- Господин прокурор, - вмешался защитник Шнейдер, - вам следовало протестовать, когда подсудимого перебили. А теперь он лишь дает разъяснения тому, кто его перебил.

- Протест отклоняется, - бесстрастно промолвил Кремер, твердо держа голову.

- Если же я скажу, - продолжал оратор так, будто все происшедшее не имело к нему никакого отношения, - "Вы, господин Дункель, вор или изменник, у вас воровские или предательские наклонности", а на самом деле вы ангел во плоти, то я оскорбляю вас.

Все были удивлены еще больше, чем Дункель, когда Маркс назвал того по имени. А видя, как подсудимый отхлестал Дункеля, большинство присутствующих радовались сейчас не меньше, чем тот негодовал!

- Статья "Аресты", - Маркс говорил неторопливо, четко, казалось, он читал лекцию, - вовсе не бросает господину Цвейфелю обвинения в том, что он предатель народа или что он сделал некое гнусное заявление. Нет, в этой статье сказано: "Говорят, будто господин Цвейфель заявил еще, что в течение недели покончит в Кёльне с мартовской революцией, со свободой печати и другими порождениями злополучного 1848 года". Таким образом, господину Цвейфелю вменяется в вину вполне определенное заявление. Поэтому, если бы пришлось выбирать, какую статью нужно применить в данном случае, то следовало бы остановиться не на статье 222 - об оскорблениях, а на статье 367 - о клевете.

"Вам от этого легче не стало бы", - подумал про себя, но уже ничего не сказал вслух Дункель.

- Почему же прокуратура вместо статьи 367 применила к нам статью 222? - таким тоном, словно это имело чисто академический интерес, спросил Маркс. Но вдруг голос его стал жестким, и, впечатывая в мозги слушателей каждое слово, Маркс ответил на свой вопрос: - Потому, что статья 222 гораздо менее определенна и дает больше возможности обманным путем добиться осуждения человека, раз хотят, чтобы он был осужден.

- Господин председатель! - нетерпеливо воскликнул прокурор. - В интересах дела я прошу огласить статью 222.

- У вас нет возражений? - обратился председатель к защитникам.

- Никаких. Но, может быть, это сделает сам подсудимый? - ответил Шнейдер.

- Вы не против? - осведомился председатель у прокурора.

- Нет. В некотором смысле это даже полезно, - загадочно ответил Бёллинг, видимо рассчитывая поймать подсудимого на неточности перевода.

Маркс раскрыл кодекс Наполеона и сначала прочел по-французски, а потом перевел на немецкий:

- "Если одному или нескольким должностным лицам административного или судебного ведомства при исполнении... ими своих служебных обязанностей будет нанесено какое-либо оскорбление словами с целью затронуть их честь или их деликатность, то лицо, оскорбившее их таким образом, карается тюремным заключением сроком от одного месяца до двух лет".

При всем желании Бёллинг не мог придраться к такому переводу. Но он спросил:

- Что же вы находите в этой статье неопределенного, подсудимый Маркс?

- Никакому точному определению, господин прокурор, - Маркс протянул в сторону Бёллинга раскрытый кодекс, - не поддаются посягательства на деликатность и честь. Что такое честь? Что такое деликатность? Что такое посягательство на них? Это целиком зависит от индивида, с которым я имею дело, от степени его образованности, от его предрассудков, от его самомнения. Одно понимание чести было, например, у Александра Македонского или Аристотеля и совсем другое...

Дункель вжался в кресло, ожидая, что Маркс опять назовет его имя. Но тот все-таки нашел его взглядом и беспощадно закончил:

- ...И совсем другое - у генерала Врангеля или у присутствующего здесь господина Дункеля.

Публика захохотала. Слабая улыбка возникла даже на лице той мумии среди присяжных, на которую обращал внимание Энгельс.

- Господин председатель! - стараясь перекрыть шум, негодующе воскликнул Бёллинг. - В своей газете подсудимый Маркс уже неоднократно поносил славное имя старого генерала Фридриха Врангеля. Он продолжает это и здесь. Из совершенно очевидных соображений личной мести за что-то он опять глумится и над господином Дункелем, человеком, который по возрасту годится ему в отцы. Это недопустимо!

- Господин прокурор, - едва Маркс открывал рот, как тотчас воцарялась тишина, - у меня нет никаких личных счетов ни с господином Дункелем, ни с генералом Врангелем. Просто у каждой революции есть свой Врангель и есть свой Дункелъ. Только в этом всемирно-историческом аспекте меня и интересуют названные фигуры.

- Что значит "свой Дункель"? - осторожно спросил Кремер.

- Разъяснение этого вопроса, господин председатель, увело бы нас слишком далеко. - Маркс понимал, что возиться сейчас с личностью бывшего акционера, представлять его фигурой, типичной для революции в Германии, фигурой буржуа-предателя, хотя это действительно так, было бы неуместно. Позвольте ограничиться разъяснением того, что такое "свой Врангель". В любой революции Врангель - это человек, который мечтает въехать на белом коне в столицу, залитую кровью восставшего народа. В прошлом году, в июне, такую мечту осуществил французский Врангель - Луи Эжен Кавеньяк, в ноябре ее удалось осуществить и нашему Врангелю, Фридриху. Будут новые революции - будут новые Врангели. Но рано или поздно великая революция будущего пресечет их древний род.

- Благодарю за разъяснение, - тоном, который можно было одновременно посчитать и серьезным, и ироническим, сказал Кремер. - Вернемся к существу дела.

- Вернемся, - охотно согласился подсудимый. - Как я уже сказал, господа присяжные заседатели, статья 222 в данном случае неприменима. Прокурор настаивает, чтобы вы при вынесении вердикта руководствовались не только этой статьей кодекса Наполеона, но и прусским законом от пятого июля тысяча восемьсот девятнадцатого года. Но этот закон имел своей целью дополнить, а вовсе не отменить статью 222. Он распространяет кары статьи 222 за оскорбления в письменной или печатной форме. Естественно, он может это сделать лишь в том случае, лишь при наличии тех условий, той обстановки, при которых статья 222 карает оскорбление словесное, устное...

Без труда можно было заметить, что все больше людей в этом зале вольно или невольно восхищались неотразимой логикой рассуждений Маркса, его спокойствием, иронией. Но сильнее всех была захвачена сидящая в третьем ряду, перед Дункелем, дама в вуали, чутко отзывавшаяся на каждый логический или эмоциональный поворот речи.

- Статья 222 предусматривает наказание за устное оскорбление чиновника лишь в том случае, если такое оскорбление наносится, во-первых, в личном присутствии чиновника, во-вторых, во время исполнения им своих служебных обязанностей. - Маркс выставил вперед правую руку и загнул на ней сперва один, потом второй палец. - Следовательно, кара за письменное или печатное оскорбление возможна при наличии тех же условий. Поэтому ни статья 222, ни закон 1819 года не могут ни под каким видом быть применимы к газетной статье, пусть даже и "наносящей оскорбление", но через продолжительное время после исполнения чиновником своих служебных обязанностей и в его отсутствие. А ведь именно так обстоит дело в данном случае: когда инкриминируемая статья была опубликована, господин Цвейфель исполнял обязанности не обер-прокурора, а депутата Национального собрания и находился в это время не в Кёльне, а в Берлине. Он не мог подвергнуться оскорблению или поношению как обер-прокурор, находящийся при исполнении своих обязанностей.

- Казуистика! - выпалил Бёллинг. - Я глубоко убежден в этом!

- Убежденность, господин прокурор, - холодно отрезал Маркс, прекрасная вещь лишь при одном непременном условии: если она не заменяет способности рассуждать.

Зал одобрительно загудел.

- Господа! Прошу соблюдать порядок! - опять возгласил председатель.

В это время один из присяжных, назвавшийся Отто Хюбнером, купцом, спросил разрешения задать подсудимому вопрос. В виде исключения - допрос подсудимых давно закончился - председатель разрешил.

- Господин Маркс! - с искренним недоумением начал Хюбнер. - При том толковании, какое вы даете статье 222, получается, что нельзя безнаказанно оскорбить, например, не только председателя суда или прокурора, но и любого, самого незначительного судебного чиновника, присутствующего здесь, и в то же время есть полная возможность совершенно безнаказанно оскорблять короля, ибо он не здесь, а в Берлине. Это же поразительная нелепость!

Дункель выпрямился и вылез из-за спины красивой соседки, решив, что наконец-то - и так неожиданно! - подсудимого поймали в ловушку.

- Я искренне сожалею, - оратор чуть заметно подался в сторону присяжных, - что, перед тем как идти на сегодняшнее судебное разбирательство, не все господа заседатели полистали кодекс Наполеона. Кодекс Наполеона, конечно, является кодексом деспотической власти. По, хотя это и будет, возможно, оспаривать господин Дункель (бывший акционер сделал было движение, чтобы встать, уйти, но тотчас сообразил, что едва ли сможет пробиться через переполненный да еще смеющийся над ним зал), деспотизм деспотизму рознь. Прусский деспотизм противопоставляет мне чиновника как некое высшее, священное существо. - Маркс иронически воздел над головой руки. - Свойство чиновника срастается с ним, как благодать священства с католическим священником. Прусский чиновник всегда является для прусского мирянина, то есть нечиновника, священнослужителем. Оскорбление такого священнослужителя, даже и не при исполнении им своих обязанностей, даже отсутствующего, вернувшегося к частной жизни, остается все же осквернением религии, кощунством. Чем выше чиновник, тем более тяжко осквернение религии. Поэтому величайшим оскорблением государственного священнослужителя есть оскорбление короля, оскорбление величества.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 128

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Эоловы арфы - Владимир Бушин бесплатно.

Похожие на Эоловы арфы - Владимир Бушин книги

Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения - Владимир Орлов - История
Анти-Стариков-2. Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России? - Петр Балаев - История
Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров - Биографии и Мемуары / История / Политика
Битва на Калке. 1223 г. - К. А. Аверьянов - История / Энциклопедии
Допросы сионских мудрецов. Мифы и личности мировой революции - Александр Север - История
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций - Димитрий Олегович Чураков - История
Движущие силы и сущность Великой российской революции - Владимир Идзинский - История
ТАЙНЫ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И БУДУЩЕЕ РОССИИ - Г. Курганов - История
Уроки Красного Октября - Игорь Фроянов - История
Алтайские герои. Февраль - Дмитрий Афанасьевич Кобзев - История / Прочая научная литература

Оставить комментарий