Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядовая история
— Ты сегодня прямо жених! — протягивая Глазунову руку, сказал Протасов.
— Завтра еду! — Глазунов хлопнул его по плечу.
— Ну, слава аллаху! А то ты уже так изождался, что и брат не узнает. Скажет: что это за святые мощи прибыли.
— Брат меня в любом случае не узнает, — с теплой грустью тихо сказал Глазунов.
— Это почему же? Пластическая операция? Неуплата долгов? — Протасов засмеялся.
— Я разве тебе не рассказывал? — Глазунов удивленно поднял брови.
— О чем?
— Свою семейную историю.
— Нет, Расскажи, Петя, только, погоди, не на улице. Пойдем-ка вон туда, на призывный свет аргоновой рекламы.
В ресторане, просматривая меню, Протасов спросил:
— Ты будешь что-нибудь?
— Нет, я недавно обедал.
Протасов позвал официантку.
— Бутылочку «Шампанского» и апельсинов.
Сдирая сочную кожуру с большого апельсина, Протасов сказал:
— Ну, Петя, ты меня закапканил обещанной историей, рассказывай!
— Рядовая история, — начал Глазунов. — Родился я в Волоколамске. Отец работал слесарем-котельщиком в депо, мать не работала. После родов мать долго болела, а потом не могла больше иметь детей, так говорили врачи. Но в тридцать третьем появился у меня брат Колька. А мне тогда уже 15 было. Отец умер перед войной от рака печени. Учился я в это время в институте. Пришлось бросить. Поступил механиком в гараж. Потом сорок первый. 16 июля из дверей теплушки последний раз помахал матери рукой.
Колька стоял рядом с матерью в штанишках с помочами и шмыгал носом. Вот когда я его последний раз видел. Был он тогда, как стручок болгарского перца... — Глазунов замолчал, отпил несколько глотков вина, глаза его смотрели мимо Протасова.
— Потом, — словно проснувшись, продолжал Глазунов, — швыряло меня с фронта на фронт — служил в бомбардировочной авиации стрелком-радистом. Получил от матери несколько писем, а в октябре пришло последнее — от соседей. В наш дом попала бомба. Мать откопали соседи, похоронили, а Колька уцелел — стоял в это время в очереди за хлебом. После оккупации пытался я разыскать его, но он как в воду канул. И вдруг спустя 18 лет получаю от него письмо. Оказывается, наши, отступая, увезли его с собой, сдали в детприемник в Москве, потом долго странствовал он по детдомам, а теперь... — Глазунов достал бумажник, вынул из него фотокарточку, протянул Протасову: — Видишь, какой?
Молодой широкоплечий старший лейтенант весело смотрел на Протасова. Он был не похож на Глазунова.
— Ну как, есть сходство с тем болгарским стручком, которого ты запомнил? — спросил Протасов.
— Очень слабое. Я, скорее, сердцем его чувствую, чем глазами.
— Ну, а ты ему послал свою? — спросил Протасов, возвращая карточку.
— Нет, к случаю — не оказалось, а теперь сам еду. Так даже интересней.
— Да, война много хитрых узлов завязала, — растягивая слова, сказал Протасов. — Не одного живого до сих пор, как покойника, оплакивают. Ну, Петя, давай выпьем за все, что хорошо кончается! За вашу встречу. — Они чокнулись, выпили до дна.
Заиграл джаз. Протасов задумчиво разминал сигарету, на его лицо наползала легкая тень. С каким-то ожесточением или отчаянием чиркнул спичкой, затянулся дымом глубоко, жадно.
— Ты что засентябрил, Гриша?
— Так... — неопределенно ответил Протасов. — Ты вот что, Петя, запиши-ка мой хабаровский адрес. Может, сведет еще жизнь...
— Ну что ты, в самом деле, размокропогодился! — с укоризной сказал Глазунов.
— Домой, что ли, ехать? — задумчиво сказал Протасов. — И там — один черт...
— Ты же хотел на курорт, к морю?
— Хотел...
— И вдруг перехотелось? Езжай, дурака нечего валять! Сдует с тебя морской воздух грусть, как пух с одуванчика!
— Нет, Петя, не сдует, — цепкая она, как репей! Так ты запиши все-таки мой адрес.
— Запишу. Только не здесь.
— А где же?
— В вагоне. Понял?
— Конечно, я провожу тебя завтра. Но почему именно в вагоне надо писать адрес?
— Потому, — глаза майора заиграли веселыми искорками, — что не ты меня будешь провожать, а я тебя! Довезу и вытряхну возле моря!
— А ведь это — идея! — Лицо Протасова засветилось, как озимь после дождя, залитая солнцем.
— Значит, идет?!
— Идет, Петя!
— Ну, что пойдем, нытик и пессимист?
— Пожалуй, — улыбнулся Протасов.
Они попрощались у остановки автобуса.
Поезд идет на юг
Монотонно постукивали колеса, отсчитывая стыки. За окном, исчерченным косым почерком дождя, — поля с почерневшими безголовыми подсолнухами, разлохмаченными стеблями кукурузы. Черные пространства зяби, безголосые прозрачные рощи, а вдоль насыпи, на столбах — обязательно вороны с начищенным до глянца оперением. Домики путевых обходчиков с просторными дворами, по-хозяйски сметанными стогами сена, важно ковыляющими гусиными стайками и озабоченно-деловитыми, нахохленными курами, ребятишками, которые на каждый проходящий поезд смотрят с одинаковым восторгом — словом, все примелькавшееся до невосприятия тем, кому часто приходится ездить в поезде осенней порой.
В купе было только два пассажира — Протасов и Глазунов. Да и в других — чувствовалось, что курортные месяцы миновали, — пассажиров было мало.
Глазунов отложил «Огонек», посмотрел на часы.
— Ого! Уже семь часов едем!
Протасов откинул с лица газету, приподнялся на локте:
— Что?
— Ничего. Убаюкало тебя? Это полезно, сонная терапия.
Протасов зевнул и сел на постели, поджав ноги.
— Перекусить надо, а? — сказал он.
— Рановато, пожалуй, — ответил Глазунов, укладывая в офицерский планшет содержимое бумажника.
Протасов сонливо и рассеянно смотрел в окно.
Уложив документы, Глазунов щелкнул кнопками и, накрутив длинный, тонкий ремень вокруг планшета, сунул его под подушку.
— Бр-р-р! Сыро, холодно, ветрено. — Протасов поежился и отодвинулся от окна. — Пойдем все-таки пообедаем? А?
— Ладно. Сейчас умоюсь, и пойдем.
Глазунов взял полотенце, мыльницу и вышел из купе.
...Причесываясь, Глазунов внимательно рассматривал себя в мутноватом от сырости зеркале. Улыбнулся и сам себе вполголоса сказал:
— Итак, ложимся на заданный курс к неведомой цели. — Потом достал из бокового кармана кителя маленькую коробочку, открыл, взял из нее какой-то шарик, похожий на витаминизированное драже, коробочку бросил в унитаз и нажал смывную педаль. Понюхал шарик, лизнул, бросил его в рот, проглотил и запил водой из умывальника.
Осенние сумерки приникли к окнам вагона. Колеса выстукивали торопливый однообразный мотив.
Летчики заказали порционные блюда, пришлось ждать. Протасов бесцельно бросал свернутую воронкой бумажную салфетку, целясь попасть в графин. Глазунов невидяще смотрел в темные окна.
Неловко повернувшись, майор задел столовый прибор: вилка, звякнув, упала на пол. Глазунов смущенно посмотрел на подходившую к столику официантку, быстро отодвинул стул, резко нагнулся, чтобы поднять вилку, но, громко охнув, схватился рукой за правый бок, а головой приник к столу.
— Что с тобой, Петя? — бросился к нему Протасов.
Подошла испуганная официантка.
— Что с вами?
— Уу-оо-х! — глухо застонал Глазунов. И, осиливая боль, перехватывающую дыхание, сказал: — По-мо-ги-те вы-ыйти...
Официантка подхватила его под левую руку.
— Берите, товарищ, с той стороны! — не очень вежливым тоном сказала она Протасову. — Нужно вывести в тамбур, на свежий воздух.
Глазунова вдруг начало тошнить, лицо резко побледнело.
Протасов, придерживая его за правое плечо, растерянно приговаривал:
— Ну что такое, что такое...
Появился начальник поезда.
— Заболели, товарищ майор? — соболезнующе спросил он, наклонясь к Глазунову. Начальник уже успел узнать у официантки, что майор ничего не пил и не ел — значит, просто какой-то приступ.
— Сейчас я сообщу в М. Там вас снимем, товарищ майор. Потерпите.
— Уу-ах! — Глазунов скрипнул зубами, плотней прижал руку к правому боку.
В М., куда прибыли через полчаса, поезд еще не совсем остановился, а в вагон № 6 уже прыгнул врач. На перроне стояли два санитара с носилками.
Осмотрев Глазунова, врач сказал:
— Снимать будем, товарищ майор. Острый аппендицит. А с ним шутки плохи.
Вошли санитары.
— Я, Петя, с тобой выхожу. Буду ждать, пока поправишься, — заверил Протасов.
Глазунов сделал попытку запротестовать, но Протасов обиженным тоном сказал;
— Не спорь! Я выхожу.
Глазунов слабо улыбнулся. Его положили на носилки.
Протасов снял свой и его чемоданы, откинул подушку на постели Глазунова и, взяв планшет, одел его через плечо. Минуту спустя он шел за носилками по перрону.
- Завет Холкрофта - Роберт Ладлэм - Шпионский детектив
- Обманутый - Бретт Баттлз - Шпионский детектив
- Квест. Коды к роману. - Борис Акунин - Шпионский детектив
- Летом сорок второго - Михаил Александрович Калашников - О войне / Шпионский детектив
- Рубиновый Капкан. Игры кукловодов - Марк Шо - Шпионский детектив
- Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский - О войне / Шпионский детектив
- Букет алых роз - Лев Овалов - Шпионский детектив
- Задание: Нидерланды - Эдвард Айронс - Шпионский детектив
- Охота на человека - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Атомная крепость - Иван Цацулин - Шпионский детектив