Форма входа
Читем онлайн Проза и эссе (основное собрание) - Иосиф Бродский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Dushen'ka! Dushen'ka! Что у нас на ужин? — Ах, дарлинг, я подумала: давай сегодня поужинаем по-английски. Вареное мясо.
1991
* Перевод с английского А. Сумеркина, с обширной авторской правкой
Нескромное предложение
Еще час назад сцена, на которой я сейчас нахожусь, так же, как и ваши кресла, была пустой. И через час они опять опустеют. Большую часть дня, я полагаю, здесь никого нет; пустота — обычное состояние этого помещения. Будь оно наделено сознанием, оно бы расценивало наше присутствие как помеху. И это не хуже, чем что-либо другое, демонстрирует значимость происходящего, во всяком случае, важность нашего собрания. Вне зависимости от того, что привело нас сюда, соотношение не в нашу пользу. Хотя мы и можем быть довольны своим числом, в категориях пространства это бесконечно малая величина.
Что справедливо, по-видимому, и в отношении любого человеческого сборища; когда же дело касается поэзии, в голову приходят специфические соображения. Начать с того, что поэзия, ее сочинение или чтение, — разъединяющее искусство, куда менее общественное, нежели музыка или живопись. К тому же поэзия имеет некоторый вкус к пустоте, начиная, скажем, с пустоты бесконечности. Но еще важней, что в исторической ретроспективе соотношение поэтической аудитории и остального общества не в пользу первой. Таким образом, нам следует быть довольными друг другом, хотя бы потому, что наше присутствие здесь, при всей его кажущейся незначительности, — продолжение той самой истории, которая, по некоторым слухам, доходящим до нас, закончилась.
На протяжении того, что называется документированной историей, поэтическая аудитория, кажется, никогда не превышала одного процента от всего населения. Оценка эта не опирается на какое-то определенное исследование, — лишь на уровень интеллектуального состояния мира, в котором мы живем. В самом деле, общая атмосфера нередко оказывалась такой, что приведенная цифра представляется даже несколько завышенной. Ни греческая, ни римская эпоха, ни славное Возрождение, ни Просвещение не убеждают нас в том, что поэзия собирала громадные аудитории, и уж вовсе нет оснований говорить о каких-то легионах или армиях ее читателей.
Они никогда не были многочисленны. Те, кого мы называем классиками, обязаны своей репутацией не современникам, а потомству. Из этого не следует, что потомки — это количественный эквивалент ценности. Они лишь обеспечивают классиков, хотя задним числом и с некоторой натяжкой, количеством читателей, на которое те вправе претендовать с самого начала. В сущности, реальные их обстоятельства были не столь блестящи; они искали покровителей или стекались ко двору подобно тому, как сегодняшние поэты гнездятся в университетах. Несомненно, это было связано с надеждой на великодушие, но также подогревалось и поисками аудитории. Грамотность оставалась привилегией немногих, и где еще певец мог рассчитывать на сочувственный слух или внимательный взгляд для своих строк? Цитадели власти часто оказывались цитаделями культуры; яства здесь были лучше, компания менее серая и более любезная, чем где-либо, включая монастыри.
Прошли века. Цитадели власти и цитадели культуры расстались, и, кажется, навсегда. Конечно, это плата за демократию, за власть народа, народу, для народа, лишь один процент которого читает стихи. Если есть у современного поэта что-то общее с его ренессансным коллегой, то это в первую очередь жалкий тираж его сочинений. В зависимости от темперамента можно найти удовольствие в рассмотрении архетипических аспектов этого затруднения, гордиться собой как средством передачи священной традиции или обрести утешение в своей, имевшей так много прецедентов покорности судьбе. Нет ничего психологически более приятного, чем связывать себя со славным прошлым, хотя бы потому, что оно более понятно, чем настоящее, не говоря уже о будущем.
Поэт всегда может найти выход на словах из тупика; в конце концов, это его призвание. И я здесь не для того, чтобы говорить о затруднениях поэта, который, если разобраться, никогда не бывает жертвой обстоятельств. Я здесь для того, чтобы поговорить об участи аудитории, о вашей, так сказать, судьбе. Поскольку в этом году я на зарплате у Библиотеки Конгресса, то отношусь к своей работе на манер госслужащего, и никак иначе. Вот почему меня заботит поэтическая аудитория в этой стране; и чиновник, сидящий во мне, находит существующее соотношение в один процент чудовищным, скандальным, чтобы не сказать трагичным. Ни мой темперамент, ни уколы авторскому самолюбию, причиненные ничтожными тиражами, здесь ни при чем.
Стандартный тираж первой или второй книги любого поэта у нас колеблется между двумя и десятью тысячами (я говорю только о больших издательствах). В последней переписи, виденной мною, зафиксировано 250 млн. населения Соединенных Штатов. Следовательно, издательства, публикуя того или иного автора, его первую или вторую книгу, рассчитывают только на 0,001 процента от всей нации. По-моему это абсурд.
Что веками стояло на пути приобщения народа к поэзии, так это отсутствие печатного станка и недостаточная грамотность. Теперь, при наличии того и другого, указанное выше соотношение не имеет оправдания. В сущности, даже если бы мы придерживались одного процента, следовало бы печатать не от двух до десяти тысяч, но два с половиной миллиона экземпляров каждой книги. Есть ли такое количество читателей в стране? Я полагаю, что есть, и даже намного больше. Сколько именно, можно определить, конечно, с помощью рыночных исследований, но как раз этого делать не следует.
Ибо изучение спроса сужает его по определению. Как и любое социологическое дробление народонаселения на группы, классы и категории. Все это предполагает наличие неких общих характеристик, присущих той или иной социальной группе, предписывая определенное обращение с нею. Что запросто ведет к ограничению духовных потребностей людей, к их интеллектуальному расслоению. Завсегдатаями поэтического рынка принято считать людей с университетским образованием, именно на них ориентируется издатель. Считается, что голубым воротничкам ни к чему Гораций и фермеру в комбинезоне не нужны Монтале или Марвелл. От политика, если на то пошло, не ждут знания назубок Джерарда Мэнли Хопкинса или Элизабет Бишоп.
В этом мне видится опасное тупоумие. Но об этом немного позже. Сейчас я только хочу заметить, что распространение поэзии нельзя измерить рыночным спросом, поскольку любое его исследование не способно оценить имеющиеся возможности. Когда речь идет о поэзии, конечный результат такого изучения, несмотря на все его компьютеры, заведомо средневековый. Все мы грамотны, и поэтому любой из нас является потенциальным читателем поэзии: на этот постулат должна опираться книготорговля, а не на зауженное представление о спросе. Ибо в делах культуры не спрос рождает предложение, а наоборот. Вы читаете Данте потому, что он написал «Божественную комедию», а не потому, что вы ощутили такую потребность: вам бы никогда не приснился ни этот человек, ни его поэма.
Поэзия должна быть представлена публике в гораздо большем объеме, чем сейчас. Она должна быть так же повсеместна, как окружающая нас природа, у которой поэт заимствует свои метафоры, и так же необходима, как бензоколонки, если не сами автомобили. Книжные магазины следует открывать не только при университетах или на главных улицах, но и у заводской проходной. Издания в мягких обложках тех, кого мы зовем классиками, должны быть дешевыми и продаваться в супермаркетах. В конце концов, мы и впрямь живем в стране массового производства, и почему бы то, что возможно для автомобилей, не сделать и для сборников стихов, которые завезут вас намного дальше. Или намного дальше вам ни к чему? Пусть так, но если это и правда, то лишь потому, что у вас нет подходящих средств передвижения, а не потому, что расстояния и пункты назначения, о которых я толкую, не существуют.
Даже сочувственному слуху все это может показаться блажью или заскоком. Но это не так; здесь есть здравый экономический смысл. Поэтическая книга тиражом 2,5 млн экземпляров и по цене, скажем, в два доллара окажется прибыльней, чем десятитысячный тираж по цене 20 долларов за штуку. Придется столкнуться, конечно, с проблемой складирования, но, с другой стороны, потребуется охватить всю страну. Кроме того, если правительство признает, что собирание библиотеки так же важно для вашей внутренней жизни, как бизнес-ланч для внешней, налоговые льготы могут быть предоставлены тем, кто читает, пишет, издает поэзию. В проигрыше, правда, окажутся бразильские дождевые леса. Впрочем, надеюсь, что дерево, выбирая меж книгой стихов и грудой канцелярских бумаг, предпочтет первое.
Книга проходит длинный путь. Перепроизводство в культурной сфере необходимо, поскольку противоположная тенденция ведет к поражению независимо от того, насколько хорошо изучен спрос. Вполне уместно, не беспокоясь о том, к кому я обращаюсь с этой трибуны, предположить, что при нынешней дешевой технологии открывается возможность превратить наше общество в просвещенную демократию. Думаю, что возможностью этой следует воспользоваться до того, как грамотность превратится в видеотизм.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Проза и эссе (основное собрание) - Иосиф Бродский бесплатно.
Похожие на Проза и эссе (основное собрание) - Иосиф Бродский книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Теплоход "Иосиф Бродский" - Александр Проханов - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Ароматы кофе - Энтони Капелла - Современная проза
- Роман с Полиной - Анатолий Усов - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Пуговка - Андрей Башаримов - Современная проза
- Ключ от бездны - Илья Масодов - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Остров Невезения - Сергей Иванов - Современная проза
