Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но стены действительно были красными. А пол действительно был земляным.
Молдер глубоко вздохнул и стал спускаться.
Возможно, именно с этого момента он начал допускать оплошности и ошибки. Вспоминая потом события этого вечера, он не мог ответить себе с уверенностью: с этого момента или нет. Скорее всего — нет, и то, что произошло через несколько секунд, было не странной и нелепой, невозможной для опытного агента ошибкой, а всего лишь мелкой оплошностью, вполне понятной и даже извинительной после этого адского дня. Скорее всего, странные и невозможные, абсолютно необъяснимые ошибки начались чуть позже. Скорее всего. Но факт остается фактом: толком он ничего не успел увидеть в подвале. Потому что, едва он миновал последнюю ступеньку и встал на земляной пол, сзади раздался нарочито спокойный голос:
— Я мог бы сейчас вас убить. Теряя дыхание, Молдер обернулся.
Джим Осбери стоял, не шевелясь, у него за спиной. Б метнувшемся к его лицу луче фонаря его глаза засверкали, как стеклянные.
— Но я хочу всего лишь поговорить, — сказал Джим.
— Я этого хотел еще днем, — ответил Молдер, овладев собой.
— Днем я еще не был готов. Днем я еще был прав.
— Днем ваша дочь еще была жива.
— И это тоже. Но не только и не столько. В конце концов, что такое дочь по сравнению со смыслом жизни?
— Чьей жизни?
— Моей.
— У нее тоже мог бы быть смысл жизни. Если бы ее не лишили жизни.
— Смысл либо один у всех, либо его вообще нет. А жизни она лишила себя сама. Она оказалась не способной нести крест. Многие люди не способны нести крест. И, похоже, я теперь — тоже. Тоже оказался не способен… Недостоин. И да будет так.
— Я не думаю, что она сама лишила себя жизни.
— Я уверен в этом. Она не выдержала. Мне жаль, потому что она была милой девчушкой. Я играл с ней, когда она была маленькой. Я спал с ней, когда она подросла. И то, и другое было очень приятным, очень. Мне жаль, что этого больше не будет. Я ее любил.
Сколько таких, подумал Молдер, абсолютно нормальных с виду, суховато деловитых и педантично честных в своем бизнесе людей ходит по белу свету? От накатившей тоски стало трудно дышать.
— Если бы не любил, то не захотел бы рассказать вам все.
— Я вас слушаю, мистер Осбери.
— Мои предки поселились в этом городишке почти полтора века назад, и уже тогда они были верны своей вере. Из поколения в поколение она передавалась у нас в роду, и мы не ставили своей задачей ее широкое распространение. Скорее напротив. Редко-редко в наш храм входил новый человек, редко-редко. Гонения не должны прекращаться совсем, иначе альтернативность веры потеряет смысл. Но они не должны становиться настолько сильными, чтобы всерьез мешать жить. Именно необходимостью поддерживать такой баланс и обусловливалось число прозелитов. О нас не должны были забывать в миру, — но о нас не должны были узнать ничего конкретного. Он перевел дух. Молдер молчал.
— Мы верим в то, что христианство не более чем лицемерие. Оно позволяет вытворять, что угодно. Не делай другим, чего не хочешь себе! Надо же придумать такое! Этот завет связывает по рукам и ногам любого порядочного человека, но дает полную свободу негодяям и извращенцам. Всякий может сказать: я люблю, когда меня мучают, поэтому Христос велит мне мучить других! Мы верим в то, что человек — это просто животное и ничего больше. Ничем не лучше и ничем не хуже остальных теплокровных. И чем скорее он окончательно перестанет обманывать себя иллюзиями, тем лучше для него самого. Мы верим, что наш храм — это могучий и полезный элемент общества. Здравый ум, хорошее здоровье — что еще нужно, в конце концов?
Он помолчал, громко дыша в тишине подвала. Гул дождя и раскаты грома едва доносились сюда.
Джим провел ладонью по щеке. И когда он снова продолжил, — голос его дрожал.
— Но сегодня я увидел лицемерие и среди своих. И даже в себе самом. Я едва не поддался… Обвинить Шэрон! Они так хотели, чтобы я это сделал! Свалить убийство на ни в чем не повинного, беззащитного человека. Мертвого человека. Любимого человека! Только чтобы спастись самим… Она, девочка моя, убила из ревности! Из ревности вырвала сердце, глаза… Что за бред! Меня едва не стошнило от них! Мы твердим: жертвы, жертвы! Ради веры нужны жертвы! Мы и приносим жертвы! Но вдруг выясняется, что мы с готовностью приносим в жертву своей вере кого угодно — только не себя!
— Я понял, — сказал Молдер. — Но прошу вас, мистер Осбери, расскажите мне поподробнее о жертвах.
Джим кивнул.
— Разумеется, — процедил он с ощутимым презрением. — Вы же полицейский, а не исповедник… Хорошо. Дело в том, что, чем моложе кровь, тем лучше она для ритуала. Поэтому приходится использовать либо младенцев, — но крови у них кот наплакал, да и самих младенцев не напастись… либо подростков, которые по своим физическим данным уже пригодны к многократному использованию, но по уровню духовного развития еще совершенно не способны к сознательным действиям такого масштаба. И потому им невозможно довериться. Мы использовали их под гипнозом и блокировали воспоминания. Но что-то им вспоминалось порой, в этом все дело…
— А кто убил Джерри Стивенса? Джим помолчал. Потом сказал:
— Это я и сам хотел бы знать.
— Кто-то из ваших единоверцев?
— Нет. В этом я уверен. Они перепуганы больше моего, перепуганы насмерть. Кто-то пришел.
И тут в кармане Моллера запищал телефон.
— Простите, мистер Осбери, — сказал Молдер, торопливо выдергивая коротенький штырек антенны. — Да? Это я. Дэйна? Что случилось?
— Не могу говорить, — произнес задыхающийся голос Скалли. — Скорее сюда, Фокс! У меня неприятное…
И пошли гудки.
И с этого момента расследование превратилось в фарс. В комедию абсурда.
Почему-то Молдер даже не спросил Джима Осбери, как так получилось, что весь его дом будто вымер, и куда подевалась его жена.
Почему-то Молдер приковал Джима Осбери наручниками к перилам лестницы. Тогда это показалось ему хорошей идеей , — чтобы потом вернуться и договорить именно здесь, и вместе осмотреть подвал, и чтобы Джим не передумал и не сбежал. Как будто он не сам пришел к Молде-ру для разговора! Как будто ему было куда бежать!
Почему-то Джим Осбери даже не сопротивлялся. Даже не возразил. Даже слова не сказал — молча позволил нацепить себе на запястье холодный жесткий браслет и остался с задранной вверх правой рукой один в темноте подвала. Молдер был словно в лихорадке, а Джим Осбери — в блаженном расслаблении. Дверь подвала открылась, пропуская наружу Молдера, а внутрь — рассеянный свет выбивавшегося из сил неподалеку от окна кухни уличного фонаря. Потом дверь закрылась, и стало совершенно темно. Джим попробовал присесть на ступеньку, но браслеты не позволили, пришлось стоять. Это его не огорчило ни на мгновение. Сладкое чувство выполненного долга было таким умиротворяющим, что он готов был стоять так хоть всю ночь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Аватара. Файл №321 - Крис Картер - Ужасы и Мистика
- Сигизия («Город истинного счастья»). Файл №313 - Крис Картер - Ужасы и Мистика
- Дом. Файл №403 - Крис Картер - Ужасы и Мистика
- Туман [= Мгла; Твари / The Mist] - Стивен Кинг - Ужасы и Мистика
- Лиловая мгла - Борис Лисицын - Ужасы и Мистика
- Чертова пора - Крис Картер - Ужасы и Мистика
- Бездонная глотка - Крис Картер - Ужасы и Мистика
- Где-то там, за морем… - Крис Картер - Ужасы и Мистика
- Улица мертвой пионерки (СИ) - Кабир Максим - Ужасы и Мистика
- Все, что преломлено, разбито (ЛП) - ДеМистер Кристи - Ужасы и Мистика