Иосиф пристроил оловянный подсвечник на пол. Сев на ящик, он помолчал. Наконец, Иосиф повернулся к Джону: «Я ему сказал, что мне надо вас осмотреть. Как вы себя чувствуете?»
-Неплохо, - Джон попытался улыбнуться. «Это полковник де Монтреваль, муж Элизы».
-Рад встрече, - Иосиф все смотрел в светло-голубые глаза зятя. «Джо в безопасности, в Амстердаме. Твоя дочь, Джон, тоже там. У тебя как раз внук сейчас должен родиться. Или внучка, - генерал Кардозо коротко улыбнулся. «И зять твой с нами, - Иосиф махнул рукой наверх. «Но, как ты сам понимаешь, если я еще объясню, зачем я сюда приходил, то ему здесь делать нечего».
Они послушали, как шумит за окнами ветер. Иосиф вздохнул: «Опять дождь пошел. Я читал статью мистера Дэви об этом газе. Я все-таки интересуюсь наукой. Наши…, - он прервался, - наши офицеры вдохнули его, но совсем немного. Судя по всему, для людей он безвреден».
-Почему так? - вдруг спросил Жюль. «Животные ведь умирали…»
Иосиф поднялся и взял подсвечник: «Все же есть разница между животным и человеком. Теодор здесь? - поинтересовался он у зятя.
-Да, - признал тот. «И сын его в армии нашей, они укреплениями занимаются. И мой сын тоже».
-Я так и думал, - Иосиф поморщился - горячий воск капал ему на пальцы. «Я не смогу вас спасти, - сказал он, уже у двери. «Я бы хотел, Джон, но я не смогу. Вас расстреляют, утром, а потом он начнет сражение».
-Это ничего, - после долгого молчания сказал герцог. «Ничего, Иосиф. Может быть…, может быть, мальчик…, Мишель, все же как-то придет сюда? Я бы хотел его увидеть».
-Я постараюсь, - а потом они услышали лязг засова. Жюль, устало, заметил: «А дядю Теодора он спас. И этот юноша, Мишель, спас кузена Пьера».
-Теодор был ранен, - Джон закашлялся и сплюнул на пол. «Пьеру они помогли бежать после сражения, Жюль, Наполеону просто было не с руки тогда разбираться, что произошло на самом деле, он на Москву шел. А мы с тобой, шпионы, что попались на месте преступления, так сказать. Жалко только, теперь никто не узнает, что этот газ для человека безвреден».
-В горле першит, - пожаловался Жюль. «Продуло, наверное. Все же ночь сырая была. Впрочем, - он горько усмехнулся, - какая разница, часа через три нас выведут во двор и расстреляют у стены».
-Марта о твоей жене позаботится, ты не волнуйся, - Джон опять покашлял. «И о Жане тоже. А мои, - он вздохнул, - мои все взрослые уже, не страшно».
-Главное, - думал он, чувствуя боль в горле, - главное, чтобы мальчик не погиб. Шестнадцать лет, всего шестнадцать лет…Хорошо, что я ему запретил с нами лететь, ни к чему это было».
-Джон, - услышал он голос Жюля, - сейчас, хотя бы, поговори с этим юношей, если он придет. Все же зять твой, отец внука твоего, или внучки. Какая разница, на чьей он стороне воюет?
Джон почувствовал в темноте, что Жюль улыбается.
-Не ожидал от тебя, - сказал он сдавленно - горло болело все сильнее.
Полковник тяжело вздохнул: «Опять кашлять хочется. Простыли мы с тобой. А то, что я считаю Наполеона узурпатором, дорогой мой, не значит, что надо отказываться от семьи. Что у нас есть, кроме нее? Ничего. Видишь, мне надо было до четвертого десятка дожить, и за два часа до смерти я это понял».
Они услышали скрип железа по камню, кто-то поводил свечой в темноте. Совсем молодой голос робко сказал: «Ваша светлость…»
-Красивый мальчик, - невольно подумал Джон. «Мне Марта о его матери рассказывала - он на нее похож, конечно».
-Там, наверху, - Мишель присел рядом с ним, - никто не знает, кто вы такие. И не узнают, конечно. Ваша светлость…., - он замялся, - я знаю, вы были против нашего брака, но я вам обещаю, я всегда буду рядом с Джоанной, всегда позабочусь о ней, о детях наших…, - Мишель покраснел. Герцог, вдруг, улыбнулся: «У вас сейчас как раз дитя будет, мне Иосиф говорил. Жалко, что я его не увижу».
-Мы ему о вас расскажем, - Мишель, на мгновение, коснулся руки герцога. «Или ей, ваша светлость. Обязательно. Вы простите, что….- он помедлил. Джон, превозмогая боль в горле, которая растекалась, казалось, куда-то вниз, к легким, ответил: «Ничего, милый. Это война, и мы с Жюлем знали, на что шли. Ничего».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Раздался сдавленный голос: «Джон…, Дышать…воздуха…, нет….»
-Сейчас, - Мишель подхватил свечу. «Сейчас я дядю Иосифа позову, сейчас!»
Он выбежал. Джон, тяжело задышав, с ужасом услышал хрип из темноты: «Джон…, Как больно…, Больно….»
Он и сам закашлялся, - мучительным, раздирающим все тело кашлем, - и еще успел подумать: «Мы были неправы. Этот газ смертелен для всех. Просто животные меньше весят, и умирают сразу, тем более при большой концентрации его в воздухе. А мы…., - он ощутил страшную тяжесть в груди, и уже не услышал, как Иосиф, наклонившись над ними, велел: «Немедленно наверх!»
Наполеон распахнул ставни и вгляделся в туман, что висел над лужайкой: «Дождь утих. Господи, - он внезапно поежился, - кто бы мог подумать, что Иосиф окажется прав? Если этот газ распылить на поле битвы, то она закончится уже через три-четыре часа. Нельзя так воевать…., - он покачал головой и обернулся к офицерам: «Собираемся. Нам надо быть в лагере. Все себя хорошо чувствуют?».
Они молчали. Наконец, кто-то неуверенно сказал: «Генерал Кардозо нас всех осмотрел и велел - при малейших признаках удушья или кашля, немедленно возвращаться в госпитальные палатки».
-И очень правильно велел, - Наполеон, натянув шинель, засунул руку в карман: «Письма сжечь. Сейчас все уедут, и сожгу. При Жозефе и Мишеле это можно сделать, они ничего не скажут. Жозеф меня опять спас, в который раз уже».
-Ваше величество, - спросил один из адъютантов, - а что это были за люди?
-Англичане, - коротко отозвался Наполеон, - а больше о них мы ничего не узнаем, тем более теперь. Идите, и не болтайте о том, что видели, понятно?
Он проводил взглядом офицеров, и прислушался. Крики, доносившиеся из-за двери столовой, куда отнесли отравленных, стихли.
Наполеон закрыл глаза и вспомнил бьющихся в судорогах людей, их синие, опухшие губы, раздирающий, высокий крик: «Больно! Дышать, дышать нечем….». Одного из них стало рвать красноватой пеной, запахло кровью. Иосиф, удерживал рвущегося, хватающего воздух человека: «Он скоро умрет, ваше величество. Отек легких, у него вся кровь в организме сейчас туда хлынула».
Второй, - тот, что был пониже, - лежал, скорчившись на полу, с мертвенным, серым лицом. Мишеля держал его за руку. Майор де Лу поднял голубые, чуть покрасневшие глаза: «Он просто впал в забытье. Пульса нет совсем».
Наполеон распахнул дверь столовой и увидел, как Иосиф и Мишель укладывают рядом трупы. Генерал Кардозо, повернувшись, развел руками: «Оба мертвы, ваше величество. У этого, - он указал на русую, в седине голову, - легкие разорвались. У второго, - Иосиф взглянул на светловолосого мужчину, - сердце встало».
Наполеон посмотрел на испачканный пеной и кровью пол: «Они так и не сказали - кто они?»
-Нет, - ответил генерал Кардозо. «Не сказали».
-Мишель, - велел Наполеон, - дай кресало, и надо седлать лошадей. Пять утра, через час я хочу начать артиллерийскую подготовку. Мы их здесь оставим, - он взглянул на трупы, - нет времени рыть могилу. Иди, Жозеф, - он потрепал генерала по плечу, - поспи хоть немного, скоро у вас начнется горячее время. И спасибо тебе, - он вздохнул, все еще всматриваясь в лица мертвецов.
Когда Иосиф с Мишелем ушли, Наполеон чиркнул кресалом. Раскурив сигару, император приложил ее к уголку верхнего письма. Он увидел, как пропадают в огне ровные строки. Вытерев одной рукой глаза, он бросил горящую пачку на пол.
Тлеющие обрывки бумаги закружились по комнате. Наполеон, нагнувшись, закрыл простыней трупы. Положив руку на пистолет в кармане шинели, он вышел во двор. Над равниной Ватерлоо уже поднималось слабое, тусклое солнце, туман еще не рассеялся. Наполеон, сев в седло, взглянул на небо: «Все равно дождя не миновать».
Они выехали из ворот фермы и направились на запад, к шатрам французского лагеря.
