Форма входа
Читем онлайн Ратниковы - Анатолий Павлович Василевский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И красные! Бежим назад!
— Не успеем. А дождь пройдет стороной.
Впереди и справа небо оставалось чистым, и не верилось, что приближается гроза, а сзади все потемнело, и с черных низких туч через кровавую полосу неба к земле потянулись уже мутные космы дождя.
— Быстрей, быстрей тогда! — сказала Таня.
Дождь настигал их, на дорогу упали первые крупные капли, и они побежали.
— Спрячемся! — крикнула Таня, сворачивая на жнивье. — Зароемся.
В скирде кто-то отсиживался до них. В соломе была вырыта широкая нора, и они забрались в углубление. Рванул ветер, взметнул кверху, закрутил в жгут пыль, разворотил копну соломы, и сразу пошел мелкий, тихий дождь.
— А если надолго?
— Отсидимся, — сказал Касаткин.
Громы ходили где-то вдали, а здесь все заполнилось равномерным шелестом мелкого дождя. Пахло соломой и пшеницей, и сидеть в сухом было тепло и уютно.
— Говорите что-нибудь, — попросила Таня. — Говорите. А что вы рисуете?
— Пишу… В основном пейзажи.
— А как?
— Сначала наброски, этюды, эскизы, а уж потом — картины.
— Большие?
— Всякие.
— И много у вас картин?
— Много.
— А можно их увидеть?
— Будет выставка — приглашу.
— Обязательно. Обязательно!..
Касаткин вдруг вспомнил, что сегодня не брался ни за карандаш, ни за кисти — а такого с ним давно, очень давно не было, — и потер с досадой руки. Привычно прищурившись, вгляделся в дымное за дождем жнивье и такой же дымный лес на краю поля.
Но почему он не захватил с собой этюдник?! Достал бы сейчас кисти, краски и стал бы писать! Можно было бы начать портрет.
Вздохнув, он повернулся к Тане.
— Вы знаете, что такое счастье?
Таня поглядела на него озадаченно.
— А разве вы не самая счастливая, когда сидите за роялем? Труд, который дорог тебе, без которого жить не можешь, — это и есть твое счастье. Все остальное преходяще, мелочно, ничтожно…
Он вспомнил о прерванной работе над картиной и умолк, задумавшись. Потом взглянул на Таню — ведь она пианистка, с ней можно говорить об искусстве, и ей будет интересно, и она все поймет…
И он загорелся и начал говорить о живописи, все больше увлекаясь.
— Человек — он полон музыки, — говорил Касаткин, — только тоньше любого инструмента, чувствительнее. Все-все — и вот этот дождь, и этот гром, — все отражается на его чувствах, на его настроении — вот человек… А если человек живет искусством, искренне отдается ему весь и чувства свои выливает в звуках, в красках, — он обогащает других, он творец, он счастливейший из людей!..
Касаткин умолк на минуту, всматриваясь в даль, и вслушиваясь в самого себя, и думая, что настроение его сливается сейчас с состоянием природы, и надо запомнить это, и написать потом это жнивье, и этот стог, и этот дождь, и Таню…
— Говорите. Говорите, — сказала Таня. — Вы интересно говорите.
— Я не могу без живописи, — сказал Касаткин. — Хотя порой ненавижу ее… Кажется иногда, что все средства в живописи использованы, исчерпаны и невозможно сказать что-то новое, свое… А это мучительно. Руки в такие минуты опускаются. Но сейчас, сейчас я верю в необыкновенное будущее живописи! Вы слышали о голографии? Это чудо! Настоящее чудо! Оно перевернет вскоре все вверх ногами — и в науке, и в технике, и в культуре! А изобразительное искусство — спасет! Возродит! Поднимет на небывалую высоту!..
— Как-как? Голография?
Он увидел вопрошающие Танины глаза и начал что-то путано объяснять, но вдруг заметил, что Таня глядит на него, скосившись, и улыбается.
— Что? Неинтересно? Непонятно?
Она закрыла лицо ладонями и захохотала.
Касаткину показалось, что она смеется над ним.
— Не о том говорю? Да?
— Нет-нет. О том.
Таня, продолжая хохотать, откинулась назад, приподнимая белые, круглые колени. Там, где колени были сжаты, Касаткин заметил на ее ноге розовое пятнышко.
«Как у ребенка», — подумал Касаткин, и снова его охватило чувство соприкосновения с юностью и чистотой.
— Говорите, говорите. Интересно, — сказала Таня и, пригнувшись, закрыла себе ноги соломой.
Он с трудом сдержался, чтобы не сбросить солому.
— Вы умеете говорить, — сказала Таня. — Умеете.
Касаткин вздохнул.
— Голография — это будущее. Недалекое, но будущее, а пока художник ограничен, мечется, ищет, и доходит до полной абстракции, и возвращается к изначальному…
— К изначальному?
— Да, к тому, с чего начинали в каменном веке, в наскальной живописи. Но это уже насилие над собой, а всевозможные абстракционизмы, ташизмы… вообще бесплодны, потому что искусство рождено жизнью, и все в нем должно быть на реальной основе.
Дождь усилился, капли начали падать на руки, и Касаткин с Таней зарылись поглубже, теперь они сидели, прижавшись друг к другу плечами.
— Ой! — сказала вдруг Таня. — В глаз что-то попало! Достаньте быстрей!
Касаткин склонился над ее лицом, уголком платка вынул соринку из глаза. Таня поморгала:
— Вроде еще колет. А может, и нет.
— Давайте посмотрю, — сказал Касаткин.
Таня опять подняла лицо, и он опять наклонился над ним, и тогда увидел близко от себя ее пухлые приоткрытые губы, и тогда разглядел, что глаза у нее серые, а волосы подкрашены. Вспомнил ее фигуру — широкую в бедрах, подумал вдруг, что, может быть, не такая уж она юная и чистая, как ему кажется… Другой на его месте стал бы сейчас целовать ее…
— Нет, — Таня потрясла головой, — ничего там нет, не колет.
— А что, если бы я вас поцеловал? — сказал Касаткин.
— Что вы?! Нет-нет.
Она прыснула и отвернулась, но Касаткин тут же увидел ее насмешливые, скошенные на него глаза.
«Как я смешон в ее представлении! — подумал он. — Ударился в рассуждения!..»
— А дождь кончился, — проговорила вдруг Таня. — Пойдем?
Касаткин промолчал, и тогда она встала, отряхнула с платья солому.
— Романтика! Правда? — в голосе ее Касаткину послышалась насмешка.
Пролившийся дождь впитался в пыль, и ноги ступали на твердое, стерня вдоль дороги, копны соломы побурели, а тьма сгущалась быстро, и скирды, дальние деревья чернели силуэтами, пахло дождем, пылью, над лесом блистали зарницы — далеко где-то шла гроза, а здесь было тихо.
— Сколько тебе лет? — спросил Касаткин, переходя вдруг на «ты». — Девятнадцать?
— О-о, если бы! — сказала Таня. — Мне уже надо скрывать свой возраст.
— Не больше двадцати. Так?
— Я же сказала: мне надо скрывать возраст.
Касаткин отстал, вычесывая из волос солому. Она дождалась его. Он скорее угадал, чем разглядел выражение ее глаз — открытый, простодушный взгляд, — решил, что все-таки ей нет и двадцати, и почувствовал, как меняется выражение ее глаз.
— Странный вы… Со мной такое творится!..
Она захохотала, вдруг толкнула Касаткина и припустилась бежать. Он догнал ее, она отпрянула в сторону.
— Извини, — сказал он.
— За что?
Она опять оттолкнула его, и опять побежала, и снова отскочила, когда
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ратниковы - Анатолий Павлович Василевский бесплатно.
Похожие на Ратниковы - Анатолий Павлович Василевский книги
- След человека - Михаил Павлович Маношкин - О войне / Советская классическая проза
- Вершины не спят (Книга 1) - Алим Кешоков - Советская классическая проза
- Прииск в тайге - Анатолий Дементьев - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- За что мы проливали кровь… - Сергей Витальевич Шакурин - Классическая проза / О войне / Советская классическая проза
- Том 5. Вчерашние заботы - Виктор Конецкий - Советская классическая проза
- Долгие крики - Юрий Павлович Казаков - Советская классическая проза
- Селенга - Анатолий Кузнецов - Советская классическая проза
- Будут расставания - Юрий Петрович Абраменко - Советская классическая проза
- После бури. Книга вторая - Сегей Павлович Залыгин - Советская классическая проза
