Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пуэбла была Пуэблой, городом ангелов. И если они никогда не летали в ее небе, это означало, что они жили на ее земле. Так, по крайней мере, считали мужчины и женщины, аплодировавшие в то воскресенье Эмилии Саури, словно она уже была ангелом.
Эмилия привыкла к теплому приему, который ей оказывали эти люди, но всегда немного стеснялась их аплодисментов. Закончив играть, она поклонилась, убежала и спряталась за черную ткань, служившую, по мнению Милагрос Вейтиа, превосходным задником.
В маленьком пространстве между нею и выходом в сад стояли и бесшумно ей аплодировали исполнители следующих номеров: поэт Риваденейра в роли церемониймейстера, композитор с гитарой и три женщины в костюмах индейского племени теуанов, которые должны были танцевать под его новую песню, оперная певица, работавшая в городе и принявшая приглашение на моле[19] с кунжутом в обмен на три итальянские арии, пара в костюмах для исполнения «Дуэта с зонтиками» и восьмилетняя девочка, певшая на языке науатль.
Среди них, прямо на своем пути, она увидела повзрослевшего мальчика с заговорщическим выражением на лице, который одновременно и был, и не был Даниэлем из ее воспоминаний. У него была прежняя улыбка, такие же озорные глаза, но когда он обнял ее, и притянул к себе, и прошептал ей на ухо несколько слов, Эмилия испугалась этого нового Даниэля, как чужого. Никогда еще ее душа не уходила так далеко в пятки, как в этот раз.
– Девочка моя, поздороваетесь потом, – прошептала, как будто прокричала, Милагрос Вейтиа. – А сейчас выходи на поклон!
Эмилия снова вышла на сцену и поблагодарила всех низкими поклонами и сдержанной улыбкой.
– У тебя праздничные глаза, – сказал Даниэль, когда она снова оказалась возле него.
– Когда ты приехал? – спросила Эмилия.
– А я и не уезжал, – ответил Даниэль и рукой пригладил себе волосы.
Они не виделись три года и оба изменились, но какое-то странное и давно знакомое чувство сразу связало их тонкими нитями.
– Эмилия, выйди еще раз! – попросила тетушка Милагрос.
– Мне уже не хочется, – ответила ей Эмилия, садясь на корточки, широко улыбаясь и размахивая руками на тот случай, если она ее не слышала.
– Влюбчивая девчонка! – прошептала Милагрос, закрывая занавес, прежде чем пригласить певца занять свое место на сцене.
Ясные звуки грустной музыки начала издавать гитара, струны которой перебирал музыкант, игравший так быстро, что она иногда звучала как арфа. Эмилия и Даниэль стояли голова к голове, чтобы слышать друг друга, пока этот печальный и резкий голос пронзал воздух гостиной.
Они потом не смогли бы вспомнить, о чем говорили, потому что даже не слушали, что говорит другой, а буквально растворялись друг в друге. Даниэль глядел на Эмилию с удивлением человека, видящего, что игрушка превратилась в богиню. У нее были живые глаза девочки, которую он знал, но взгляд был как у опытной женщины, а ее рот, настоящее чудо, – он сразу понял это, – должен был принадлежать только ему. Эмилия не могла поверить, что глаза настороженного зверя, глаза Даниэля из ее детства, стали такими роскошно-ясными. Его руки казались больше, у него были длинные пальцы, и было видно, как бьется кровь в его набухших жилах. Он похудел, словно недоедал, и загорел, как деревенский житель. И из-за того, что он был наконец рядом, Эмилия, как истинная Саури, проронила две слезинки, за что сразу возненавидела себя, как истинная Вейтиа.
– Плакса в небесно-голубом, – сказал ей Даниэль, повторяя слова песни, сопровождавшей их разговор.
– Дурак, – ответила ему Эмилия и вскочила.
– Плакса, и к тому же вздорная, – пропел Даниэль и пошел вслед за ней.
Эмилия выпрыгнула через окно в сад. Он по старой привычке сделал то же самое.
– Ты уже не боишься привидений? – спросил он, отыскав ее в полумраке сада.
– Они не такие страшные, как ты, – ответила Эмилия, отвернувшись, но не двигаясь с места.
– Ты меня боишься? – спросил он, положив ей руки на плечи.
– Да, – сказала Эмилия, продолжая глядеть в темноту, но привычным жестом держась за эти руки, лежащие на ее плечах.
– Я вернулся, чтобы увидеть тебя, – вырвалось у Даниэля.
Эмилия все еще стояла к нему спиной. Она не хотела смотреть на него, но в то же время не могла запретить своим рукам держаться за его руки и своим ушам ловить его слова. Она стояла не двигаясь, слушая его, как шум водопада, который понемногу успокаивал ее.
Что именно он ей сказал – это не важно, мы никогда не запоминаем слова, в конце концов убеждающие нас. Каждому из них по отдельности мы ни за что бы не поверили.
Эмилия поднесла к губам раскрытую ладонь его руки, покрыла ее поцелуями, а потом с силой укусила – вместо ответа этому болтуну, который так долго был вдалеке от нее.
– Ну что, потеряла я сноровку? – спросила она и позволила себя обнять.
Милагрос Вейтиа разъяренной тигрицей бросилась в ночной сад на поиски своих племянников, после того как открыла занавес для предпоследнего номера своего концерта.
Она любила влажную темноту сада, но даже она сегодня не смогла укротить ее. Последним номером должен был выступать Даниэль, и она никак не смогла бы объяснить всем, что он просто-напросто потерялся.
Милагрос увидела их издалека, около дерева, и подумала, что если бы она не была так взбешена, то призналась бы им, что, глядя на них, можно только позавидовать.
– Вы можете мне объяснить, почему вы пренебрегаете своими обязанностями? – окликнула она их издалека, предупреждая о своем приближении. – А ты, Даниэлито, как же быстро ты забыл о революции! Еще вчера ты хотел начать пожар во всей стране, и вот на что ты растратил весь свой пыл. А ты, Эмилия, как ты объяснишь своей матери, где ты нашла грязь, в которой выпачкано твое платье? Ну же, шевелитесь, мы едва успеваем к началу номера этого чертенка, – сказала она, похлопав Даниэля по плечу.
– А что он будет делать? – спросила Эмилия, которая никак не могла представить себе, что ее друг за время своего отсутствия стал певцом или поэтом.
– Он скажет несколько слов, – ответила ее тетка.
– Опять слова? – тихонько удивилась Эмилия.
Даниэль и его брат Сальвадор приехали в Пуэблу, чтобы присутствовать на тайном собрании нескольких антиперевыборных клубов. Они приехали с севера, привезли множество новой информации и были полны нового гнева. Две недели назад они виделись с Рикардо Флоресом Магоном и другими мексиканцами, арестованными в Калифорнии. Возвращались они ка поезде. По дороге делали остановки, чтобы поговорить с другими руководителями повстанцев. В прошлом году не удалась попытка вооруженного выступления против правительства, но, несмотря на то что многие погибли или были арестованы, шла подготовка к новому восстанию. Все это можно было сообщить той разношерстной публике, которая собралась на вечер, ко с целью сбить с толку доносчиков и склонить на свою сторону колеблющихся общей информацией о демократическом движении и его насущных задачах посчитали, что Даниэлю следует выступить с краткой речью.
Эмилии нашлось место только на полу, рядом с Милагрос. Она села на корточки и стала смотреть на Даниэля, почти не слушая его. Ее приводили в восторг его длинные ноги, узкая спина и крепкие плечи. И еще ей очень понравился его голос и колдовской взгляд.
Даниэль начал свою речь неторопливо и торжественно, сказал несколько слов о необходимости изменить общественный строй, чтобы новые люди пришли на смену достойнейшим представителям прошлого. Но понемногу улыбка Эмилии и то, как она завороженно смотрела на него, побудили его рассказать о стране, истерзанной подлостью старых маразматиков, управляющих ею. Даниэль сложился как личность под влиянием идей анархо-синдикализма и социализма, завладевших студенческой аудиторией и многими профсоюзами в Соединенных Штатах. Он был полон веры и огня. Говорил страстно, как солдат, зовущий на битву. Эмилии даже показалось, что она очутилась где-то в другом месте, и ее на самом деле охватил страх, о котором она говорила Даниэлю.
Всего несколько лет назад они ехали на поезде в Веракрус с родителями и тетушкой, ругавшей их, когда они высовывались в окно, чтобы вдохнуть яркую зелень зарослей тростника, совсем недавно они бегали по кромке воды первого в их жизни моря, еще совсем недавно Эмилии казалось, что она знает его очень хорошо, она помнила его тонкие коленки и его руки, толкавшие ее в воду. А прошла уже целая вечность.
Почему мужчины вырастают и становятся такими странными? Почему они так страстно кидаются в политику, которая внушает ей ужас, как и ее матери? Почему он рассказывает одну трагедию за другой, а она, вместо того чтобы заткнуть уши, убежать и спрятаться, сидит тихо и спокойно, как будто он у пруда рассказывает ей о своих подвигах?
Потому, что он вернулся. И это был, казалось, самый весомый аргумент, он угадывался в ее улыбке, заставлявшей Даниэля все более страстно предрекать справедливое будущее стране, которая вдруг и необратимо должна испытать потрясение демократией.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Вторжение - Гритт Марго - Современная проза
- Кролик вернулся - Джон Апдайк - Современная проза
- Дом, в котором... - Мариам Петросян - Современная проза
- Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
- Кот - Сергей Буртяк - Современная проза
- Вам сообщение - Мириам Дубини - Современная проза