Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поспешайте, люди!
Толпа загомонила еще громче и разошлась. На пепелище остались только бабы. Одна сидела в оцепенении, другая время от времени вопила истошным голосом, третья разгребала руками угли. Большой тощий кот недоуменно обнюхивал обгоревшие бревна, потом занял свое место на глинобитной печке, обкрутился хвостом.
Илейка выехал на околицу, стал ждать. Вскоре появились первые конники. Приехал кузнец в кольчуге, дырявой, как брошенная рыбацкая сеть. На плече он держал тяжелую кувалду. Потом стали подъезжать другие, с вилами, дубинами, железными копьями для рытья кореньев и косами. Молча показывали оружие. Илейка только кивал. Прискакал вихрастый мальчишка лет десяти. Он подбрасывал рогатину, как заправский воин.
— Ты кто такой? — спросил Илья.
— Дедка Волчонком зовет,— бойко ответил тот.— Пойду, пойду с вами! Я знаю, как дерутся! Батогом, кулаком, жердью! А на пиру княжеском чашею и еще рогом!
— Пусть едет,— прогудел басом грузный смерд в сапогах из воловьей кожи,— не гляди, что с конопляное семечко, он крепкий.
— Пусть, пусть! — поддержало несколько голосов.— У него право! Убили родичей его не то варяги, не то печенеги, а может, булгары...
— Все ли в сборе?
— Кажись, так.
Илейка оглядел собравшихся. Неловко без седел. А кони! В лыковых сбруях. Куда им состязаться с печенежскими! Отяжелели за сохою. Под Игошкой совсем седой конь. Илейка чуть приподнялся в стременах, скрипнул седлом. Давно ждал этого часа, и час пробил. Покрепче прижать ратовище копья к плечу — и вперед! Все смотрят на него, ждут... Илейка взмахнул рукой.
— Бросай дорогу,— подъехал староста,— наперерез поскачем, лесом.
Потрусили. Всех человек тридцать, да пять или шесть догоняли. Загалдели было, зазвенели железом.
— Никшни все,— оборвал староста, перетягиваясь грубым полотенцем,— не на торг едем. Надо нежданно- негаданно.
— Чего уж,— зашептал кто-то сзади, — их не больше, чем нас, а то и по менее.
— А кони?! А сабли?! — огрызнулся кузнец. — Щиты у каждого, панцири!
— Зато... зато мы лютуем на них! — выпалил Волчонок.
— Не уймусь, пока не выточу крови ихней... К самому Киеву пойду на полдень. Брата моего Падидуба зарезали,— шептал кто-то в самое ухо Илейки.— Какого брата! Родней матери был!
Илейка не оборачивался, не видел лица, а тот все продолжал шептать, с трудом сдерживая себя.
Въехали в лес, прошли его насквозь. Около часа ехали долом. Прыгали во все стороны, пугая настороженное ухо, русаки, комары-толкуны висели копною. Оставили в стороне небольшую весь, никого не встретили. Только старичок стоял, кланялся низко и распрямлялся, перебирая руками клюку. Прошли лесной островок и вдруг увидели их. 'Гак близко, что можно было достать стрелой, если хорошенько натянуть тетиву. Остановились, замерли, и страшно хрустнула ветка под копытом коня. Печенеги расположились станом посреди поля. Пахло дымом. Свободно паслись нерасседланные рыжие кони. Со связанными руками сидели кружком полоненные.
— Дубравка! — воскликнул молодой парень, узнав свою нареченную.— Лада моя!
Ладонью кузнец зажал ему рот, а парень все пытался показать рукой — вон, мол, она... Тихо, только сорока покряхтывала в чаще.
Действовать нужно было решительно, каждую минуту печенеги могли открыть их, и тогда... А Илейка медлил, или ему казалось, что медлит. Ведь сердце так бешено стучало. Один скок всего! Ворваться в середину лагеря, а там будь что будет. Правда, их много, больше чем ожидали, но они спешены.
— Брат! — шепнул кто-то Илейке.— Возьми мое железо.
Сунул в кулак Ильи рукоять заржавленного меча.
Каждый, по древнему обычаю, очертил голову рукой. Илья рванул коня и сразу же оказался впереди всех. Затрещали сучья, тяжело затопали лошади. Березы слились вдруг в одну беленую стену, воздух ударил в уши. Скорей, скорей! Вот печенеги подняли головы, вот завопил кто-то, ударил в бубен, другие замерли, будто окаменели. Серые кожи, черные шапки, сидят, поджав ноги. Тяжело, молча скачут позади смерды... Илейка выбрал бритоголового, уставил копье. Не сводил глаз. Все ближе, ближе, растет, ширится грудь печенега, а морда — семь пудов. Судорожно глотнул воздух, ударил со всего маху — обновил копье. Рвануло с седла, мелькнуло впервые так близко лицо врага, широченное, толстенное, с узкими щелками глаз, в которых будто угольки перекатывались. Чудом удержался.
— Саклаб! Саклаб! (*Саклаб – славянин (печенеж.))
Перед Ильей уже выстроилось несколько черных шапок. Стояли плотной стеной. Брошенное копье ударило древком по голове. Наотмашь рубанул мечом по кожаному с медными бляхами шелому.
— Ав-ва, ав-ва! Русь! Саклаб! — орали печенеги.
В середину лагеря ворвались смерды, опрокинули треногу, растоптали костер, подняв тучу искр. Криками подбадривали друг друга. Рядом с Илейкой оказался кузнец. Опуская кувалду на головы печенегов, он придыхал, как у себя в кузнице. Ловко колол рогатиной Волчонок, смотря большими восторженными глазами. Падали, выбрасывая комья земли, лошади, люди месили грязь. Все слилось в один протяжный звон, будто великий бог войны оттянул и спустил тугую тетиву своего огромного лука. Она все еще звенела.
— Дубрава! Дубрава! — кричал парень, пробиваясь к полоненным.
Снова появился Волчонок, его рогатина раздвинула ребра уже не одному печенегу, потом Игошка, размахивающий зашитым в кожу камнем на веревке. Огонь в сердце все разгорался, тяжелела рука.
— Гро-о-ми! Гро-о-ми крапивное семя!
Не успевал различать лица, предметы, все переворачивалось в глазах: щиты, сабли, лошадиные оскаленные морды. И долго-долго не смолкал звон. Потом все стало успокаиваться, движения замедлились, и вот остановились... Это была победа.
— Братья! — крикнул обрадованный Илейка.
Но они не отозвались. Их было всего семь человек, и лица их были суровы.
Дубравка голосила над женихом:
— Свет мой, лучше бы мне в полоне век вековать. И зачем ты ушел от меня, ненаглядный мой?!
Трупы, трупы без конца, как вчера и позавчера...
— Марье поклон... Слышь,— приподнявшись на локтях, хрипел кузнец.— Марье...
— Не договорил, уткнулся в быльё.
— Пить, пить,— стонал Игошка,— спалило глотку.
Ему поднесли печенежскую, перетянутую ремнями сулейку с кумысом, хлебнул:
— Простите, может, где нагрубил вам...
Илейка поглядел вдаль, где светилась Ока. Но и над нею и дальше кругом струились багровые реки в крутых берегах туч. Неужто не будет этому конца? Долго, всю жизнь. Одну его жизнь или еще много жизней? Теперь быстрая река несет его, не выбраться — слишком призрачны, слишком высоки берега, слишком горяча стремнина. Прочь дурные мысли!
— Спасибо вам, братья, выручили нас, не дали в обиду! — говорили, сбрасывая путы, полоненные.— Посекли- таки поганых!
— Всегда так будет! — потряс рогатиной Волчонок.
Синегорка
В своей первой битве Илейка добыл настоящую боевую справу: кольчугу, щит, саблю. Кольчуга еще не успела почернеть, и сияла, как речная солнечная рябь. Щит достался ему тростниковый, обшитый плотной буйволовой кожей, в умбоне — черный непрозрачный камень, обведенный крутой бровью. Этот глаз должен был наводить ужас на всех, кто его видел в битве. Будто живой, смотрел он в упор и не мигал. В большой Илейки- ной руке сабля почти но ощущалась. Удар се отличался от удара мечом, прямого, грубого, тяжелого; она не рубила, а резала легко, почти не требуя мускульной силы, напоминая хищного и легкого на лету сапсана. Рукоять плотно окручена серебряной проволокой, перекрестье усажено гнездом гранатов, а под ним на широкой части клинка сухим золотом писано изречение из Корана. Буквы сошлись тесно, как травы в дождливое лето. Кроме того, Илейка бросил в переметную суму два наконечника копья и туго набил колчан стрелами.
Попрощался со смердами. Отбыл и ехал еще пять дней.
Круты, обрывисты берега Оки. Поросли они дубом и березой и жарко прогреваются солнцем. Рубашка липнет к телу, в горле пересохло, с лица падают на гриву коня капли пота. Оружие накалилось. Терпкая пыль набивается в рот, уши, ноздри.
- Избранник вечности - Анатолий Гаврилович Ильяхов - Историческая проза / Повести
- Зенобия из рода Клеопатры - Анатолий Гаврилович Ильяхов - Историческая проза / Повести
- Календарь ма(й)я - Виктория Ледерман - Повести
- Легкие горы - Тамара Михеева - Повести
- Братья Львиное Сердце - Астрид Линдгрен - Повести
- Повести дерева Зы, или Притчи о советнике Лю и тех, кто был с ним в те годы. Часть 1 - Нонна Юртаева - Повести
- Суд над колдуном - Татьяна Александровна Богданович - Историческая проза / Разное / Прочее / Повести
- А зори здесь тихие… (сборник) - Борис Васильев - Повести
- Легенда о св. Юлиане Милостивом - Гюстав Флобер - Повести
- Степан Рулев - Николай Бажин - Повести