Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы не думаем, что вы каким-то образом причастны к убийству Йерри Петерссона, если это действительно убийство, — отвечает Малин, — но мы должны спросить, чтобы расследовать все возможные варианты и отмести невозможные.
Малин и Харри одни на кухне.
Белый кафель на стенах напоминает женщине о бойне или морге, а туман снаружи, в лесу и на полях, похож на пороховой дым сражений XVII века. Кровь и крики. Отрубленные конечности. Тлен и склизкие грибы под ногами. Люди без рук в серном дыму. Подожженная солома. Безногие калеки, дети с отрубленными ушами. Примерно то же, что Янне видел в Руанде.
— Как ты думаешь, почему дверь была не заперта? — спрашивает Малин. — Ведь у него здесь одних произведений искусства на миллионы.
— Может, он увидел кого-нибудь, кто поднялся на замковый холм, вышел навстречу и не запер за собой ворота? Это вполне естественно.
— Или решил прокатиться, прогуляться на автомобиле и забыл запереть.
— Или он был из тех рисковых типов, — высказывает предположение Харри, — не утруждающих себя запиранием ворот, просто чтобы немного пощекотать себе нервы.
— Или он жил не один. Кто-то, возможно, оставался в замке, когда он выехал.
— Женщина?
— Почему бы и нет? Ведь это очень странно, что он находился в этом склепе, в глуши и совершенно один.
— Но все говорят именно об этом. Может, он любил одиночество?
— Ты слышишь собаку? — спрашивает Харри, выдержав паузу.
— Нет. Но ей надо дать воды.
Полицейский кивает.
— Что мы будем с ней делать? — спрашивает Малин.
— Отвезем в приют в Слаку.[22]
— Или к Бёрье Сверду. У него же псарня дома.
— Думаешь, он возьмет?
Малин вспоминает Бёрье Сверда и его жену Анну, их со вкусом обставленную квартиру и аппарат искусственного дыхания.
Анна — хороший человек в плохом теле.
Форс оглядывает кухню в замке: она раза в три больше всей ее квартиры.
— Мы должны больше узнать о Петерссоне, — говорит она и думает: «Сейчас мы блуждаем, словно в осеннем тумане. Но одно несомненно: он сделал то, что мне так и не удалось: уехал из этого проклятого Линчёпинга. Но почему, почему, почему он вернулся? Какой внутренний голос позвал его сюда?»
— Как ты думаешь, кем он был? — спрашивает она.
Харри пожимает плечами, а Малин задается вопросом о том, какие сны и желания должен был иметь такой человек, как Йерри Петерссон? Чему он радовался, какие боли терзали его?
12
Что ты хочешь знать обо мне, Малин Форс?
Я могу рассказать о себе все, если ты будешь достаточно внимательна. Я знаю, ты различаешь голоса, не различаемые другими, то беззвучное бормотание, являющееся мудростью, а может, и истиной.
Я не жесток. И никогда не был таким. Но, тем не менее, я верил в жестокость, видел, что она дает мне. Конечно, это делало меня одиноким, но я предпочитал думать, что мое одиночество — это мой личный выбор.
Мне никто не нужен. Я не могу ни с кем жить. Я не боюсь одиночества.
Так я воображал себе.
И вот автомобильная дверца захлопнулась.
А теперь над моим лицом застегнули «молнию», и в одну секунду все потемнело. Но потом мир снова распахнулся передо мной. Несложный и красивый, такой, каким он никогда раньше не был, и я вдруг почувствовал, что моя вера в жестокость была ошибкой.
Я ошибался, подумал я. Ты ошибался, Йерри Петерссон.
И вот мы мчимся вперед, «Скорая» и я, проклинающий самого себя, лежащего в черном пластике на койке и то и дело подскакивающего в такт колесам, катящимся по усыпанной гравием дороге, ведущей в лес.
Я здесь, внутри. В черном и холодном пластике.
Я здесь, наверху. Высоко в небе, и гляжу отсюда на Скугсо, на Малин Форс и Сакариаса Мартинссона. Полицейские, съежившись, пересекают замковый холм и направляются к автомобилю Малин. Там Хови, он уже перестал лаять и высунул от жажды язык.
Я вижу старика Фогельшё в своей квартире.
Что ждет этих людей, всех вместе и каждого в отдельности?
Я могу узнать, если захочу.
Но вместо этого я ускользаю в иные пространства, вижу себя самого, путешествующего, почти как сейчас и в то же время совсем по-другому: тело на носилках, а в нем боль, которой я не чувствую в своем настоящем.
13
Линчёпинг, Берга, 1972 год и далее
Каждый раз, чувствуя боль, мальчик удивляется, а это происходит, когда машина «Скорой помощи» накреняется по какой-либо причине. Тогда его сломанная голень с наспех наложенной шиной стукается о край носилок, доводя до его сознания, что у него есть память, а это не всегда хорошо. Именно память сейчас причина его боли, более сильной, чем та, которую он когда-либо испытывал в жизни, и он осознает это. Эта новая боль есть сумма всех его прошлых страданий, и он вдруг понимает свою мать, но отец остается для него загадкой, потому что терзания души постичь невозможно.
Ни отец, ни мать не поехали с ним на «Скорой помощи». Он видит, как его собственное беспокойство отражается на лице приветливого человека, сидящего рядом с ним и гладящего его по волосам и повторяющего, что все будет хорошо. В тот июньский день открылась экологическая конференция ООН, первая в своем роде, а на Юго-Восточную Азию продолжали сыпаться бомбы.
В доме в Берге нет лифта. Их квартира находится на втором этаже, и мальчик знает, что маме тяжело подниматься по лестнице, что ей больно, всегда больно. Но ему неизвестно, что ее коленные суставы давно уже заблокированы ревматизмом, что она уже просила докторов местной больницы увеличить дозу кортизона, но они отказали ей. «Терпите, — ответили они. — Мы ничем не можем помочь».
Она так устает, что ничего не в силах сделать для него за те несколько часов после того, как бабушка забирает его из школы, и до того, как отец возвращается после смены в монтировочном цеху.
Мальчик идет, как по канату, по узким перилам балкона, а розовая клумба внизу, на расстоянии пяти метров, выглядит мягкой, со всеми своими цветами, красными и розовыми, пылающими на фоне фланкирующих ее фасадов постройки пятидесятых годов, на фоне неухоженного газона. Работники парка обыкновенно отдыхают на нем за своим утренним «Пилснером», передавая по кругу бутылку.
Он не боится. Стоит испугаться — упадешь.
Мать зовет мальчика из кухни, слишком усталая, чтобы подняться со своего стула, который с трудом подтащила к плите, где доспевает гороховый суп, мясо с укропом или голубцы. Она кричит с беспокойством и даже со злобой: «Сойди с перил! Ты разобьешься насмерть!»
Но мальчик знает, что он не разобьется насмерть и не упадет.
«Я расскажу папе, он задаст тебе трепку, когда вернется».
Но папа никогда не задает сыну трепку, даже пьяный, потому что тогда тот легко может от него убежать. Вместо этого, когда он трезвый, закрывается с мальчиком в спальне и шепотом велит ему кричать, как будто его бьют. И это их общая тайна.
Во дворе, в песочнице сидят двое ребят, а старшая сестра Йоййе качается на единственных целых качелях. Все трое смотрят на него без страха, с уверенностью, что ему удастся дойти до конца.
Но тут в квартире звонит телефон. Мальчик хочет ответить, как обычно, и забывает, что стоит на перилах. Верхняя часть тела наклоняется сначала в одну, потом в другую сторону. Он думает о том, что, может, это звонит бабушка, собиравшаяся взять его в деревню на выходные, да так и не вспомнившая об этом. И вот узкие перила выскальзывают из-под его ног.
Мальчик слышит, как кричит мама, а потом сестра Йоййе. Потом видит дом и синее небо начала лета. Потом розовые кусты врезаются в тело, он чувствует, что сильно ударился ногой — и боль обжигает его. Он пробует пошевелиться, но ничего не выходит.
И вот последствия.
Доктор накладывает гипс до самого бедра, чтобы он не мог пошевелиться, и увеличивает маме дозу кортизона, чтобы она заботилась о нем. Папа достает из подвала детскую коляску, чтобы возить мальчика в магазин «Консум», в центр, а люди вокруг глазеют на него, как на младенца.
После гипса он бегает быстрей, чем раньше.
Теперь он знает, что означают эти пакеты. Держится подальше, когда они появляются, и сердитые слова отца все реже и реже достигают его ушей. Он, Йерри, на сотню шагов впереди всех. Тем не менее время от времени он ищет объятий отца, хотя знает, что они могут сомкнуться вокруг него, словно волчьи челюсти, что сильные папины пальцы могут быть похожими на лезвия газонокосилки, вонзающиеся в его тело, что его слова могут резать, будто отточенная бритва: «Ты, как видно, ни на что не годишься, мальчик».
В самом конце лета, в самые последние для него недели в детском саду ему предстоит пройти тест.
- Зимняя жертва - Монс Каллентофт - Триллер
- Зимняя жертва - Монс Каллентофт - Триллер
- Чудовище с улицы Розы; Час охоты; Вендиго, демон леса - Эдуард Николаевич Веркин - Детские остросюжетные / Триллер / Ужасы и Мистика
- Заводная девушка - Анна Маццола - Исторический детектив / Триллер
- Призрак - Роберт Харрис - Триллер
- Город мертвых отражений - Лена Обухова - Триллер
- Ночной шторм - Юхан Теорин - Триллер
- Утопленница - Кейтлин Р. Кирнан - Триллер / Ужасы и Мистика
- Мы знаем, что ты помнишь - Туве Альстердаль - Детектив / Триллер
- Тринадцать - Стив Кавана - Детектив / Триллер