Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молчание. Не сказал. От скромности? Из вежливости? Вряд ли. Похоже, в своей тоске парень дошел до ручки и стесняться сейчас не стал бы. Ее уход оказался для него полной неожиданностью, и, возможно, он по-прежнему не верит, что его элементарно бросили. При этом он не производит впечатления пресыщенного самца. Он — работяга, которого Бог, кажется, еще наградил и умом, и талантом. Он заслужил свою модель, хотя бы потому, что в каком-то смысле сам ее вылепил, как Пигмалион Галатею. Вопрос в другом, действительно ли она так хороша, что он с ума по ней сходит? А впрочем, какая разница, пусть у нее хоть горб будет, если парень по-прежнему влюблен, для него это не имеет значения… А что, это вообще-то вариант — горбатая манекенщица…
Гордеев потряс головой, но художнику показалось, что адвокат любуется интерьером.
— Это еще что! — довольно хмыкнул Артемьев. — Вот они скоро открывают тут летнюю площадку с перьями, блестками, трансвеститами и собираются привезти какого-то важного диск-жокея.
Неизвестно откуда появился Бомба Долохов.
— Привет, орлы! — Он отсалютовал пустым стаканом и умудрился ловко швырнуть его на поднос проносящегося мимо официанта.
— Вот взяли бы они тебя диск-жокеем? — предложил Артемьев. — Может, здесь и нормальным людям поинтересней бы стало?
— А что? — оживился Бомба. — Я еще в детстве стучал на маминых кастрюлях, вязальными спицами наяривал!
И Бомба исчез так же мгновенно, как появился.
— Не надо, — Артемьев повернулся к Гордееву. — Если он заиграет — здесь стены рухнут. А это не в моих интересах. Мои стены тут — самое лучшее… Знаете, в свое время я считал себя очень привлекательным…
Гордеев хотел было сказать Артемьеву, что тот и сейчас вполне ничего себе, но вовремя сообразил, что получится не слишком уместный комплимент — от мужчины мужчине.
— …При этом подразумевалось, конечно, что у меня очаровательная жена и отличная карьера. Кроме того, я живу в столице и отнюдь не ощущаю себя сторонним наблюдателем. А ведь это важно… Для меня это очень важно. В детстве я был замкнут. Мне все время представлялось, будто все посвящены в некую великую тайну, которую от меня скрывают. У остальных, казалось, есть в жизни какая-то особая цель. Эта убежденность возрастала каждый раз, когда я переходил из одной школы в другую… Отец тогда часто менял работу, мы все время переезжали с места на место, и я снова оказывался в положении новичка. Каждый год я должен был постигать очередной свод условностей. И, только окончив школу, я начал познавать секреты того, как завоевывать друзей и оказывать влияние на других.
— Цитата из Карнеги? — усмехнулся Гордеев.
— Да. Но, даже став докой в этом деле, я все же понимал: у меня это умение — приобретенное, а у других оно — врожденное.
— Так вам впору гордиться собой, — заметил адвокат.
— Не получается, — честно признался художник. — Мне удавалось обмануть окружающих, но я не переставал бояться, что когда-нибудь буду разоблачен как обманщик и самозванец. Именно так я и чувствую себя сейчас. Даже теперь, когда можно бы побахвалиться своими достижениями, не выходит…
Между тем какая-то женщина, похожая на некую знаменитость, пройдя через зал, помахала рукой в их направлении. Артемьев помахал в ответ. Его улыбка стала кислой, едва женщина скрылась из виду.
— Обратите внимание, — сказал он, — силиконовая имплантация.
— Вот как? — удивился Гордеев. — А мне она показалась довольно плоской.
— Да не сиськи, — объяснил художник, — щеки. Это же… — И тут он назвал, видимо, достаточно известную в их кругу фамилию. — Разве вы не узнали? Она сделала эту дурацкую силиконовую вставку, чтобы казалось, будто у нее есть скулы. А все потому, что один мой знакомый скульптор, которому она позировала, брякнул ей, что у нее недостаточно фактурный профиль.
— Совсем люди с ума посходили, — резюмировал Гордеев.
— Да уж, — вздохнул художник.
Тут в зале наступило некоторое оживление. Оказалось, что Бомба, вдохновленный новой идеей, договорился с диск-жокеем и временно занял его место. Он остановил уже запущенную было пластинку и завыл дурным голосом:
Гордеев вздохнул и посмотрел на Артемьева.
— Что? — безо всякого выражения спросил художник.
— Какого черта вы меня сюда затащили? Мне, знаете ли, не двадцать лет, и меня вся эта галиматья совершенно не бодрит.
— Хотите меня уверить, что предпочли бы консерваторию?
— Хочу сказать, что с большим удовольствием отправился бы на боковую или просто выпил.
— Это никогда не поздно, — художник кивнул в сторону бара.
— Ладно, хватит уже с вас на сегодня.
— Относительно сумасшествия, — сказал Артемьев после паузы длиной в сигарету. — Это не шутка была.
— Вы о чем? — удивился Гордеев.
— Да все о том же. Я не псих.
— Я и не говорил, что вы псих.
— Но подумали, — настаивал Артемьев.
— Даже и не думал! — Гордеев уже устал защищаться.
— Правда?
— Правда.
— Понимаете, — сказал Артемьев после новой продолжительной паузы, — обо мне многие так думают, я знаю. Возможно, я даю для этого какие-то основания. Возможно, я слишком подозрителен. Но у меня были основания. В принципе, можно и к сорняку относиться с подозрением: каковы его истинные цели? Кто его послал в мой огород? Но в один прекрасный день вся шелуха отпадет, и мы узнаем его истинную природу. Правда, к тому времени сорняк прорастет повсюду и будет поздно. Сорняк, или то, что мы принимали за сорняк, будет диктовать нам условия. Понимаете, когда моя личная жизнь усложнилась и приобрела такой… драматический характер, беспокойства о сорняке отошли куда-то на задний план. Я понял, что величайшая боль приходит не с далекой планеты, а из глубины сердца… Альбина сказала, что я параноик, и исчезла, а потом моя мастерская была буквально разгромлена. Помню, прихожу я, открываю дверь и что вижу? Сплошной хаос: все — вдребезги, шкафы взломаны, ящики валяются по всему полу пустые, холсты порваны.
— Вы серьезно? — спросил ошеломленный Гордеев.
— Да.
— Это было до ее исчезновения?
— После. И, помнится, я тогда подумал: «Ну хорошо, неприятность, конечно, чертовская, зато как здорово все укладывается в теорию о „параноике“. Но если честно, я даже проверялся у довольно известного психоаналитика, и он сказал мне: „Вы — человек аффектированный, склонный к театральности, вы полны иллюзий по отношению к жизни, но тем не менее вы слишком сентиментальны, чтобы быть параноиком“. А я однажды проверил себя при помощи так называемого мультифазного психологического теста, и проверка эта показала, что я параноик, невротик и шизофреник.
— Ну да?! — не поверил Гордеев.
— Правда-правда! Это такой тест, он из кого хочешь психа сделает. По отдельным пунктам у меня были такие высокие показатели, что их общая сумма, согласно инструкции, дала такой результат. Но тест выявил также, что я — неисправимый лгун! Видите ли, по этому тесту вам несколько раз задают один и тот же вопрос, сформулированный каждый раз по-разному. Скажем, мне говорят: «Существуют божественные существа, которые правят миром». И я подтверждаю: «Да, возможно, что так оно и есть». Немного спустя говорят: «Я не думаю, что существуют божественные существа, которые правят миром». И я говорю: «Да, по-видимому, это так, я знаю множество причин, чтобы согласиться с этим утверждением». А еще позже предлагают формулировку: «Я не уверен в том, существуют ли божественные существа, которые правят миром». И я говорю: «О да, это абсолютно верно». И в каждом случае я отвечаю совершенно искренне. Если взглянуть на эту ситуацию с философской точки зрения, то я веду себя как кое-кто из парней, живших во времена древних греков, которые хвастались тем, что живут, как собаки. Любой аргумент, который мне приводят в подтверждение той или иной теории, убеждает меня в ее справедливости. Вот если бы вы предложили мне сейчас заказать пиццу, я немедленно согласился бы, что это лучшая идея, которую я когда-либо слышал. Более того, вы вполне могли бы заставить меня заплатить за нее из собственного кармана. Но если бы вы спросили вдруг: «А не думаете ли вы, что пицца стоит слишком дорого, питательность ее очень мала, ну и так далее?» — я немедленно ответил бы, что вы правы, я терпеть не могу это дерьмо. Это, как я догадываюсь, свойство любой слабой натуры…
Гордеев молчал. Он уже давно пожалел, что согласился на эту поездку в ночной клуб.
Бомбу убрали с пульта. Теперь музыка перемежалась заявлениями диск-жокея:
— Не нуждается в особых доказательствах тот факт, что во всем животном мире самцы имеют более яркое оперение, более интересные шкуры, более ветвистые рога, и, вообще, они более привлекательны и красивы, чем самки! И это несмотря на то, что в животном мире любое живое существо изначально поставлено в условия жесточайшей борьбы за существование, которые вроде бы должны делать животное как можно менее заметным для окружающих, чтобы лучше скрываться от бесчисленных внешних врагов и опасностей! Значит, даже в условиях жесточайшей борьбы за существование именно самцы, а не самки сохраняют более яркие оперение и шкуры! А значит, ими движет еще инстинктивная тяга к продолжению рода или же эрос. То есть желание привлечь к себе внимание самок в животном мире у большинства самцов на инстинктивном, подсознательном уровне оказывается сильнее, чем желание выжить самому! Приходится признать, что самцы в животном мире и в наши дни подвергают себя значительно большему риску, чем самки… из-за чего? Из-за красоты!
- Братва для полковника - Фридрих Незнанский - Боевик
- Филин - Андрей Воронин - Боевик
- Обратный отсчет - Лев Пучков - Боевик
- Железный тюльпан - Елена Крюкова - Боевик
- Варяг. Смерти нет - Мазин Александр Владимирович - Боевик
- Ставки сделаны - Андрей Воронин - Боевик
- Тигр в камуфляже («Блокпост») - Лев Пучков - Боевик
- Чего не хочет женщина - Андрей Дышев - Боевик
- Эгейская компания - Ян Блейк - Боевик
- Последняя обойма - Анатолий Гончар - Боевик