Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время битвы за Николаев многие евреи, которые догадывались, что их ожидает в случае захвата города, принимали участие в уличных боях в качестве добровольцев. Была предпринята попытка оправдать казнь евреев в Николаеве тем, что это были законные репрессии. Противники во многом стоили друг друга и старались друг другу не уступать. Каждый из них пытался оправдать собственные зверства тем, что такие же зверства совершает и противник. Каждый заявлял о том, что имеет право на месть. На самом деле такого права не было ни у одного из них.
Между ними стоял немецкий солдат. Великое заблуждение, которое развеялось, впоследствии сменилось еще более абсурдным заблуждением – как только армия одержит победу, она будет в состоянии остановить эти зверства. Последнее заблуждение не было привнесено извне, как это может показаться сейчас. После завершения кампании во Франции «другие» сразу же ушли со сцены. Но они затаились в тени. Преступник никогда не будет ровней порядочному человеку, который пытается играть по правилам.
Второй удар обрушился на нас практически незамедлительно. Застрелился командир противотанкового батальона, входившего в состав дивизии. Он был моим другом. Он был неоднократно награжден в ходе Первой мировой войны, а во время Второй мировой войны отличился в ходе кампаний во Франции, в Греции и в России. За 10 лет, проведенных мною на войне, я встречал очень мало людей, практически лишенных чувства страха. Он был одним из них. Он любил опасность. Он был неустрашим. Он умел прекрасно планировать операции и неустанно заботился о благополучии своих людей. Однажды случилось так, что он попросил у своих друзей в Бухаресте в долг румынские деньги, а вернул его немецкими деньгами. Это считалось валютной операцией. С формальной точки зрения солдат находился на иностранной территории. Однако подобный обмен выглядел просто смехотворно. Вероятно, вся эта история могла закончиться даже без дисциплинарного взыскания, которое командир дивизии, бывший в данном случае высшей судебной инстанцией, мог наложить. Но было еще одно обстоятельство. В течение нескольких месяцев один лейтенант, служивший в штабе соединения, которым командовал мой друг, записывал высказывания майора, которые он позволял себе относительно нацистского режима. Свои записи лейтенант направил одному из высших партийных руководителей в Германию, и обратно они вернулись в дивизию уже по официальным каналам. Майору грозило разжалование и отправка в штрафную часть в качестве рядового. Ему уже исполнилось 45 лет, и он прожил свою жизнь честно. Поэтому он решил застрелиться. Согласно правилам, во время похорон таким лицам было запрещено отдавать воинские почести, более того, даже капеллану не разрешалось произносить речи на могиле. Однако генерал дал великодушное разрешение провести почетные похороны.
Один человек, служивший начальником медицинской части в том соединении, которым командовал майор, и который многим был ему обязан, отказался присутствовать на похоронах. Он принадлежал – как мы неожиданно для себя узнали – к «другим». Система доносительства опутала армию. Человек, который несколько позднее довел эту систему до совершенства, был ранен во время попытки покушения 20 июля и умер от ран.
Могила располагалась в уединенном месте на вершине одного из холмов близ устья Буга. Солдаты из противотанкового подразделения водрузили на могилу каменную стелу, которую они нашли вдали от этого места, и украсили ее надгробной эпитафией. Ниже по течению реки были видны руины Ольвии, древнегреческого города. Ветры, которые дули над могилой, прилетали с берегов Волги или с побережья Малой Азии. Они приносили с собой насыщенный аромат степи или же далекий соленый привкус моря. Под этим камнем лежат не просто бренные останки старого солдата. Здесь также покоятся мужество и благородство.
Глава 8
Глаз циклопа
Географы нарисовали условную линию, протянувшуюся от северо-восточного угла Каспийского моря вдоль реки Урал к южным окончаниям Уральских гор, и назвали ее границей между Европой и Азией. Но эта граница проходит также и в душах людей. Петр Великий был европейцем; Владимир Ульянов (Ленин) – азиатом.
Ветер, который приносит дождь в ногайскую степь, прилетает из Азии. Этот ветер дует с моря – ветер, который надувает паруса, вздымает большие волны и швыряет их на пустынный берег; этот ветер дует в течение многих недель; этот ветер выдувает душу из тела.
Осенняя степь: ее пустота не поддается описанию; человеку, который ее никогда не видел, ее трудно себе представить. По ней перекатываются только шары высохшей травы, которые без конца гоняются друг за другом по коричневой, выжженной солнцем земле, которая весной представляла собой море цветов. Степные шары имеют округлую форму; это вырванные из земли с корнем кусты травы – перекатиполе, несущиеся сотни километров по пустынным пространствам немыслимыми зигзагами, иногда группами, иногда поодиночке, а затем снова группами, подобно игрокам в какой-то чудовищной и немыслимой игре.
Даже эта земля – земля ссыльных и заключенных – не полностью позабыта Богом. Позднее, в ноябре, перед тем как выпал снег, случилось чудо: однажды утром вся степь окрасилась в зеленый цвет, это пустила ростки свежая травка. Если вы совершите прогулку по этой твердой земле, вы сможете найти здесь и там зеленые пятна, все остальные цвета исчезают, подобно воде перед Танталом. Однако оглядитесь вокруг и обратите свой пытливый взор на линию горизонта, которая блестит подобно изумруду – самому драгоценному из всех драгоценных камней. Именно за эту неброскую красоту, за это чувство бесконечности пространства и извечной простоты, именно за все это мы и полюбили степь за те несколько лет, которые провели в ней. И когда расстались с ней, то испытывали чувство тоски даже по степным ветрам.
На топографических картах, на которых изображен Перекоп – перешеек, соединяющий Крымский полуостров с материком, – перепады высот настолько незначительны, что они даны в сантиметрах, между Сивашем и Черным морем высоты составляют всего лишь несколько метров над уровнем моря. Перешеек пересекает большой ров – это часть направленной для отражения атаки с севера оборонительной системы, которую татары соорудили в начале XVIII века, когда русские загнали их обратно в Крым. Земляные укрепления высотой от 15 до 20 метров возвышаются надо рвом глубиной примерно 10 метров. Даже спустя 200 лет эти укрепления являются достаточно серьезным препятствием, которое танки не могут преодолеть, и в конечном итоге их приходится штурмовать пехоте.
Во время осады Одессы меня на несколько недель отправили туда в командировку. Когда в ноябре я вновь вернулся в свою роту, которая в то время располагалась в деревушке к северу от Татарского вала, я вскоре непосредственно столкнулся с изменениями в тактике наших войск, которые произошли этим летом. Меня доставили обратно на очень маневренной машине, обладавшей прекрасной проходимостью, – «Kubel»; это была машина с откидным верхом и очень эффективным четырехколесным приводом – немецкий аналог джипа. Командование дивизии предоставило ее в мое полное распоряжение на то время, когда я был в отъезде. Во время поездки из Одессы через Николаев и Херсон я сильно страдал от холода; погода стояла пасмурная и дождливая, мы много раз вынуждены были останавливаться для того, чтобы вытаскивать из грязи другие машины, и, когда мы прибыли к цели нашего назначения, стоял уже поздний вечер. Было пасмурно, и мы вынуждены были ехать с включенными фарами. Когда мы, наконец, добрались до деревни и выключили двигатель, то услышали пронзительный и совершенно необычный рев рядом с нами. Мой шофер немедленно выключил фары, они могли привлечь к нам внимание. Стояла кромешная тьма, даже луна не проглядывала сквозь облака. Я услышал шум летящего самолета, и в тот же самый момент послышался и вой падающих бомб. Мы бросились прямо в грязь. Вокруг раздавались взрывы, на нас сыпались комья земли, а затем все стихло. Без всякого сомнения, внимание противника привлек свет от наших фар. В мертвой тишине, которая всегда нависает после налета, я явственно услышал жалобные, призывные крики раненых, в которых слышались страх и отчаяние; но не было заметно никакого движения. Было не совсем понятно, как такое могло случиться, что бомбы упали в самую гущу испуганных и беззащитных людей, не причинив особого вреда. Внезапно кто-то опять начал кричать, причем всего в нескольких метрах от меня:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Война на Востоке. Дневник командира моторизованной роты. 1941—1945 - Гельмут Шибель - Биографии и Мемуары / Военное
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Далекая музыка дочери Сталина - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары
- Будни без выходных (избранные главы) - Александр Лебеденко - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Боевой путь сибирских дивизий. Великая Отечественная война 1941—1945. Книга первая - Виталий Баранов - Биографии и Мемуары
- Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа. - Владимир Чернавин - Биографии и Мемуары