Форма входа
Читем онлайн Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Изначально Кафа была греческим городом Феодосией, основанным в незапамятные времена. В эпоху расцвета Западной Римской империи Феодосия пришла в запустение. Заново Феодосия возродилась при византийцах, захвативших южную часть Крыма. Господство греков на Крымском полуострове подорвали монголы, пришедшие сюда по воле грозного Чингисхана. Все города и селения греков в Крыму были разорены монголами. Со временем наиболее крупные греческие поселения вновь были отстроены, чему способствовала бойкая торговля, процветавшая на крымских берегах. Однако на развалины Феодосии греческие поселенцы так и не вернулись. Сюда прибыли генуэзцы и выстроили город-порт рядом с руинами Феодосии.
С той поры миновало уже больше ста лет. К началу смуты, потрясшей Золотую Орду, генуэзцы владели всем южным побережьем Крыма, вытеснив отсюда греков и венецианцев.
Кафа возвышалась на горе, довольно крутые склоны которой спускались к морю в виде ступенчатых уступов. Внизу голубели воды обширной бухты, окруженной отвесными скалами. На широкой каменистой косе генуэзцы возвели верфь и сухие доки для кораблей. Кафа являлась важным перевалочным пунктом для товаров, которые стекались сюда с Руси, Кавказа, Хорезма и Золотой Орды. Отсюда крутобокие суда генуэзцев везли богатства Востока в западные страны.
Город был полностью выстроен из камня, который доставляли из местных каменоломен и с развалин Феодосии. На широкой вершине горы теснились большие дома богатых купцов, двух– и трехэтажные, с башенками и выступающими из стен пилястрами, с узкими закругленными наверху окнами и такими же дверями. Выше всех крыш и башен высился стройный белокаменный собор Святого Георгия с золоченым крестом на четырехгранном медном куполе. Над крышей собора постоянно кружились стаи голубей. В Кафе многие жители имели голубятни, так как голубиное мясо здесь часто подавали к столу. Кроме того, генуэзцы использовали голубей как крылатую почту.
Постоялый двор, где разместились Мамай и его люди, находился близ рынка. Горожане называли этот гостевой двор «Раковиной», поскольку его стены снаружи были облицованы мелкими камешками и морскими ракушками.
Желая произвести впечатление на хозяина гостиницы, на его слуг и прочих постояльцев, Мамай сорил деньгами направо и налево, заказывая себе и своим телохранителям изысканные яства и дорогие вина. Мамай намеренно толкался на рынке, ловя там слухи и пересуды, касающиеся Тохтамыша и перемен, случившихся в Золотой Орде в последнее время. Мамаю было ведомо, что гражданская община Кафы имеет влияние на городской Совет, который никогда не выступит против воли народа. Вслушиваясь в разговоры торговцев и покупателей, Мамай старался уловить настроение жителей Кафы. Ему не терпелось узнать, как относятся горожане к Тохтамышу и готовы ли они выступить против него.
Дабы расположить к себе торговцев, Мамай, не торгуясь, покупал у них вещи, совершенно ему не нужные, нахваливал все их товары. Он подолгу беседовал с кем-то о ценах на воск и мед, а в другом торговом ряду принимался с видом знатока рассуждать об изготовлении древесного угля. Если с Мамаем заводили разговор о красителях для тканей, он и на это охотно откликался, словно занимался этим всю жизнь. Охваченный неистовым желанием выведать у местных купцов их отношение к нему, разузнать через них о том, что замышляют старейшины, Мамай обошел все торговые лавки, хранилища тканей, ювелирные мастерские, заглянул под навесы, где сидят менялы на сундуках с деньгами. Всюду и со всеми Мамай был вежлив и любезен, благо он свободно изъяснялся на фряжском наречии.
Однако достичь желаемого Мамаю не удалось, поскольку здешний люд мастерски умел пускать пыль в глаза, пряча за улыбками и приветливыми фразами свои истинные помыслы и намерения. Мамай чувствовал неискренность в словах тех, кто при нем ругал Тохтамыша, кто выражал готовность вступить в Мамаево войско или же оказать ему любую посильную помощь. Перевидавший на своем веку множество лгунов и льстецов, Мамай прекрасно чувствовал малейшую фальшь в голосе и во взгляде собеседника.
Мамаю стало ясно, что жители Кафы робеют перед ним, зная, что в Солхате у него собрано немалое войско. Местные купцы ругают Тохтамыша, желая сделать приятное Мамаю, только и всего.
«Фряги всегда были такими! – досадливо размышлял Мамай. – Они всегда готовы поддержать сильного правителя и предать слабого. Власти Кафы пребывают в затруднении, ибо не могут решить, за кем из нас большая сила: за мной или за Тохтамышем?»
В свите Мамая имелись люди, которые подталкивали его к разрыву с фрягами. Особенно непримиримо был настроен к фрягам Муршук, доводившийся дальним родственником покойному хану Джанибеку. Муршук происходил из монгольского племени кият, которое славилось тем, что и поныне следовало языческим верованиям и обрядам.
Пребывая в Кафе вместе с Мамаем, Муршук невольно стал свидетелем того, как местные жители и католические священники сожгли живьем на костре двух женщин, обвиненных в колдовстве. По обычаям монголов-язычников, огонь есть некая очищающая сила, дарованная людям небесным богом Тэнгри. Степняки-язычники сжигали на кострах своих умерших стариков и воинов, павших в битвах. Сжигать на костре живых людей, пусть даже в чем-то виновных, есть чудовищное святотатство, полагал Муршук.
– Почему урусы не сжигают преступников на кострах, ведь они тоже христиане? – обратился к Мамаю возмущенный Муршук. – И как понимать этих католиков, твердящих о милосердии и в то же время сжигающих в огне живых людей, словно дрова?
– Урусы являются христианами православного толка, друг мой, – ответил Мамай своему верному нукеру. – Православные христиане не столь жестоки и циничны, как латиняне. Я сам не пойму, на чем основано различие между католиками и православными, ведь и те и другие поклоняются Христу и Деве Марии, все их священные обряды схожи. И все же православные христиане отличаются от латинян, в них больше доброты и гораздо меньше лицемерия. К примеру, урусы могут уживаться рядом с иудеями и мусульманами, а католики не могут. В Кафе нет и не было квартала, где проживали бы купцы-мусульмане. В городах урусов иноверцы издавна живут рядом с коренными жителями.
Возмущало Муршука и то, что католические священники постоянно вещают на проповедях о целомудрии, а между тем в Кафе чуть ли не на каждой улице имеются притоны, где развратные бабенки торгуют собой. Причем среди блудниц очень мало рабынь, большинство из них свободные женщины, загнанные в публичные дома нуждой.
На людях священники гневно осуждают падших женщин, позабывших стыд. Однако Муршуку стало известно, что втихомолку святые отцы сами занимаются сводничеством, приводя на блуд юных монахинь из местной женской обители. Всякий богатый горожанин или заезжий купец может заказать себе на ночь монахиню, заплатив деньги.
Мамай встретился с местным епископом Бонифацием, желая через него воздействовать на власти Кафы и сподвигнуть их на войну с Тохтамышем. Присутствовал при этой встрече и Муршук, который взялся учить язык фрягов, подражая в этом Мамаю.
Бонифаций произвел на Муршука неприятное впечатление. Епископ был падок на вино и жаден до денег, в своей алчности он опустился до того, что стал предлагать Мамаю опробовать в постели «непорочных дев Христовых» за умеренную плату. Мамай же заявил на это, что он не желает пробовать давно скисшее молоко, ибо предпочитает снимать свежие сливки.
Поняв намек Мамая, Бонифаций со слащавой улыбкой сказал, что у него имеется на примете юная девственница из весьма почтенной семьи, что с ее отчимом, пожалуй, можно будет договориться. «Вот только стоить это удовольствие будет немало!» – многозначительно добавил епископ.
– О деньгах не беспокойся, преподобный отче, – надменно усмехнулся Мамай. – Я же не с пустыми руками приехал в Кафу! Веди сюда свою девственницу, а то у меня кровь застоялась в жилах от долгого безделья.
Епископ удалился, пообещав Мамаю, что девушку доставят к нему нынче же вечером.
После ухода епископа Муршук принялся выговаривать Мамаю, что тому лучше всего поскорее уехать из Кафы.
– Здесь живут гнусные люди, повелитель, – молвил Муршук. – Ты же сам слышал их речи, полные недомолвок. Разве можно положиться на этих людей, продающих на разврат своих дочерей! Здесь все пропитано ложью и алчностью, даже сутаны священников, благоговейно рассуждающих о Боге и в следующую же минуту забывающих о Нем, если беседа заходит о наживе. Последний бедняк в моем кочевье честнее и благороднее всех этих знатных фрягов, давно променявших честь и совесть на звонкую монету!
– Ты слишком молод, друг мой, – сказал на это Мамай, – поэтому рубишь сплеча. Хочу тебе заметить, что и в Сарае полным-полно всякого гнусного отродья даже среди вельмож. Уж я-то ведаю об этом, ибо почти двадцать лет прожил в окружении сарайских ханов. Меня пытались отравить, мне подсыпали толченого стекла в чашу с питьем, против меня интриговали, строя козни за моей спиной… Бывало всякое! И эти люди были отнюдь не фряги, не греки и не русы. Это были татары из самых знатных родов.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников бесплатно.
Похожие на Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников книги
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников - Историческая проза
- Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия - Дмитрий Балашов - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев - Историческая проза
- Залитая кровью Победа. Серия «Бессмертный полк» - Александр Щербаков-Ижевский - Историческая проза
- Ключ-город - Владимир Аристов - Историческая проза
- Семен Палий - Мушкетик Юрий Михайлович - Историческая проза
- Страстная неделя - Луи Арагон - Историческая проза
- Половецкое поле. Маленькая повесть. Рассказы - Василий Кириллович Камянский - Историческая проза
