Форма входа
Читем онлайн От аншлага до «Аншлага» - Евгений Крыжановский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Дело было летом на гастролях в Киеве. Мы жили тогда в гостинице «Украина», которая представляет собой огромный комплекс зданий с бесчисленным количеством коридоров, переходов, ответвлений и тупиков. Зачем я об этом пишу, вы скоро поймете…
В тот год стояла невыносимая жара, поэтому, придя в номер в свободное от выступлений время, артисты сбрасывали с себя почти всю одежду и ходили полуобнаженными. Однажды, когда наши маститые Гарбук, Овсянников, Дубашинский и Белохвостик сидели в своем номере в описанном только что виде и пытались спастись от духоты при помощи… горячительных напитков, зазвонил телефон. Девушка с того конца провода попросила передать трубку Валентину Белохвостику. А это, кто не знает, был один из самых импозантных мужчин у нас в театре: высокий, представительный, с сильным голосом, ему всегда доверяли играть больших начальников, партийных секретарей и героев-партизан. Когда он подошел к телефону, собеседница представилась его страстной поклонницей, влюбившейся в него с первого спектакля, и начала расхваливать Валентина Сергеевича на все лады: что она таких мужчин никогда не видела, что у них в Киеве вообще настоящих мужиков не осталось, даже глаз не на кого положить, он — ее идеал, поэтому она специально пришла в гостиницу, чтобы быть к нему ближе и, что является пределом ее мечтаний, с тайной надеждой, что удастся с ним встретиться. Если он не возражает, то она будет ждать его у телефона-автомата на шестом этаже, и объяснила, как туда пройти. Разгоряченный жарой, выпивкой и продолжающимися уже месяц гастролями Белохвостик сразу клюнул на лесть и согласился. Друзья пытались его отговорить, но он быстро привел себя в порядок, натянул выходной костюм и ушел.
Вернулся Валентин Сергеевич в номер где-то через полчаса, злой и раздраженный. Оказывается, он все это время простоял у телефона-автомата, но никто к нему не подошел. Только он разделся и присел за стол, как снова раздался телефонный звонок. Уже знакомый девичий голос с обидой начал выговаривать Валентину Сергеевичу за то, что он заставил ее столько ждать, а сам не пришел. В процессе разговора выяснилось, что они ждали друг друга на одном этаже, но у разных телефонов. Белохвостик, чувствуя свою вину перед девушкой и считая, что он из-за жары чего-то напутал, извинился, попросил подождать его еще чуть-чуть и пообещал, что сейчас придет. У Валентина Сергеевича опять загорелись глаза, он наспех надел рубашку, костюм, друзья снова завязали ему галстук, потому что сам он не умеет этого делать, принял для храбрости стаканчик вина и ушел, теперь уже на другую сторону гостиницы.
Прошло еще полчаса, дверь номера распахнулась и появился Белохвостик, заметно более злой, чем после первого похода. Он начал яростно срывать с себя одежду, крича при этом, что больше он на такую провокацию не поддастся и что никакая земная сила не заставит его сдвинуться с места.
Как только Валентин Сергеевич снова принял вид такой же, как у друзей, ожил телефонный аппарат. Белохвостик со злостью сорвал трубку, приложил ее к уху, но ничего не стал почему-то говорить, зато было видно, как выражение его лица начало меняться от раздраженного к озабоченному. Дело в том, что девушка, чуть не плача, обвиняла его в издевательстве над ней. Она до сих пор ждет его у телефона и, если он не хочет приходить, то мог бы сразу сказать, а не заставлять ее столько ждать. Валентин Сергеевич начал оправдываться и оказалось, что девушка пошла к тому телефону, где он ее ждал в первый раз, а он — наоборот — к тому, где раньше была она. Умоляя девушку подождать еще пару минут, Белохвостик свободной рукой начал натягивать на себя брюки. Затем, положив трубку, он быстро, по-солдатски, оделся, друзья опять завязали ему галстук, налили «на посошок» и, похлопав по спине, проводили в путь. Проклиная на ходу гостиницу, которая больше похожа на лабиринт, Валентин Сергеевич помчался на свидание.
Вернулся он уже минут через пятнадцать. Ворвавшись в комнату, Валентин Сергеевич стал срывать с себя рубашку и брюки, не расстегивая пуговиц, бросал одежду на пол и топтал ее ногами. При этом он что-то нечленораздельное рычал, слов разобрать было нельзя. Раздевшись, Белохвостик налил себе полный стакан вина, и в этот момент, как вы уже, наверное, догадались, зазвонил телефон. Валентин Сергеевич схватил трубку и нечеловеческим голосом заорал:
— Что?!
— Валентин, — услышал он нежный женский голос, — вижу, ты никак не можешь найти телефон, у которого я тебя жду, поэтому решила тебе помочь. Выгляни, пожалуйста, в окно.
Держа в одной руке трубку, а в другой стакан, он подошел к окну. Гостиница имела П-образную форму, напротив нашего корпуса, по другую сторону внутреннего дворика, был еще один корпус; так вот, возле открытого настежь окна там — прямо на уровне номера Белохвостика — стояла группа актрис нашего театра и приветливо махала Валентину Сергеевичу руками. Им, наверняка, хорошо было видно все, что творилось в номере мужчин, поэтому они так точно выбирали время для звонков. Поняв, что его разыграли, Белохвостик, вне себя от обиды, запустил в обидчиц почти полным стаканом, но, разумеется, не добросил и только еще раз наказал себя.
Мой режиссер
Моим первым главным режиссером, сыгравшим в превращении меня в артиста важнейшую роль (если не считать, конечно, институтских лет, когда со мной возились, не жалея времени, сил и душевного тепла, Вера Павловна Редлих и Август Лазаревич Милованов), был Валерий Николаевич Раевский.
В те времена в минских театральных кругах Раевский считался вольнодумцем и чуть ли не диссидентом. Человек он прямой, достаточно жесткий, характер у него не сахар и даже не подарок, но профессию свою любит безгранично. Раевский окончил специальные режиссерские курсы у Юрия Любимова на Таганке, очень много у него почерпнул и часто использовал любимовские приемы в своей работе.
С подачи Милованова у меня с Раевским сразу сложились хорошие отношения, потом мне уже самому пришлось «бороться» за то, чтобы они не только не ухудшались, а даже наоборот.
С первых же репетиций он повел себя так, что между нами не установилась та огромная дистанция, которая бывает обычно между главным режиссером и начинающим артистом. Более того, мы работали почти как равные партнеры, а не как начальник и подчиненный. А я, когда чувствую, что на меня ничто не давит, легко раскрепощаюсь и начинаю вносить в свои действия изрядную порцию импровизации и юмора. Думаю, мало кто из режиссеров позволил бы артисту вытворять то, что позволял Раевский мне. Маска шута, которую я часто на себя напяливал, мне порой здорово помогала. Мне, например, никогда не предлагали вступить в партию, это даже в голову никому не приходило, хотя почти всем артистам нашего театра такие предложения делались. Не скажу, что все с готовностью откликались на эти предложения, — большинству они были ни к чему; хотя находились и такие, кто сам рвался в партию, причем, в основном из карьерных или корыстных соображений. В 70–е годы в идеалы коммунистической партии уже мало кто верил, и вряд ли могло быть много желающих вступить, руководствуясь идейными мотивами, в эту организацию. Кстати, отказываться от вступления в партию было очень нелегко, нужно было придумать объективную причину, по которой ты сегодня еще не достоин быть в первых рядах строителей коммунизма. Парторг на время отставал, а потом опять начинал давить, ведь у него тоже был план по приему новых членов. Многие не выдерживали этого жесткого прессинга, сдавались и писали заявления, но были и такие (и даже из старшего поколения), кто не поддался, например, Геннадий Овсянников, Август Милованов, Виктор Тарасов, Галина Макарова, Стефания Станюта и другие.
А Валерий Раевский, вообще, был, по-моему, единственным беспартийным главным режиссером театра в республике. Сколько у него было неприятностей из-за этого, его даже в ЦК вызывали и грозились снять, но он не поддавался. Приходилось идти на всевозможные ухищрения, и когда его совсем уже загоняли в угол, он начинал говорить, что пока не готов, что еще не поставил того спектакля, за который его можно было бы принять, но что скоро у него такой спектакль будет, и вот тогда…
В 70–х годах при Раевском театр им. Я. Купалы достиг пика своей популярности и славы. Это было время самого махрового застоя, а застой, как сейчас все убедились, наиблагодатнейшая почва для театра, лучшего ему, пожалуй, и не надо. Чего в это время не хватало народу? Свободы, правдивого и честного слова, образно говоря, — «свежего воздуха». А где все это можно получить, как не в театре?
По большому счету Раевский — фигура трагическая. Если бы он жил в Москве, возможно, ему было бы легче, но в Минске он фактически всегда был одинок. Занимая высокий пост, руководя «придворным» театром, он был как бы номенклатурным работником, но общаться с партийными бонзами, разумеется, не мог, слишком уж далеки по духу были они от него, он всегда с очень большим трудом переносил необходимые по службе контакты с ними. Наверно, они это тоже понимали и чувствовали, потому что Раевский никогда не страдал от избытка внимания и любви вышестоящего начальства.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу От аншлага до «Аншлага» - Евгений Крыжановский бесплатно.
Похожие на От аншлага до «Аншлага» - Евгений Крыжановский книги
- Ёж - Вячеслав Крыжановский - Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Чего хочет женщина... и что из этого получается - Этери Чаландзия - Юмористическая проза
- Остроносые балетки - Женя Городецкая - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Инопланетяне в Гарволине - Иоанна Хмелевская - Юмористическая проза
- Штурм Мир Самира - Эрик Ньюби - Юмористическая проза
- Рок-н-ролл мёртв - Владимир Горовой - Юмористическая проза
- Второй лишний - Мария Фирсова - Короткие любовные романы / Юмористическая проза
- Сохрани мгновения для друга - Алексей Черницын - Прочие приключения / Юмористическая проза
- Рыжая бестия для Босса - Аелла Мэл - Короткие любовные романы / Современные любовные романы / Юмористическая проза
- Агентство плохих новостей - Михаил Ухабов - Юмористическая проза
