Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не предполагал, что вас могут интересовать такие материи.
— По роду деятельности мне приходится интересоваться абсолютно всем. На то ведь и «тайная» полиция: сами действуем тайно и разгадываем разные тайны. Как говорит обыватель, жандармы всюду суют свой нос. Царская служба обязывает! Ну так вот, о рыцарях Розы и Креста, прочих любителях скрытой символики и мрачных доктрин. Заметьте, всю эту хитрую атрибутику — пентаграммы, пирамиды со Всевидящим Оком посередине, просто перевернутые кресты или треугольники в окружении трех шестерок — нам не впервые случается видеть на месте преступления, особенно когда речь идет об убийстве совершенном садистическим способом! Я уже не говорю об исторических примерах из глубины веков. Совсем не исключено, что в данном случае имеется архисерьезная мистическая подоплека преступления. Попытайтесь посмотреть на это «банальное» убийство именно в ритуальном ключе. А если у вас появится новый материал по делу или даже собственная свежая версия, не сочтите за труд явиться ко мне в Департамент на Фонтанку. Мой кабинет не забудете — под номером ч…това дюжина. Тоже своего рода мистический знак. Кабинет остался в наследство от прежнего начальства. Да и просто — заходите в гости, Викентий Алексеевич, милости прошу! Я ведь оставил вам свою визитку, не так ли?
— Кажется… Ну разумеется, оставили, — подтвердил Думанский, глядя на донышко чашки, где бурела жирная кофейная гуща. — Знаете, я сейчас что-то не в себе — это так неожиданно. Нужно серьезно подумать над вашей информацией.
VIII
Молли рыдала в голос: от обиды, от одиночества, от сознания неопределенности положения. Всепоглощающее презрение к зарвавшемуся адвокатишке, первому в жизни гордой юной дамы наглецу, посмевшему поднять на нее руку и походя, пусть даже в аффектации, обвинить ее в убийстве самого дорогого человека, сменялось вдруг какой-то подспудной жалостью к этому холерику и вдобавок к себе самой. От подобной житейской путаницы и внутреннего разлада на душе было так тяжело!
Мать она потеряла еще во младенчестве, и о ней остались самые неясные воспоминания. Молли росла дикой, замкнутой девочкой, близких подруг у нее не было — вместо них были музыка и книги, а мечты о каком-то туманном, но непременно счастливом будущем заменяли реальную жизнь. Зато всегда рядом с ней был отец: пестовал, опекал, а порой и ограждал дочь от некоторых экстравагантных и не в меру ретивых претендентов на ее руку, точнее, на завидное наследство. И теперь, когда его вдруг не стало, Молли оказалась совершенно одна в почти незнакомом мире. Ей наконец открылась та сторона жизни, которую все эти годы умудрялись тщательно скрывать от нее. Она вдруг увидела людскую зависть, алчность. Даже знакомые, всегда бывшие в ее представлении лучшими друзьями дома, искренними доброжелателями семейства Савеловых, предстали вдруг в неожиданном свете. Молли не могла и вообразить себе такой черствости и равнодушия к чужому горю. А сколько вдруг объявилось «друзей» бедного папеньки, желавших получить «что-нибудь на память о покойном»! Ей стали наносить визиты какие-то «родственники», «дядюшки» и «тетушки», о существовании которых Молли и не подозревала. Эти люди не скрывали цели своего прихода, тем более что у всех «она была одна».
В обществе Молли не давали прохода разного рода «сочувствующие», чьи сплетни о сказочном богатстве единственной законной наследницы банкира Савелова постоянно доходили до нее. Тогда Молли затворилась дома, но и здесь ей постоянно чудилась эта крысиная возня. Единственное, на что находились силы в таком положении, было судебное расследование по делу об убийстве. Она не могла остаться неблагодарной дочерью. После столь страшной гибели отца Молли не скупилась на гонорары следователям, высшим полицейским чинам, лучшим адвокатам — лишь бы был найден убийца, лишь бы справедливая кара постигла его уже в этой, земной, жизни. Обычно кроткая, зла никому не желавшая, Молли чувствовала в себе неистребимую ненависть к негодяю, разрушившему счастье ее семьи, еще недавно казавшееся столь прочным. Иногда Молли самой становилось жутко от охватившей ее жажды мщения, но она успокаивала себя надеждой на то, что все забудется, стоит только найти преступника.
Когда на скамье подсудимых оказался Гуляев, Молли уверовала, что именно он виновник смерти отца, ведь ей так хотелось скорейшего разрешения всего этого кошмара! Узнав о том, что нашелся юрист, готовый защищать человека, сделавшегося ее смертным врагом, она ужаснулась. «И для служителей закона не осталось ничего святого. Только деньги управляют всем!» — с горькой досадой сетовала она.
Таким образом, адвокат Думанский стал в ее представлении едва ли не символом продажности и святотатственной беспринципности. В самом разбирательстве по делу Гуляева Молли почти не участвовала (только однажды ее вызвали для дачи показаний): следователь старался не тревожить излишними вопросами убитую горем женщину. Но ни одного судебного заседания Молли Савелова, неизменно облаченная в траур, не пропустила — присутствовать на них представлялось ей делом чести. Храня молчание, она выслушивала показания свидетелей, выступления судей, обвинителя и защитника.
«Пусть я буду немым укором для этих бессердечных людей. Пускай они запомнят меня на всю жизнь. На Страшном суде я стану главной свидетельницей их беззакония!» — воображала несчастная. И все-таки финал процесса оказался для нее неожиданным.
К возможному оправданию Гуляева Молли давно приготовилась, но предположить, что это оправдание вселит в душу надежду на справедливость, она никак не могла. И уж тем более не ожидала, что такую надежду может подать ей адвокат Думанский. Казалось бы, он оправдал свой гонорар, избавив от петли развратного купца, и все же не поставил на этом точку. «Неужели в нем заговорила совесть? — спрашивала себя Молли. — Странно, что я сразу отказала ему в праве быть порядочным человеком. А если он действительно человек благородный и честный слуга закона, то ничего удивительного нет в том, что, отстояв права ложно подозреваемого, примется за поиск истинного преступника и найдет его».
После такого «прозрения» у Молли тотчас сложился новый план действий: упросить Думанского способствовать скорейшему возобновлению следствия по делу и добиться осуждения Кесарева. Когда адвокат предложил ей услуги своего ассистента, Молли была несколько разочарована, но, по сути, план ее начинал воплощаться в жизнь, а это, считала она, важнее всего.
«Теперь-то уж точно справедливость восторжествует!» — убеждала себя Молли. Она чувствовала в себе запас душевных сил, которого, как ей казалось, должно было хватить на то, чтобы вынести все трудности, связанные с новым процессом. «А когда он завершится, в жизни начнется счастливая полоса. Непременно должно быть так, и никак иначе!»
Неожиданный скандальный визит Думанского с известием об убийстве Сатина окончательно поверг девушку в отчаяние. На следующий же день с самого утра она заперлась в спальне, пытаясь самостоятельно, без помощи нотариуса («Ну их, крючкотворов этих, — бумажные души!») составить прошения прокурору, в Окружной суд, даже в Сенат. В поисках справедливости, ища надежной защиты, бедная сирота вознамерилась было подать прошение и на Высочайшее Имя, но, задумавшись, решила: «Если прочие инстанции останутся равнодушными, тогда лишь буду умолять Государя». За время процесса в домашнем архиве скопилось много судебной хроники, и Молли попыталась выудить из нее нужные сведения; к тому же можно было воспользоваться и толстенным справочным ежегодником «Весь Петербург», где значились адреса, номера телефонов всех столичных адвокатских контор и практикующих светил юриспруденции, но после «общения» с Думанским девушка решительно не знала, к кому же из этих защитников-правоведов обратиться. Горничная через двери пыталась уговорить барышню принять пищу:
— Убиваете вы себя-с! Говели бы, еще понятно, а так куда ж это годится — голодом себя понапрасну морить да душу изводить?
Вечером в прихожей кто-то позвонил, но Молли и не думала выходить. Через пару минут в спальню постучала горничная:
— Барыня, сюпри… сюрприз вам прислали-с, мальчишка-рассыльный приходил!
Неприбранная и измученная Молли, ворча, выглянула в гостиную:
— Что там еще за глупости? Без них голова кругом идет… Ну, сколько можно мне мешать? Это невыносимо, жестоко, наконец…
На столе в китайской вазе стоял огромный букет свежих роз. Пурпур лепестков и матовая зелень стеблей причудливо сочетались с росписью по фарфору — огненно-золотыми извивающимися драконами. Горничная игривым тоном доложила:
— Сказал, что от какого-то важного господина, а имя, дескать, назвать не изволили — «их ноги-то-с»!
— Инкогнито! Запомнили, Глаша? И ноги тут совсем не причем. Это латынь, древний язык. Да, и вот что — заберите-ка их себе. Я не принимаю цветы невесть от кого!
- Киевский лабиринт - Иван Иванович Любенко - Исторический детектив / Полицейский детектив
- Дело бога Плутоса - АНОНИМYС - Исторический детектив
- Налейте бокалы, раздайте патроны! - Сергей Зверев - Исторический детектив
- Хроники сыска (сборник) - Николай Свечин - Исторический детектив
- Москва. Загадки музеев - Михаил Юрьевич Жебрак - Исторический детектив / Культурология
- Последний мужчина Джоконды - Игорь Кольцов - Исторический детектив
- Последний суд - Йен Пирс - Исторический детектив
- Високосный, 2008 год - Александр Омельянюк - Исторический детектив
- Портрет Моризы - Анита Феникс - Исторический детектив / Ужасы и Мистика
- Табор смерти - Шарапов Валерий - Исторический детектив