Форма входа
Читем онлайн Путь теософа в стране Советов: воспоминания - Давид Арманд
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Самым симпатичным был здесь Кокорев; по его фамилии называлось знаменитое Кокоревское подворье и бульвар на Болоте между Москва-рекой и Канавой. Подворье принадлежало его отцу. Оно славилось роскошными выездами, которые сдавались богатым аристократам, митрополитам для перевозки чудотворных икон, для богатых свадеб и т. п. После революции подворье превратили в Бюро похоронных процессий. Ковров младший, который со мной сидел, был крупным оптовиком, председателем акционерной компании мукомолов, владельцем ряда заводов, инспектором Союза местной промышленности, помощником начальника охраны Кремля, начальником хозяйственного управления московского военного округа, командовал дивизией на фронте и так без конца. Страстный лошадник, он играл на скачках, барышничал, сам ковал лошадей, имел дело с конокрадами. Потом пострадал за революцию, потом за контрреволюцию. Сидел за сокрытие церковных ценностей, за спекуляцию, за мошенничество и, наконец, за растрату, совершённую на немецкой концессии «Мологолес». Уверял, что невинно, как в песне
В Камчатку сослан был,Вернулся алеутом.И крепко на руку нечист.
Впрочем, он пользовался абсолютным доверием тюремного начальства, работал в главной конторе и служил неисчерпаемым источником «радио-параш». Словом — интеллигент. В камере он занимался главным образом тем, что потешался над моим вегетарианством.
Я пробыл в 20-й камере месяца два, а потом запросился в одиночку в Лефортовский изолятор. Мне отказали, но перевели в 6-ю маленькую камеру, где сидели за хозяйственные преступления. Народ симпатичный и уж во всяком случае солидный.
На соседней койке со мной помещался громадный толстый старик в роговых очках по фамилии Пестов, из дворян, бывший агент волжского пароходства «Кавказ и Меркурий», великий знаток вин и гастроном, к тому же чемпион тюрьмы по шахматам. Это был человек доброго старого времени. Кроме замечательно хорошего характера, он обладал ещё двумя добродетелями, которые делали его всеобщим любимцем: абсолютным слухом и удивительной памятью. Он помнил все партии всех опер и исполнял нам слегка надтреснувшим голосом то «Евгения Онегина», то «Пиковую даму». На воле Пестов работал последнее время старшим бухгалтером, в тюрьме — истопником, поваром и дворником.
Ещё там был Петелин, главный архитектор Кремля, на редкость культурный и приятный человек. Он производил ремонт дворца и чем-то не угодил Сталину, сел на 5 лет. Он часами ходил по камере с грустной усмешкой и всё мурлыкал одну и ту же песенку:
Вот он идёт, идёт в халате,Надетом прямо в рукава,И шапка чёрная на вате,Чтоб не болела голова.
Был там ещё славный человек, инженер Лукашевич, старик, к которому на свидание приходила молодая жена с девочкой двух лет. Каждый раз он готовил девочке из проволоки то бабочку, то зайчика. Он был бригадиром механической мастерской и преподавал на курсах в тюремной профтехшколе. Зарабатывая рублей 60, всё посылал семье, которая жила только на его передачи.
Об общем культурном уровне камеры можно судить по факту, что когда Галя принесла мне монографию художника Нестерова с репродукциями, все записались в очередь на эту книгу.
Непривычным было отношение ко мне товарищей, когда они узнали, что я не ем мясного супа, они стали мне накладывать тройную порцию каши или картошки. Когда я во время обеда оказывался на дежурстве, мне всегда оставляли еду. Ничего подобного не делали ни легавые, ни растратчики.
В камере кто-то намалевал портрет Ленина. Ему на грудь повесили отрывной календарь с единственной целью — считать дни до освобождения. На календаре всегда стояло завтрашнее число. Считалось, что если день «разменяли», то он уже в счёт не идёт. В ноябре для меня появилась возможность перейти на новую работу. Амба с «Геркулесом», который мне успел основательно надоесть. Меня назначили помощником главного монтёра тюрьмы, тоже патронируемого, как на «Геркулесе». Мои обязанности были многосложны: я должен был следить за моторами новых цехов, ремонтировать наружную воздушную проводку, поставить коммутатор и провести всю внутреннюю телефонную сеть исправдома (24 телефона), провести звонковую сигнализацию и, кроме того, в нерабочее время быть дежурным электриком по всем производственным и хозяйственным корпусам, то есть выходить на все аварии, где бы что ни случилось. Ох, сколько раз меня поднимали ночью, отрывали от еды и от занятий в свободное время! За всё это я получил внутренний пропуск, достояние всего двух десятков заключённых. Ареал моего распространения сильно расширился, я познакомился со всеми цехами и многими интересными законами тюрьмы. Пропуск я, конечно, на второй день потерял. Начальство заподозрило, что я его кому-нибудь продал. Мне дали 7 суток карцера, но так как достаточно грамотного монтёра в тюрьме не нашлось, то заменили карцер на «дисциплинарку», выговор с занесением в дело. Это лишало меня права получения отпуска когда-либо до окончания срока. Но пропуск выдали новый.
Праздновали годовщину Октябрьской революции. Сводили в баню и заставили лишний раз вымыть полы. Накануне на тюремной ферме зарезали свинью и пустили её в картофельное пюре. После того, как повара собрали ясак, администрация и надзор отобрали пробы, дежурные от камер, неся обед, наскоро засунули лучшие куски в рот. Пюре, к моей радости, снова стало совершенно вегетарианским, и я его ел, не испытывая ни малейших угрызений совести.
Собственно, на том празднование и кончилось, если не считать самодеятельного спектакля в клубе и доклада о наших достижениях. Камеры были отперты, напротив нас собрались певцы из не попавших на концерт и устроили хоровое пение. Пришёл Кацвин. Хор, исполнявший в тот момент «Как пришли мы на бардак», быстро переключился на Интернационал. Но не угодили, и Кацвин, услышав слова:
Добьёмся мы освобожденьяСвоею собственной рукой…
взъярился, сказал, что он провокаций не допустит и, чтоб доказать, что своею собственной рукой мы ничего не добьёмся, приказал запереть камеры и держать всё седьмое число на запоре.
Вот здесь-то и пригодился мой пропуск. Я вышел на какую-то аварию и имел удовольствие наблюдать, как собирались на демонстрацию. Впереди ехала Кипсова машина, набитая детишками начальства, затем шёл Кацвин со знаменем, Илюткин с красной повязкой (распорядитель колонны), Кипс во главе надзора, свободного от дежурства и, наконец, человек 30 рязанских мужичков-лапотников, вольнонаёмных рабочих, плотничавших на стройке нового ткацкого корпуса. Заключённые пустили слух, что на знамени у Кацвина были написаны слова из популярной тогда песни: «Все тюрьмы и церкви сравняем с землёй!» Но я свидетель, что это была хохма — продукт арестантского остроумия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Путь теософа в стране Советов: воспоминания - Давид Арманд бесплатно.
Похожие на Путь теософа в стране Советов: воспоминания - Давид Арманд книги
- Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки - Рене Павловна Арманд - Биографии и Мемуары / История
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Воспитание православного государя в Доме Романовых - Марина Евтушенко - Биографии и Мемуары
- Конец старинной музыки. История музыки, написанная исполнителем-аутентистом для XXI века - Брюс Хейнс - Биографии и Мемуары
- Одевая эпоху - Поль Пуаре - Биографии и Мемуары
- Из записных книжек 1865—1905 - Марк Твен - Биографии и Мемуары
- Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история
- Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн - Поль Шакорнак - Биографии и Мемуары
- Полное собрание сочинений. Том 11. Июль ~ октябрь 1905 - Владимир Ленин (Ульянов) - Биографии и Мемуары
- Сокровенное сказание монголов. Великая Яса - Чингисхан - Биографии и Мемуары
