Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мордвинов пленил зрителей тем, что сумел передать подлинные чувства и страсти своего героя, зажечься его мироощущением. Меньше всего заботило артиста представить Тиграна в лучезарном ореоле своей положительности и непререкаемой правоты. Мордвинов стремился создать живой, непосредственный образ хорошо знакомого ему современника. «Мой Тигран, — писал Мордвинов, — был веселым и жизнерадостным человеком, со специфически народным юмором, поистине неиссякающей энергией, увлекающимся, вдохновенным и даже немного суетливым. Энергично руководил он работами по строительству, страстно отстаивал свой проект, гневно разбивал вредительские предложения, светло и радостно любил свою жену, Василька. С песней смело бежал он то по скалам, то по зеленым горам;, обращаясь к солнцу, торопил его восход, чтобы скорее начать новый день, полный труда и борьбы» Здесь уместно сказать, что атмосфера романтической взволнованности как образа» Тиграна, так и всего спектакля необычайно гармонировала с живописным решением постановки. Отличные декорации Мартироса Сарьяна, с живым ощущением своеобразия природы Кавказа, их яркие цветовые сочетания и выразительная передача пространства усиливали эмоциональную тональность спектакля.
Вспоминая время совместной работы с художником, Мордвинов писал: «Сарьян увлекся и создал полотна такой красоты и силы, такого волшебства, что я, исполнитель главной роли, — сопостановщик спектакля, знакомый с эскизами, декорациями, взбежав по узкой тропинке на холм, раскрыл руки, чтобы приветствовать свою жену и сына, стоящих внизу… и замер от восторга. Я забыл, что мне надо играть, что все это должно быть для меня — Тиграна — знакомым, привычным… Я еле вошел в роль».
С образом Тиграна в сценическое творчество Мордвинова впервые вошла новая большая тема — тема героического труда советских людей. Сама жизнь, окружавшая актера, была лучшим примером того трудового энтузиазма, которым в те годы была охвачена страна. Ростов уже тогда являлся средоточием многих больших предприятий — первенцев социалистической индустрии. Время постановки «Тиграна» совпало с мощным ростом движения ударников труда. Именно в тот период, совсем неподалеку от Ростова, в Донбассе на шахте «Центральная-Ирмино» совершил свой трудовой подвиг Алексей Стаханов. Труд в Стране Советов становился делом чести, доблести и геройства. Мордвинов встречался со многими непохожими друг на друга Тигранами — он видел их среди рабочих ростовских заводов, на шахтах Донбасса, в многочисленных гастрольных поездках, при встречах со стахановцами, наконец, в зрительном зале своего театра.
«Героический пафос заключался в самом характере Тиграна, — вспоминал впоследствии Мордвинов, анализируя свое понимание образа, — героический пафос, наполнявший советскую жизнь… И я считал очень существенным то новое, принципиально новое, социалистическое отношение к труду, которое было присуще моему герою. Вечно на ногах, вечно торопящийся и торопящий… Не знаю, успевал ли он спать. Вероятнее всего, на час-другой прикорнет, не раздеваясь, на своей походной койке и на рассвете вновь вскочит, неутомимый и бодрый, веселый и солнечный, чтобы отправиться тотчас в горы — на строительство, на взрывные работы».
Мордвинов сознательно укрупнял фигуру Тиграна. Разумеется, дело было не просто в «должностном» укрупнении героя, не только в превращении начальника строительства маленькой районной гидростанции, каких немало возникало тогда на Кавказе, в руководителя стройки большого масштаба. Задача Мордвинова заключалась в том, чтобы выразить в Тигране неуемную радость созидания новой жизни, раскрыть героя, который осознал себя полноправным хозяином страны. «Человек все может сделать» — с этим убеждением проходил Тигран — Мордвинов через весь спектакль. Мордвиновский Тигран не замыкался в кругу непосредственных производственных заданий. Горячка будней не заслоняла от него множества других дел и вопросов, которыми жила группа строителей. Тиграна заботила судьба спасенного от смерти мальчика, он радовался новым плодам, выращенным садоводом. И все это не по должности, не по обязанности, а искренне, от души. Руководя взрывными работами, чтобы покорить бурную реку Марту, он фантазировал о преображенной в будущем земле, о людях, повелевающих силами природы.
«Смотри, что наука делает, — горячо, с восхищением говорил Тигран — Мордвинов. — На десятки километров вверх летаем, сумасшедшие реки себе в руки берем. Северный полюс завоевали, каждый шаг солнца, звезд, луны знаем до сотой секунды».
Еще в большей степени, чем в Ваграме, Мордвинов в Тигране сумел выразить прошлое своего героя. На основе скупых фраз текста роли актер построил нелегкую биографию Тиграна. Ту самую землю, на которой он сейчас возводит станцию, Тигран когда-то отвоевал у белых. Был он смелым, самоотверженным бойцом, но еще многое казалось ему неясным. Полюбил русскую казачку Василису, и она стала женой и верной подругой армянского большевика. Василиса помогла Тиграну приобщиться к культуре, раздвинула его горизонты. Вместе они постигали правду революции, вместе прошли по лихим дорогам гражданской войны… И все эти страницы жизни Тиграна Мордвинов перелистывал, как бы заново переживая прошлое, наполняя им сегодняшнее, думая о будущем.
Палитра исполнительских приемов актера, как и в предыдущих ролях, целиком была подчинена жанрово-стилистическим особенностям пьесы и образа Тиграна. В ней превалировали мажорные, оптимистические краски, чувства проявлялись открыто и свободно. Пластическому рисунку роли были свойственны уверенные, широкие жесты, волевая устремленность, порывистость. Вполне естественно, что Мордвинов не мог пройти мимо выражения национальных особенностей своего героя. Они проявились в страстности, темпераментности, экспансивности Тиграна, в нем играла горячая живая кровь. Вместе с тем «экзотичность» героя нигде не была утрированной, в том числе и в акценте речи. Так, в разной эмоциональной окраске повторял Тигран свое любимое изречение: «Орла заперли в чугунную клетку, он разорвал себя и кусочками вышел за решетку»… или поднимал интонацию с характерным прибавлением «а» в конце вопроса. Были, правда, в спектакле отдельные места, где Мордвинова захлестывал темперамент, где выражение чувств шло раздельно с логикой мысли, опережало ее. Так, исполнитель не сумел найти верное решение финальной сцены, когда на его руках умирает Василиса, и он мечется в смятении нахлынувших на него чувств, не в силах поверить в происходящее. Но эти отдельные «срывы» следует рассматривать скорее как проявление неопытности актера, а не как дань осознанной аффектации страстей, в чем некоторые рецензенты упрекали Мордвинова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары
- Олег Борисов. Отзвучья земного - Алла Борисова - Биографии и Мемуары
- Андрей Тарковский. Стихии кино - Роберт Бёрд - Биографии и Мемуары / Кино
- Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Николай Японский - Биографии и Мемуары
- На берегах утопий. Разговоры о театре - Алексей Бородин - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Парабола моей жизни - Титта Руффо - Биографии и Мемуары
- Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов - Сергей Соловьев - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары