Форма входа
Читем онлайн Когда хочется плакать, не плачу - Мигель Сильва
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
…по подбородку вниз, к горлу; я прижимаю край полотенца к подбородку, царапина перестает на мгновение кровоточить, в следующую секунду опять появляется кровь, опять оставляет на подбородке красную дорожку, тогда я решаю не обращать на нее внимания, опять намыливаюсь, кисть размазывает розовую пену — сливки, сбитые с клубникой…
Стрелять только в случае необходимости, настойчиво повторял командир Белармино. Стрельба порождает новые проблемы, вынуждает совершать непредусмотренные поступки, насильно навязывает иные пути, звуки выстрелов привлекают любопытных, враг забывает, что рискует собственной шкурой; прежде всего надо внушить им страх, запугать, деморализовать: Не подходить, или мы выпустим из вас кишки! (Это звучит более впечатляюще, нежели: Мы всадим в вас пулю!) Мы размозжим вам черепа! (Это более убедительно, чем: Мы вас убьем!) Во что бы то ни стало надо избегать смертей и ранений, товарищи, но, если в ходе операции нам придется открыть стрельбу, чтобы успешно выполнить задание, если нам придется убивать, товарищи, — тот трус, кто этого не сделает. — Белармино говорил, а взгляд его стал жестким от какого-то воспоминания.
…сливки с клубникой, я обдаю лицо холодной водой, теплой тут нет, и начинаю одеваться, хотя одеваться еще рановато — до прихода Валентина остается почти час; да, я сегодня слишком рано встал, но лучше раньше встать, чем вертеться на кровати, как семинарист, которого одолевают видения голых женщин: а на правом носке у меня дыра, и из нее высовывается большой палец. Мать бы мне сейчас ласково приказала, надев очки для чтения: Ну-ка дай сюда…
Операция назначена ровно на 4 часа 27 минут дня. В это время банк будет готовиться к закрытию. Целых десять мучительных часов остается до того, что зовется будущим, настоящим, гипотезой, действительностью, спортом, смертью. Викторино предпочел бы, чтобы это был не банк. Он вовсе не против уничтожать мразь, которая называется частной собственностью, но он предпочел бы, чтобы это был не банк, чтобы налет даже внешне не смахивал на обычный грабеж, которым занимается всякое отребье; а может быть, просто ему мешают мелкобуржуазные предрассудки. И все-таки Викторино предпочел бы, чтобы это был не банк, даже если бы другая операция была еще более рискованной и опасной. Ему поручается кассир центральной кассы, толстый сеньор с бакенбардами. Все движения кассира до точности изучены во время многодневного наблюдения, его захватят врасплох в последнюю минуту, когда он будет считать банкноты, быстро и ловко складывая их в стопки соответственно цвету и достоинству, торопясь к закрытию банка. Викторино молнией кинется к решетке с револьвером в руке, нацелит ему дуло прямо в лоб и прокричит: «Руки вверх, не сопротивляться!» Толстяк тотчас побледнеет и задрожит, машинально вскинет руки, как марионетка. Викторино предпочел бы, чтобы это был не банк. Белармино за его спиной займется более опасным делом: он разоружит полицейского охранника, его голос отчеканит с приглушенной яростью: «Бросай револьвер, или я прострелю тебе сердце, несчастный!» — и тот бросит револьвер. А может быть, и не так. Может быть, как раз в то время, когда стрелки часов покажут 4 часа 27 минут, полицейский радиопатруль остановится напротив банка из-за какой-нибудь ерунды, не предусмотренной расчетами БТЕ… А в общем, каждый будет точно знать, что ему надо делать; каждое колесико отлично сработает, черный «шевроле», угнанный двое суток назад из гаража адвоката Москеры, будет стоять на положенном месте с измененным номером — его приведет Валентин и поставит в двадцати метрах от банка, оттуда сам он будет виден за рулем, с ним Карминья со своим полуавтоматом. Черт возьми, а ведь это было бы самоубийством — начинать операцию на виду у полицейского патруля. Викторино поищет глазами командира Белармино, наверняка будет дай приказ отступать; вот Белармино уже пересекает улицу, пригнувшись от тяжести ручного пулемета: шофер патрульной машины глядит на Викторино и что-то говорит вооруженным полицейским, которые сидят сзади; Белармино останавливается посреди улицы, и начинается… Или нет, не так. Может быть, их кто-нибудь предал — один из членов БТЕ, никто никогда не узнает, кто это был, — и в стенах банка уже раскинуты грязные сети ловушки: Викторино быстро и уверенно войдет с револьвером наготове, так же быстро войдет Фредди через боковую дверь, но толстяка кассира не будет на месте, два пулемета застрочат в них со второго этажа, остальные дадут очередь с улицы; Белармино дернется и покатится прямо к ногам Викторино, обливаясь кровью. А может быть, и не так. В общем, возможна любая развязка, любой исход связан со смертельным риском, мысль о котором порождает напряжение всех нервов, неприятные колики в желудке, позывы в кишечнике, желание быть уже схваченным, желание быть уже мертвым.
…дай сюда, заштопаю; я одет в серую рубаху, как большинство наших, второй предмет моего шикарного костюма — рыже-коричневые брюки; револьвер мой — врагам на страх, я не раз потрошил его механизм, как студенты-медики потрошат трупы на столах в анатомичке, гайка за гайкой, косточка за косточкой; я стрелял из него по ржавым консервным банкам на пустыре, близ Камури; он буквально сросся с моей рукой. Слиться воедино со своим боевым оружием — первая заповедь бойца-активиста, говорит Белармино. Не будет ли у меня оттопыриваться карман, когда я выйду с ним на улицу? Валентин придет минут через десять…
На вчерашнем вечернем заседании обсудили последние детали, но вышла одна неувязка. Товарищ Флориан, студент биологического факультета (Викторино запомнил его потому, что как-то однажды видел у него под мышкой книгу, которую не следовало бы открыто носить), Флориан слушал одним ухом то, что говорилось, и в страхе поглядывал на окно — может быть, он тоже предпочитал, чтобы это был не банк. Белармино сделал вид, что ничего не замечает, долбил свои инструкции, как кузнец молотом по наковальне, а в конце, прощаясь, сказал: «Я решил, что товарищ Флориан не будет участвовать в завтрашней операции», — сказал сухо, без лишних объяснений. Флориан испугался немного, смущенно потоптался у двери, но, возможно, в глубине души обрадовался и ничего не сказал в ответ. Вместо него пойдет Карминья. Командир Белармино доверительно признался Викторино в тот единственный раз, когда они говорили наедине, что он не сторонник участия женщин в вооруженных нападениях. Женщины великолепны в разведке и подготовке активных действий, они способны выудить любые секретные сведения у солдат или полицейских, они незаменимы, когда надо постучать в дверь и добиться того, чтобы открыли без шума, но подумай о таком непредвиденном случае, когда приходится пускать в ход физическую силу, которой у них нет, ты только подумай, — так говорил ему Белармино. — Кроме того, их присутствие привлекает чрезмерное внимание — на следующий день выходят газеты с огромными заголовками о какой-нибудь таинственной рыжеволосой девице или о разбойнице в черной блузе, но, приятель, кто станет спорить по этому вопросу с нашими политическими руководителями? Тебя могут обвинить в дискриминации, или в сентиментальности, или в мелкобуржуазном уклоне, тебе напомнят о Розе Люксембург, и о Пассионарии, и о Селии из Сьерра-Маэстры [44], и даже о Коллонтай… А что касается самих девчонок из молодежной организации БТЕ, они выцарапают тебе глаза, если ты вознамеришься помешать исполнению их героических мечтаний, — так закончил Белармино и схватился руками за голову. Пойдет Карминья, это как дважды два четыре, в своем черном свитере и со своим сороказарядным полуавтоматом.
…через десять минут. А вот и Валентин, пунктуальный, немногословный, непреклонный, в черном костюме. Филипп Второй, да и только.
— Готов? — спрашивает он меня.
— Оʼкей.
Это были какие-то сероватые пичужки плебейского вида, не имевшие названия; во всяком случае, Викторино ничего не нашел о них в своем учебнике зоологии, написанном каким-то французским иезуитом, и даже Мать не знала, как они называются. Сначала Викторино прятался в темном зале, представляя себя Портосом, мушкетером-гигантом, бесстрашным воякой, не боящимся ни темноты, ни привидений, только совсем немножко крыс, которые копошились в выгребной яме — мохнатые подпольщики с челюстями-гильотинами. Потом Викторино высунул голову за калитку, которая выходит на улицу, и превратился в монаха-затворника, наблюдающего из-за решетки своей кельи, как на глазах гибнет мир. Он смотрел, как мимо плелись усатые, вдрызг пьяные солдаты-патрульные, как поливали друг друга помоями кухарки, как возвращались из школы невежественные дети с ослиными ушами на макушке. Когда надоело быть монахом, Викторино смастерил самые простые силки для птиц — картонная коробка и тоненькая палочка, подпирающая ее снизу, вот и все; однако щель между приподнятой коробкой и цементным полом была настоящей пастью крокодила. Маисовые зернышки, тонкой строчкой прошивая землю, вели прямо в коробку, к самому основанию палочки. Конец шнура, привязанного к палочке, находился в руках Викторино, который сидел неподалеку с книгой на коленях, делая вид, что углубился в чтение.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Когда хочется плакать, не плачу - Мигель Сильва бесплатно.
Похожие на Когда хочется плакать, не плачу - Мигель Сильва книги
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Маурисио Сильва - Роберто Боланьо - Современная проза
- Тринадцатая редакция. Напиток богов - Ольга Лукас - Современная проза
- Рассказы и повести (сборник) - Виктория Токарева - Современная проза
- Легенда о хрустальной маске - Мигель Астуриас - Современная проза
- Письма шестидесятилетнего жизнелюбца - Мигель Делибес - Современная проза
- ...Все это следует шить... - Галина Щербакова - Современная проза
- Лучший из них - Валерий Фрид - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
