Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий Никитич подумал с опаской: «Не сказал бы сыну про ночное похождение». Разговорились.
— Да, ладно у вас с Захаром получилось, — серьезно рассуждал сторож. — Вроде б разным делом заняты, а одинаково ценный хлеб добываете. Что без одного, что без другого стране не прожить. Нет, нет, ладно у вас выходит, — заключил он так, словно кто-то пробовал возражать ему.
Вернувшись поздно ночью в дом к сыну, Василий Никитич заснул крепким сном.
Когда рано утром Захар пришел с работы, старик сразу не узнал его: на нем была темная от угольной пыли парусиновая куртка и кожаный, похожий на большую черепаху шлем; лицо и руки — белые, видно, он старательно и долго мыл их. Вокруг глаз чернели два темных ободка, придавая им особую выразительность.
— Ну как почивалось, батя?
— Небось притомился? — не отвечая ему, в свою очередь спросил Василий Никитич. — Ночная работа нелегкая.
— В шахте что днем, что ночью — одинаково, — пояснил Захар. И улыбнулся. — Славная ночка была, батя. Полтора цикла дали. Это вроде подарок в честь твоего приезда.
Оба некоторое время помолчали, взволнованные.
— Правду говоря, Захар, обрадовал ты меня, старика. — Василий Никитич начал таким тоном, будто внушал какое-то весьма важное наставление, без которого сыну пришлось бы очень трудно в жизни. — Ленина заветы выполняешь. А какая еще большая радость может быть у отца? — И, подумав, заключил: — Большей мне, пожалуй, не надо.
Потом он рассказывал о колхозе, о том, какие большие заботы ждут его: не закончен сев озимых, недостроена силосная башня. Да мало ли дел в таком большом хозяйстве, как артель? Захар знал, что отец рядовой колхозник, но обо всем рассказывал с таким озабоченным видом, будто все хозяйство было взвалено на одни его плечи.
…Василий Никитич погостил у сына больше недели. За это время он побывал в шахте, познакомился с друзьями Захара — шахтерами, с начальником шахты. Все говорили о его сыне с уважением. И это окончательно уверило его, что Захару здесь хорошо, что он на своем месте и с пользой для людей живет.
В день отъезда отца Захар подкатил к дому на легковой машине.
— Чья же такая птаха?.. — спросил Василий Никитич.
— Начальника шахты, — ответил Захар. — Поклон тебе передавал и сказал, чтобы в будущем году такую же завели и у себя в колхозе.
Василий Никитич задумался.
— Такая, пожалуй, в настоящий момент нам не подходит. А вот трехтонку — и не одну, а две — будем иметь. Так и передай.
На вокзал Василия Никитича провожали Захар и невестка. Еще в дороге старик вспомнил о дежурном по станции и решил непременно повидаться с ним.
На перроне, как и в тот раз, бродили куры во главе с красавцем-петухом. Увидев его, Василий Никитич громко, как старому знакомому, сказал:
— Ну, здорово, вояка.
Петух воинственно выпрямился и кудахтнул, словно действительно отвечал что-то по-своему.
Где-то в стороне от вокзала послышался нарастающий тяжелый гул. Тотчас же торопливой своей походкой вышел на перрон дежурный с обручиком в руке.
— А-а-а, старые знакомые! — радостно воскликнул он. — Всей семьей, одним словом. И куда же?
— Да вот батю провожаем, — ответил Захар, всем своим видом показывая, что ему не хотелось, чтобы отец уезжал.
— В колхозе тоже много дел, — серьезно сказал дежурный. — Минутку подождите, и будет ваш поезд. А пока хлебному маршруту дорогу даю.
Услышав последние слова железнодорожника, Василий Никитич тут же забыл, о чем он только что хотел говорить с ним, с беспокойством подумал: «Неужто и на сей раз идет не колхозный, а Захаркин хлеб?» Ему очень хотелось, чтобы сейчас, когда здесь находились сын и невестка, прошел эшелон именно с хлебом.
По мере того, как поезд приближался к станции, сердце Василия Никитича билось все чаще и тревожней. Но вот на первом же вагоне Василий Никитич увидел большие, броско написанные мелом буквы: «хлеб». И дальше пошло: «хлеб», «хлеб», «хлеб»…
Он оглянулся. Сын что-то говорил жене, улыбаясь и показывая глазами то на отца, то на бегущие вагоны.
В эту минуту Василий Никитич не слышал биения собственного сердца. Казалось, оно вливалось в один общий торжествующий ритм колес: хлеб, хлеб, хлеб…
1946 г.
Без романтики
О поездке на шахту-новостройку «Чайкино» я узнал неожиданно. Первым сообщил мне об этом горный мастер Аким Павлович Пахомов, пожилой, рыжеусый, с немного насмешливыми глазами человек. Я не знал: верить ему или нет. Но когда меня вызвали в шахтный комитет и я убедился, что Пахомов не пошутил, сказал правду, вдруг оказалось, что я совершенно не подготовлен к отъезду. Я рассчитывал побывать у проходчиков «Чайкино» в августе, когда мне по графику был положен отпуск, и это предложение застало меня врасплох.
Поезд шел то степью, то лесом, мягко, почти неслышно пересчитывая рельсы. Молодая весна в зеленом шарфе плавно кружилась за окном вагона, и от этого казалось, что поезд идет тихо.
Пахомов с размаху ударял костяшками по столику, всякий раз угрожающе приговаривая: «Зараз будет рыба, хлопцы!» Я лежал на верхней полке и с удовольствием смотрел на старика. В просторной вышитой косоворотке с расстегнутым воротом, чисто выбритый, с распущенными усами, он выглядел празднично. Играл в домино Аким Павлович бурно, напористо, весело. Таким же все знали его в работе.
Я давно был знаком с Пахомовым, но, признаюсь, только в дороге по-настоящему узнал и оценил как человека. Взгляд его уже не казался мне насмешливым. В чуть сощуренных глазах Акима Павловича постоянно светилось любопытство, теплое участие.
Поздно вечером Пахомов, умащиваясь на верхней полке, спросил:
— Ты что же это в «козла» не стал играть и вообще вроде б размечтался?
— Думаю о встрече с приятелем, Аким Павлович.
— Вот оно что!.. Значит, у тебя в «Чайкино» друзья? — осведомился старик.
— Да, есть.
— Это хорошо: опыта наберешься и заодно чарчину выпьешь.
— Мой приятель — хороший малый, — не без гордости сказал я и для убедительности достал из чемодана небольшую фотокарточку. Щурясь сквозь очки, он долго рассматривал ее. С фотографии смотрел, улыбаясь, молодой парень с копной густых темных волос.
— Мне кажется, что я его где-то в газетке встречал, — улыбнулся он парню, как старому знакомому. — Если не ошибаюсь, проходчик Самоцвет.
Я утвердительно кивнул.
— Трудяга! — серьезно сказал старик.
Да, Николай Самоцвет — замечательный проходчик и хороший парень, в этом нет сомнения. Мы несколько лет сидели с ним за одной партой, состояли в одной юношеской футбольной команде, считались «ведущими» артистами школьной самодеятельности.
Когда я рассказал обо всем этом моему спутнику,
- Донбасс - Борис Горбатов - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в четырех томах. 2 том - Борис Горбатов - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в четырех томах. 1 том - Борис Горбатов - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в четырех томах. 3 том - Борис Горбатов - Советская классическая проза
- Сказание о первом взводе - Юрий Черный-Диденко - О войне
- Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ - Михаил Толкач - О войне
- Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. - Владимир Богомолов - О войне
- Сказание о первом взводе - Юрий Лукич Черный-Диденко - О войне
- Чекисты (сборник) - Петр Петрович Черкашин (составитель) - Прочая документальная литература / Прочие приключения / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный - Советская классическая проза