемуары / О войне
- Мы – дети войны (сборник) - Раиса Клеймёнова - Биографии и Мемуары
- Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года - Петр Фролов - Биографии и Мемуары
- Мифы Великой Отечественной (сборник) - Мирослав Морозов - Биографии и Мемуары
- Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии - Руслан Григорьевич Скрынников - Биографии и Мемуары / Историческая проза