за отход от истины. Катастрофы, постигающие мир, кажущиеся человеку беспричинными или спровоцированными гневом богов, закономерны, но постичь эти закономерности ограниченный человеческий разум не в силах. Различая в человеческой природе телесное и духовное начала, Сенека последнее считает вечным, а первое – смертным, служащим темницей для души, обращенной всеми помыслами к звездам, к непорочной жизни в небесах. В соответствии с этими представлениями о душе Сенека считал всех людей равными перед небом и звездами, а различия в их положении на земле чем-то несущественным.

Те же идеи он развивает в сборнике писем, дополняя их поучениями на моральные темы и призывами к милосердию, стойкости, спокойствию духа. Его полные риторического пафоса проповеди добродетели, обращенные к друзьям, знакомым, к самому себе, носили теоретический характер и не требовали отказа от высокого положения в обществе и от богатства. Проповедуя эти же идеи в трагедиях, Сенека показывает гибельность тирании, пагубность страстей, благотворность ухода от общества – вплоть до самоубийства, избавляющего душу от раздвоенности и нравственных мук. Во всех его произведениях рассыпана масса афоризмов о дружбе, о счастье, о жизни и смерти.

Лукан. Духовно близок к Сенеке был его племянник Лукан, прославивший себя поэмой «Фарсалия», посвященной гражданским войнам времени Цезаря. Оппозиционность поэта господствующему режиму видна из того, что симпатии Лукана всецело на стороне противников Цезаря – Помпея, Брута, Катона, особенно последнего, как самого стойкого защитника республики. В поэме много мистических мотивов, призванных наполнить сердце ужасом в духе эпохи, когда всеобщая неуверенность в завтрашнем дне заставляла людей обращаться к шарлатанам – астрологам, гадателям, колдуньям.

Петроний. В отличие от Лукана, творчество другого приближенного к Нерону писателя, Петрония, не было оппозиционным. Он не прославлял ни республиканцев, ни сенат и не высказывал недовольства режимом, ведя беззаботную жизнь при дворе Нерона, который ценил его, по словам Тацита, за утонченную роскошь, легкость нрава и распутство и называл «арбитром изящества» (что более поздние переписчики сочли за когномен Гая Петрония). Но и его жизнь оборвалась в тот же год, что и Лукана, по воле принцепса, происками всесильного вольноотпущенника Нерона Тигеллина, видевшего в Петронии «соперника, превосходящего его в науке наслаждения».

Роман Петрония «Сатирикон», от которого сохранилась лишь незначительная часть, не имел отношения к опале писателя. А между тем он, может быть, острее и точнее, чем «Фарсалия» Лукана, бил по установленному цезарями режиму. Еще не изгладились из памяти столетние игры, с пышностью отпразднованные в ознаменование конца войн и наступления золотого века, 36-метровая стена, возведенная Августом вокруг римского форума, отделяла величественные постройки от грязи и толкотни Субуры и убожества жилых кварталов низин, а писатель проводит несколько проходимцев по подобным «субурам» италийских городов, минуя целомудренную белизну храмов и общественных зданий, которыми они украсились, следуя примеру столицы.

«Нравы народа поет мой безмятежный язык», – заявляет писатель, чередующий в своем произведении прозу с обильно вводимыми стихотворными вкраплениями. И перед читателем разворачивается хотя и утрированная, согласно закону жанра, но в основе своей реальная жизнь Италии «золотого века» – такая, какой она стала после затянувшихся на три поколения гражданских войн, двух волн проскрипций, оголивших самые низменные человеческие инстинкты, после восьми десятилетий режима, гордившегося установлением гражданского мира и стабильности.

Герои Петрония попадают в ситуации, в которых мог оказаться любой из его читателей. Мелькают сценки в храмах со старухами-жрицами, не гнушающимися никаким обманом, в лупанарах, куда сводники затаскивают отчаянно сопротивляющиеся жертвы, появляются толпы юношей, охотившихся за богатыми бездетными стариками в расчете на наследство. Особенно вдохновенно описывает Петроний пир у разбогатевшего напыщенного вольноотпущенника Тримальхиона, само имя которого, сделанное «говорящим» («трижды отвратный»), стало для современников тем же, чем впоследствии мольеровский Журден.

Вот он, один из тех, кто «был лягушкой – стал царем» (или, как мы говорим, вышел из грязи в князи). На стене принадлежащего ему дома художник изобразил все этапы метаморфоз Тримальхиона: невольничий рынок; вступление в дом господина; кудрявый услужливый мальчик; преуспевающий раб-казначей. Тримальхион в совершенстве изучил науку угождать. Удовлетворяя низменные прихоти и господина и госпожи, он добился не только свободы, но и сказочных богатств. «Земли у Тримальхиона – коршуну не облететь, деньгам счету нет. А рабов-то, рабов-то, ой-ой-ой сколько. Честное слово, пожалуй, и десятая часть не знает хозяина в лицо». Богатство дало Тримальхиону неограниченную власть над людьми. Испытавший унижения и побои выскочка стремится выместить свои обиды на других. Тримальхион-рабовладелец более груб и жесток, чем его предшественник, римский нобиль. На дверях его дома надпись, предупреждающая раба о последствиях самовольного выхода. Не успевают гости перейти порог, как они видят подготовку к экзекуции.

Императорская власть сделала все, чтобы такие, как Тримальхион, чувствовали себя спокойно. Легионы охраняли римские границы, а в самой Италии следили за порядком преторианские когорты. Отсюда безграничная преданность Тримальхиона и его гостей императору. В тот момент, когда благодаря хитроумному устройству чуть ли не в рот падают пирожные, в зале раздается дружный возглас: «Да здравствует божественный Цезарь, отец отечества!»

Петроний вскрывает и другую сторону перемен падение образованности. Один из гостей гордится, что «не учился ни геометрии, ни критике, вообще никакой чепухе», но умеет читать надписи и вычислять проценты». Сам Тримальхион путает Диомеда с Ганимедом и приписывает взятие Трои Ганнибалу. Жизненная философия римского нувориша до предела проста: наслаждайся, пока жив, пей, обжирайся. Для «поднятия аппетита» на пиршественном столе лежит серебряный скелет со свободно вращающимися позвонками. Это не выдумка Петрония: во время раскопок Помпей, в вилле Боскореале, найдены серебряные кубки с изображением скелетов. Надписи гласят: «Гомер, Платон».

Нарисованные Петронием сцены вызывали живые ассоциации с ненавистными фигурами разбогатевших выскочек, на чьих пирах приходилось бывать и сенаторам, осыпавшим своих «тримальхионов» такими же притворными похвалами, какими герои Петрония воспевали «мудрость» угощавшего их богача. Не случайно пир у Тримальхиона», неоднократно в древности переписывавшийся, оказался единственным полностью сохранившимся отрывком романа Петрония.

Возникновение христианства. В конце правления Августа и в годы царствования его ближайшего преемника, когда умиротворенная Римская держава достигла наивысшего расцвета, в далекой от Рима Палестине жили два человека – Иоанн и Иисус. Об их существовании в Риме и других римских провинциях никто не имел представления, да и в самой Палестине о них слышали очень немногие. Но уже через век о них заговорили, а ныне их знает каждый. Это они и их последователь Павел заложили фундамент духовной империи, неизмеримо более могущественной, чем римская. Фактически с них началась новая эра в истории человечества.

Иоанн. Жизнь Иоанна была вызовом римской, да и вообще всякой светской и духовной власти и образу жизни большинства населения империи. В то время как добропорядочные подданные старались воспользоваться благами провозглашенного Августом

1 ... 140 141 142 143 144 145 146 147 148 ... 227

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский бесплатно.

Похожие на Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский книги

На невских берегах и на семи холмах. Тайны, культура, история и вечное соперничество Москвы и Санкт-Петербурга - А. Н. Николаева - Исторические приключения / Публицистика
Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Владимир Иосифович Гурко - Биографии и Мемуары / История
Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв. - Брюн Сергей Павлович - История
Критическое исследование хронологии древнего мира. Античность. Том 1 - Михаил Постников - История
Варвары и Рим. Крушение империи - Джон Бьюри - История
Франция. История вражды, соперничества и любви - Александр Широкорад - История
Русское дворянство - Борис Иосифович Соловьев - История
Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей - Стефан Владимирович Машкевич - История / Культурология
Капитолийская волчица. Рим до цезарей - Михаил Гаспаров - История
Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия - Павел Федорович Николаев - Исторические приключения

Оставить комментарий