них не поможет в данной ситуации, но у меня нет другого выбора. Я строю мост и молюсь сильным мира сего, чтобы он не растоптал его. Или взорвет его, как поступил бы хороший солдат Романо. 
— Я сделаю это, и Ренье будет жить?
 — Да. И ты тоже.
 Мои глаза слегка расширяются от такого откровения, прежде чем я успеваю отреагировать. Я даже не думал о том, что выйду из этого живым. Это щедрое предложение, дополненное уверенностью в безопасности Ренье.
 — Откуда мне знать, что ты не убьешь меня, когда все закончится? Или Ренье?
 — Доверие.
 — Я никому не доверяю.
 Он кивает.
 — Эти трое уйдут. Я отдам им свое оружие.
 Один из троих, стоящих за ним, открывает рот, но его заставляет замолчать легкое покачивание головы лидера. Оно быстрое, но властное.
 Он снова заговорил:
 — У тебя будет оружие на мне. Будем только я и ты. Если что-то произойдет, ты сможешь застрелить меня и спасти своего брата.
 — Что помешает мне взять пистолет и застрелить тебя?
 Позади него все его спутники напряглись, но я должен был задать этот вопрос. Я мог сказать, что он ждал этого, и это была желанная оливковая ветвь доверия между нами двумя. Мы оба знали, что я думаю о вопросе, и, озвучив эту мысль, я продемонстрировал честность, которая может только помочь в этой ситуации. Даже если моя особая марка честности подразумевает преднамеренное убийство.
 Он ухмыляется.
 — Если ты застрелишь меня и спасешь брата, вы двое станете новыми мишенями. Сейчас это Лука Андретти. Если я не вернусь, мои люди расскажут капо Романо, что произошло. Вы будете отмечены смертью. — Он делает резкую паузу. — Твой брат будет отмечен смертью.
 Я даже не задумываюсь об этом, прежде чем киваю. Это справедливое предложение, более справедливое, чем то, которого заслуживает любой из членов этого дома, за исключением Ренье. Жизнь дяди Луки в обмен на жизнь Ренье. Я приму это. Черт, если бы мне дали выбор, думаю, дядя Лука тоже обменял бы свою жизнь на жизнь Ренье. В любом случае, это не имеет значения.
 Я тот, кто сейчас здесь.
 Именно я должен принять это решение, и я выбираю Ренье.
 Всегда.
 — Ты уверен, что знаешь, что делаешь, Ашер? — спрашивает один из старших парней у лидера.
 На лице парня — Ашера — мелькает раздражение, снисходительность. Он ничего не говорит. Он молча снимает с себя пуленепробиваемое снаряжение и оружие, даже маленький нож, спрятанный у лодыжки. Он передает вещи своим людям, и через мгновение трое парней отступают.
 Когда они уходят, я молча веду Ашера через несколько комнат вниз, где находится комната дяди Луки. Я игнорирую груз предательства, который тяжело ложится на сердце, и сосредотачиваюсь на своей цели — спасении Реньери. И где-то между этой и прошлой секундой я отгородился от мира, подменив свои эмоции надеждой.
 Я знаю с абсолютной уверенностью, что после того, как я открою эту дверь, ничто в моей жизни уже не будет прежним.
 Глубоко вздохнув, я ввожу 16-значный код и прикладываю ладонь к сканеру. Когда стальная дверь открывается с мягким и зловещим свистом, нас встречает легкий храп дяди Луки.
 Возможно, дело в приближающейся смерти, а может, и в грузе вины, лежащем на моей совести, но этот звук обрушивает на меня неослабевающий шквал воспоминаний.
 Рисуем на лице дяди Луки с пятилетним Ренье, дядя Лука храпит, заглушая наше невинное хихиканье.
 Заползание в кровать дяди Луки в возрасте пяти лет, потому что мой отец был менее приветлив, и даже моя мать считала, что мужчины не плачут. Видимо, пятилетние дети считались мужчинами.
 Сжимая руку дяди Луки, мы с Ренье смотрели, как тело нашей матери опускают в землю — ее тело было слишком изрешечено пулевыми отверстиями для открытого просмотра гроба в тот день, что было обычным явлением при таком образе жизни.
 Не желая ослаблять свою решимость, я заставляю себя спускаться по стеблю воспоминаний. Сначала Ренье. По иронии судьбы, именно дядя Лука первым научил меня этому. Со временем я стал играть роль защитника, но до этого именно дядя Лука научил меня всему, что я знал о любви, семье и верности.
 Тот самый дядя Лука, к которому приближается Ашер, и в его глазах мелькает отблеск тьмы и мести, от которого у меня сводит живот. И я подозреваю, что, как бы Ашер ни планировал убить дядю Луку, это будет медленно, и это будет больно.
 А дядя Лука этого не заслуживает.
 Поэтому, ни секунды не раздумывая, я поднимаю пистолет и нажимаю на курок.
 После первоначального взрыва наступает момент тишины, когда глаза Ашера расширяются, и мы смотрим друг на друга. Я разрываю зрительный контакт и отворачиваюсь, с трудом сдерживая позывы к рвоте. Я не смотрю на мертвое тело дяди Луки. Не думаю, что смогу его переварить.
 Вместо этого я выхожу из комнаты, и Ашер следует за мной по пятам.
 А там, в коридоре, в одиночестве, с мутными глазами и дезориентированный ото сна, стоит Ренье. Он растерянно смотрит между мной и Ашером. Но потом он делает двойной взгляд, и я понимаю, что он видит.
 Он видит меня.
 Он видит Ашера.
 Он видит пистолет.
 И он в моих руках.
   9
  Гнев является кислотой,
 которая может нанести
 больше вреда сосуду,
 в котором она хранится,
 чем тому, на кого она изливается.
 Марк Твен.
 МИНКА РЕЙНОЛЬДС
 Настоящее
 Время уже давно ускользает от меня. Несколько недель назад я сдавала экзамены. Сейчас я только сдала последний экзамен и нахожусь в неделе от выпуска. Неделя до участия в церемонии вручения дипломов.
 Неделя до того, как меня выгонят из Вейзерли Холл.
 Мне нужно срочно найти новое место жительства. Лучший вариант? Браунстоун Джона. Я и так оставалась там почти каждую ночь. Он пишет мне почти каждый день, и я честно говорю, что делаю успехи.
 Я ловлю его на том, что он смотрит на меня, когда думает, что я не смотрю. В его взгляде всегда чувствуется тоска, и это не просто моя надежда или тщеславие. Она есть, и она сильна. Наше совместное будущее начинает казаться все более неизбежным, и это только возрождает мою надежду на нас с Миной.
 Еще месяц или около того, и у меня на пальце будет кольцо.
 Я чувствую это.
 Я благодарю водителя Убер и выхожу из машины, медленно поднимаясь по лестнице к дому Джона. Я открываю дверь запасным ключом и, оказавшись в прихожей, прислоняюсь к