Они были похожи на людей, их нельзя было, по человеческим меркам, назвать безобразными или даже просто некрасивыми. Они были по-своему красивы, но совершенно другой, нечеловеческой красотой; ведь красивы и дельфины, и журавли, и пятнистые трубачи, и песчаные дельтахвосты… У него, зрителя или бестелесной сущности, возникло предположение, что это приближаются к нему представители некогда господствовавшей на Земле расы, той ветви рода человеческого, что жила и процветала под звездой с названием Солнце за тысячи и тысячи лет до рождения Иисуса Христа. Их можно было принять за людей.
Он слышал их громкий разговор — плавная речь то и дело перемежалась непривычными восходящими и нисходящими интонациями, но все равно казалась певучей; он не уловил в ней шипящих и твердых звуков. Разговор был совершенно непонятен, но вдруг почудилось ему что-то знакомое…
Розоволицые гиганты удалились, их голоса стихли, и вновь мимо него, невидимого, поплыли стены коридора. Коридор как будто бы заканчивался тупиком (или вход был неотличим от стены), но его бесплотная сущность легко проникла сквозь препятствие, не почувствовав сопротивления, и оказалась в просторном круглом помещении, заполненном тусклым красным светом. Вокруг небольшой площадки, возвышающейся посредине помещения, сидели на низких скамейках несколько розоволицых с закрытыми глазами. Их вытянутые вперед руки были обращены ладонями к круглой площадке. В центре площадки, в углублении, лежал блестящий шар. Он казался массивным, его гладкая поверхность отсвечивала красным. В тишине раздался короткий приглушенный звон — и ладони розоволицых гигантов охватило слабое сияние. Оно постепенно разгоралось, сливаясь в сплошное огненное кольцо, окружившее площадку с шаром. Опять раздался звон, но не оборвался, как в первый раз, а все длился и длился; потом в него вплелся отдаленный низкий гул, потом еще какие-то звуки, и незаметно возникла мелодия, странная, завораживающая мелодия, не похожая ни на одну из тех, что ему когда-либо приходилось слышать. Мелодия волнами растекалась по залу, заполняя все пространство, ей было тесно взаперти, она стремилась вырваться на волю, под звезды, и прибоем накатывалась на стены, отражаясь от них и множась, накладываясь на самое себя и пронизывая все вокруг. Огненное кольцо, оторвавшись от двух десятков ладоней, начало медленно сужаться, сжиматься, приближаясь к блестящему шару. В какое-то мгновение оно рассыпалось на множество огненных лент; ленты со всех сторон метнулись к шару и исчезли в нем. Шар раздулся, вспыхнул удивительно чистым белым светом и пропал. Розоволицые гиганты опустили руки и, не открывая глаз, начали медленно раскачиваться с боку на бок в такт неумолкающей мелодии.
Он, забыв обо всем, созерцал это непонятное завораживающее действо, и не сразу осознал, что к мелодии добавились слова. Непонятно было, кто поет, потому что губы гигантов были плотно сжаты — но лились и лились плавные слова, и ему показалось, что смысл их начинает доходить до него.
«Ты пронзаешь пространство… Погружаешься в бездны… Ты не здесь, и не там… Но ты здесь, и ты там… Ты повсюду — и рядом… Вне пределов — и близко… Бесконечная сила… Все доступно тебе…»
Медленно, медленно, медленно качались зеленые волны — вверх, вниз, вверх, вниз… Цепочки звезд завивались спиралями, спирали ввинчивались в бесконечность и возвращались преображенными, попеременно вспыхивая и угасая… Гулко, с переливами, пели невидимые колокола. В далеком далеке расправлял, раскидывал во все стороны огненные лепестки пламенеющий пветок, и сотни, тысячи таких цветков попеременно вспыхивали и угасали в безликих безднах, заполненных пустотой.
«Преобразующий и направляющий… Ты уходишь — и остаешься… Уходя, остаешься — и, оставаясь, уходишь…»
Гиганты перестали раскачиваться и замерли, опустив головы, превратившись в статуи, освещаемые отблесками глубинного огня, сотворенного пылающими цветами.
«Ты — везде… Ты — во всем… Ты — навеки… — продолжали торжественно гудеть колокола. — Мудрость мудрых… Всесильная сила… Проникающий… Вечный… Прекрасный…»
Подкрались к нему зеленые волны, вознесли под потолок — и его повлекло невидимое течение. Проплывали внизу коридоры и залы — овальные, прямоугольные, квадратные и круглые — и всюду сидели, стояли, лежали, беседовали и совершали какие-то манипуляции розоволицые гиганты в поблескивающих одеяниях. Тот, кто был частью его существа, пытался проникнуть в смысл происходящего в этих залах, рассматривал все детали, вслушивался в разговоры, но мог разобраться во всем не более, чем смогла бы разобраться в окружающем муха, залетевшая в центр управления нуль-порта.
И вновь он внезапно почувствовал, что падает куда-то, проваливается сквозь толщи темноты, и вновь у него захватило дух, а сердце, замерев сначала, неистово заколотилось, предчувствуя беду. Но на этот раз усилием воли ему удалось замедлить падение. Упираясь раскинутыми в стороны невидимыми руками во что-то твердое, он повис в черных толщах, терпеливо ожидая, когда успокоится сердце. А потом начал медленный путь наверх, стремясь вернуться к тем коридорам и залам, где постоянно вершилось какое-то непонятное для непосвященного действо, творимое розоволицыми гигантами с мягкой певучей речью. Его просто-таки тянуло к ним, потому что они и сами были загадкой, и владели какой-то тайной… Он не мог бы объяснить себе, откуда вдруг возникла у него такая уверенность; он просто знал: у гигантов есть тайна.
Он вырвался из плена темноты и вновь очутился в коридоре с бледно-голубыми стенами. Бесплотный и незримый, он витал в вышине, а под ним происходило что-то тревожное — он отчетливо ошущал эту тревогу, разлившуюся вокруг. Открывались невидимые двери, и коридор заполнялся розоволицыми гигантами. Они что-то говорили друг другу, а потом начали медленно отступать от овального проема в конце коридора. Оттуда веяло холодом, там что-то гремело и лязгало, там что-то вспыхивало, и маячили там какие-то зыбкие тени…
А потом он почувствовал, что задыхается, и исчез коридор с обеспокоенными розоволицыми гигантами, и исчез тот проем, в котором вот-вот должно было появиться что-то ужасное. Стихли голоса, утонул в темноте угрожающий грохот — и он наконец-то ощутил свое тело.
Он открыл глаза — и ничего не увидел. Он прислушался — и ничего не услышал. Он лежал на спине на чем-то твердом, в абсолютной тишине и мраке — и действительно было очень душно; ему просто не хватало воздуха. Осторожно подняв руку и наткнувшись на холодную каменную поверхность, он сразу вспомнил все, что с ним случилось. Он вспомнил жителей скалы и понял, что погребен на каменном ложе под каменной плитой в недрах скалы. «Ты не будешь здесь ходить, ты будешь здесь лежать», — вспомнилось ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
