подкалывать и троллить отца, но как-то очень быстро (вот оно родство-то где себя, слава те богу, проявило!) делать это перестала.
Сидела, щурила глаза, очень похожие на Михины желтовато-карие (по-волчьи хищные, как сказала когда-то Ильза, чтоб ей), слушала внимательно, кивала, несколько раз уточнила про марку мотика («Что за «Гусь» такой?»), про номера («Регион-то хоть запомнил? Только утенка желтого?! Ну ты ваще!»), про марку фотоаппарата («Какие там хоть буковки были?»), обругала Миху тормозом и ушла к себе в комнату с туманным обещанием: «Поищем».
Глава 14
Миха и сам, честно сказать, пытался искать — ну, после того, как понял, что случайная встреча на Трэфене не отпускает, засев в сердце острой занозой, а никакие доводы рассудка в качестве обезболивающего и обеззараживающего не работают.
Самым простым вариантом было просто попросить коллег в той больничке, в которой он оперировал Ильзу, слить ему ее паспортные данные. Но тут выяснилось странное: Тамара, к которой Миха и подкатил с цветами, конфетами и вопросом, подношения, конечно, приняла, а вот с остальным помочь не смогла. Выяснилось, что сынок Княжича — Антоша, бля! — особо позаботился, чтобы нигде в больничной документации не осталось и следочка о том, что некогда здесь была прооперирована девушка по имени Ильза и с какой-то непростой, вроде бы тоже иностранной фамилией, получившая из-за мотоаварии разрыв селезенки.
— О как! — поразился Миха и даже руками развел.
— Такие дела, — подтвердила Тамара. — Так что простите МихалИваныч, но никак помочь не смогу. Разве только… Чаю с булочкой хотите? С ма-аком!
Миха отказался, а после всю дорогу домой только и делал, что пытался составить из вроде бы абсолютно разных, неподходящих друг к другу фигур единую конструкцию. Просто потому, что теперь почти не сомневался: те двое, что сначала гнались за Ильзой, когда сам Миха ехал на Трэфен, а после пытались учить ее жизни уже на фестивале, были напрямую связаны с сынком Княжича, которому было до Ильзы какое-то особое и малоприятное дело.
Был вариант позвонить еще разок Владлену Корнееву. Не Княжичу, а именно Владлену — отцу мальчика Антоши, который что-то совсем расхулиганился. Но он — Миха Быстро — тому мальчику ведь не школьный учитель, чтобы звонить домой его родителям и требовать навести среди этого самого мальчика порядок. Да и вообще как-то не по-мужски было…
Что ж там между этим мажорчиком и девушкой на «Гусе», да еще и с позывным Нильс, произошло такого?..
Любовь и ревность?
— Любовь и ревность навсегда меня поймали в сети… — задумчиво пропел себе под нос Миха, внезапно припомнив песенку в исполнении переодетого в женщину Калягина.
— Любовь и бедность, — поправила его Васька.
— С милым рай и в шалаше! — наставительно сказал Миха.
Но дочь лишь хмыкнула, дернула плечом и снова уткнулась в монитор.
Миха жарил картошку, Васька сидела рядом и, судя по доносившимся из динамиков ноута звукам, просматривала видео с какой-то байкерской тусовки. С Трэфена? Все еще ищет Ильзу? Ну что? Логично. Миха и сам поисках утерянного душевного равновесия некоторое время назад просмотрел в интернете все видео с феста, все выложенные народом фотки. Надеялся, что найдет на них Ильзу, свяжется с тем, кто ее фотку и выложил и задаст свои очень важные вопросы. Но нет. Та ни разу и нигде в кадр не попала. Да и неудивительно: самый обычный моц, самый обычный шлем, да и девки в перьях, короткой юбке, чулках с подвязками и на каблуках в качестве «нажопницы» у нее не было — одни только кеды в цветочек, не интересные никому, кроме свихнувшегося, похоже, на них Михи.
Жизнь — боль. С другой стороны, всегда стоило помнить то, что всегда в таких вот случаях повторял старый патологоанатом Яков Бляхер: «Шоб я так жил, как они мучаются!»
Васька цыкнула зубом, схватил в одну руку ноут, в другую — яблоко из вазочки на столе и пошла с кухни.
— Куда? — возмутился Миха, — Ужин уже почти готов!
— Я не буду. Жрать жареную картошку, считай, ночью — это отстой.
— А мне нравится, — пробормотал Миха, ухватил особо зажаристый кусочек и сунул его в рот.
Было горячо, но очень вкусно…
— Хотя давай, — мрачно сообщила вдруг возникшая на пороге Васька. — Так пахнет, что сил нет.
И полностью удовлетворенный таким поворотом Миха достал из сушки две тарелки и две вилки. Хорошо… Ели молча, потому что Васька продолжала пялиться в монитор ноутбука. Но и это было хорошо. С одной стороны, не в глухом одиночестве, а с другой — от по-прежнему клубившихся в голове мыслей никто не отвлекает.
А что если поискать Ильзу через Фабрику? Если она увлекается гонками, да еще и пытается на них заработать, то там ее вполне могут знать… Хотя как раз Фабрику она вроде бы ни разу не упоминала, зато говорила о каком-то никак с фабрикантами не связанном Алике, который устраивал нелегальные гонки с нехилыми денежными призами для победителей.
«Надо поговорить об этом типе с кем-то из наших. В чатике спрашивать глупо — никто не станет делиться чем-то подобным в общей беседе, а вот в личке…»
Подумалось о Гринче, который поразительным образом знал все и всех. Это был вариант. Но Миха, покумекав так и этак, все же решил отложить всю эту криминальщину на крайний случай, а пока подождать результатов Васькиных изысканий. Она-то была полна оптимизма! Уверяла Миху, что точно найдет: по его же, Михиным, фотографиям и вычислит — ведь невозможно же, чтобы девушка, нащелкав в разных видах интересного ей парня, с которым еще и переспала, после не выложила бы его фотки в сеть! Ход Васькиных мыслей казался Михе продуктивным и реальным, но в то же время изрядно тревожил. А вдруг Васька и правда Ильзу найдет? Что тогда делать ему, Михе Быстро?
Ильза-то тогда сама ушла. Сбежала. Из Михиной палатки, а после и из лагеря. Почему? Стыдилась того, что по пьяни переспала, по сути, с незнакомцем? Или она действительно не хотела никакого продолжения? Ну, всех этих объяснений, схождений и расхождений… В точности как сам Миха, надумавший завершить «ночь любви» кратким: «Спасибо, было круто, как-нибудь обязательно повторим».
Идиотина! Долбак великовозрастный! Ссыкун!
Может, ничего не ждать и все-таки списаться с Гринчем, чтобы узнать про этого самого Алика? Или для начала съездить на Фабрику, потереться среди тамошних, поспрашивать…
На душе было неспокойно. Да и Васька вдруг посмурнела — что-то у нее с поиском не задалось. Однако через пару дней она
