Разгневанный такими словами святителя, государь приказал передать ему, что если он не придет, то ослушанием предержащей власти подвергнет себя смертной казни.
На эту угрозу святитель отвечал: «В жизни моей государь властен; но неприлично христианскому государю ставить языческих идолов и тем соблазнять простые сердца».
Под вечерь царь вдруг услышал благовест в большой соборный колокол; так как на другой день не было никакого праздника, то государь велел справиться у святителя о причине благовеста. «Понеже мне, – отвечал святой Митрофан, – от его величества сказана смерть, того ради я, яко человек грешный, должен пред смертью своею принести Господу Богу покаяние и испросить грехов своих прощение соборным молением, и для сего я назначил быть всенощному бдению».
Узнавши об этом, царь рассмеялся и сейчас же велел сказать святителю, что «он его прощает, и для того перестал бы он тревожить народ необыкновенным звоном»; а потом царь приказал убрать и статуи. Надо помнить, что Петр никогда не поступался своими нововведениями, и если здесь уступил он, то это показывает, какое великое уважение он питал к Воронежскому святителю. На другой день святой Митрофан явился во дворец благодарить государя.
Готовый до смерти стоять на вверенной ему страже душ христианских, святитель оберегал их «простые сердца» от соблазна и особенно от вредного влияния иноземцев. Он признавал полезными приносимые ими знания, и в бытность игуменом Унженского монастыря был дружен с боярином Хитрово, горячим сторонником близких сношений России с Европой. Святитель оказывал помощь нуждающимся иноземцам и не считал предосудительным пользоваться их знаниями. Но он сам чуждался иноземцев и поучал тому же паству, когда они выступали противниками Православной Церкви и добрых нравов, как «враги Божии, ругатели церковные, злословящие нашу святую веру» и вносящие в среду православных «непотребные обычаи». Руководясь именно таким мыслями, святитель внес в свое духовное завещание резкое предостережение патриарху Иоакиму против сближения с иноземцами.
Справедливое и законное в указанном смысле нерасположение святителя Митрофана к иноземцам могло, по-видимому, отдалить от него царя-преобразователя, особенно после столкновения из-за статуй. Но на самом деле этого не произошло: расположение Петра к святителю, основанное на приязни к нему и уважении, с течением времени все более и более усиливается, так что его кончина почувствовалась государем как невознаградимая потеря.
1700 год и последующие ознаменованы были продолжительной войной со Швецией, вести которую России было очень трудно по недостатку средств. Государь, уже готовившийся к войне, в это посещение святителя, быть может, сказал ему о недостатке в деньгах, и слова государя нашли живой отклик в душе святого Митрофана, который смотрел на войны православной России как на борьбу «против неприятелей Креста Святаго». В казне архиерейского дома нашлось 4000 рублей, и святитель всю эту крупную для того времени сумму отдал «на жалованье ратным людям морского воинского флота на Воронеже». Своевременная жертва святителя, служившая красноречивым доказательством его любви к родине и царю, была принята государем с искреннею признательностью. Свои чувства он выразил в грамоте на имя святого Митрофана от 20 апреля, заканчивавшейся такими словами: «И ты, богомолец наш, преосвященный Митрофан епископ, сию нашу царского величества милость к тебе за твое вышеупомянутое радение ведал; по тому ж и впредь имел надежду».
Самая война со шведами, сначала неудачная для России, истощила и без того небольшие средства, находившиеся в распоряжении царя, так что государь вынужден был переливать на пушки церковные колокола. Святой Митрофан опять пришел на помощь царю: в это тяжелое время он доставил в Воронежское адмиралтейство 3000 рублей на строение кораблей. За это он был пожалован другой благодарственной грамотой 18 мая 1701 года такого же содержания, как и первая.
Последнее свидание святителя и государя было в феврале 1702 года, когда царь, пользуясь перерывом войны со шведами, прибыл для корабельных работ в Воронеж. 28-го он со свитою посетил святого Митрофана и был принят с обычным гостеприимством (государь знал, что святителю дороги успехи России, и 6 марта прислал ему в подарок «печатный чертеж» о Слюсенбурге», то есть изображение взятия русскими войсками 11 октября 1701 года шведской крепости Нотебург, переименованный Петром Великим в Шлиссельбург – ключ-город, так как она открывала России доступ к Балтийскому морю.
Более не суждено было увидеться на земле великому святителю и великому государю за смертью святого Митрофана. Но и за гробом угодник Божий не прерывает общения с царем; молясь сам за его душу перед Престолом Господним, святой Митрофан желает, чтобы и почитающие его память молились о царе Петре, об упокоении души его в селениях праведных. В недавнее время святой Митрофан явился одному своему почитателю и сказал: «Если хочешь быть мне угодным, молись об упокоении души императора Петра Великого».
Среди постоянных подвигов епископского служения престарелый святитель приблизился ко гробу. Прихварывал он давно, а за год до кончины стало изменять ему и зрение, так что потребовались очки. 1703 год, когда святитель Митрофан достиг 80-летнего возраста, был последним годом его богоугодной жизни. 2 августа постигла святителя Воронежского тяжелая болезнь, от которой он уже не оправился. Но если поучительна многолетняя жизнь его, то не менее поучительна и поистине блаженна его кончина: это была кончина праведника – достойное завершение всей святой жизни.
Без печали оставлял святитель этот мир: не скорбел он о разлуке с земными радостями и утехами, которых было мало в его подвижнической жизни. В сане епископа он получал значительные доходы и мог бы устроить жизнь свою с большими удобствами. Но святитель Митрофан не считал своими получаемые деньги, помня ту истину, что «церковное богатство – нищих богатство». В своей келейной жизни он был прост чрезвычайно, почти до убожества. Его «домовой обиход» отличался удивительною скромностью: из записи расходов на воронежский архиерейский дом видим, что для личных нужд святителя приобретались такие незатейливые вещи, как оловянные стаканы и железные щипцы для сальных свечей. В келлии Воронежского владыки не было никаких украшений, исключая упомянутой картины, подаренной царем. Пища святителя ничем не отличалась от пищи служителей архиерейского дома: она готовилась из припасов, доставляемых из вотчин епархии. Покупались к столу святителя: рыба для ухи, икра, стоившая тогда дешево, затем грибы и овощи; редко упоминаются малина и клюква. Вина святитель не пил, оно покупалось на праздники для гостей, особенно при приеме царя и его свиты, когда и стол Воронежского святителя был более изыскан. И одевался святитель очень просто. Полукафтанья и рубашки его шились из синей крашенины, из которой были сделаны и наволочки подушек. Одеяло было сшито из обыкновенных «овчин серых овец» и опушено пестрою крашениной. Даже самая архиерейская мантия святителя, для многих по его молитвам явившаяся источником исцелений, сшита из грубой крашенины. Обращая на свои потребности лишь самую малую часть дохода, получаемого с земель и угодий архиерейского дома, святой Митрофан все остальное, как уже говорилось, обращал на нужды своей епархии и главным образом – на благотворения. Доходы Воронежского святителя после увеличения епархии были немалые. Об этом можно судить хотя бы по тому, что по смерти святого Митрофана осталось денежной казны в архиерейском доме около 25 тысяч рублей на наши деньги. И тем не менее, помогая бедным и несчастным своей паствы, святитель сам умер бедняком, который не мог ничего оставить на поминовение души. «А келейных моих денег, – читаем в предсмертном завещании святого Митрофана, – у меня нет. не имам в келлии своей ни злата, ни сребра, что дати на воспоминание души моей грешной».
Путем евангельского милосердия собирал святитель себе сокровища на Небеси; здесь, по слову Христову, полагал он свое сердце; сюда же возносил и ум свой. Любимой и постоянной мыслью святителя была мысль о смерти, как свидетельствует синодик Благовещенского собора, статьи которого собраны по указанию святого Митрофана. Память смертная, как верный страж, охраняла сердце святителя от привязанности к временному и тленному, вселяя в него жажду вечного. Этой же постоянной мыслью о смерти объясняется и трогательная черта в жизни святителя, его заботливость о поминовении всех умерших безвестной, безгодной и горькой смертью, скончавшихся на войне и в бедности, без покаяния и не имевших возможности пожертвовать на свое поминовение. Синодик заканчивается следующими молитвами, которые показывают, как близки были сердцу святителя все скончавшиеся без надлежащего христианского напутствия: «Помяни, Господи, души. преставившихся скоропостижною смертию без покаяния и без причастия, без отцев духовных и утопших от Адама и до сего дни, а имена их Ты, Господи, веси, и сотвори им, Господи, вечную память и подаждь им, Господи, Царство Небесное».
